Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Серьезно, товарищ полковник! — Плетнев щурился и моргал. — Ни черта не вижу. Как стрелять? Солнце слепит.
Иван Иванович почему-то по-зверьи ощерился и проговорил сквозь сжатые зубы, как если бы Плетнев был его злейшим врагом:
— Да насрать мне на твое солнце! Позиция утверждена! Понял?! И никакой самодеятельности!
Он не шутил. Плетнев сразу как-то внутренне окаменел от злости и беспомощности. На мгновение у него возникло чувство, что он снова бесполезно бьется о днище баржи, ему негде вдохнуть воздуха… он обречен, и нет сил, чтобы что-нибудь исправить!..
— Но, товарищ полковник… — выдавил он.
— Без всяких «но»! — заорал он. — Игры кончились! Это боевая задача! Понял?! К бою!
Еще четверть секунды Плетнев смотрел в его остервенелое лицо. Потом со свистом выдохнул сквозь зубы застоявшийся в легких воздух.
— Есть!..
Расчехлил винтовку.
А, плевать. Что он может сделать?..
Выбрал один из двух больших угловатых камней. Устроился за правым.
Приник к окуляру.
В радужном сиянии серая лента дороги слоилась и плыла.
Плевать. Приказ есть приказ. Иван Иванович боится сменить позицию. Потому что позиция утверждена. Ее утвердили вышестоящие начальники. Если Плетнев промахнется с утвержденной позиции, то отчасти в этом будут виноваты именно они — вышестоящие. Они ведь сами утвердили… А если Иван Иванович позволит ему сменить позицию, а он, скажем, опять же промахнется, то часть вины ляжет на Ивана Ивановича. Основная доля на Плетнева, конечно. Но часть и на Ивана Ивановича. Никак не на вышестоящих начальников. Они же утвердили позицию? — утвердили. А он разрешил снайперу сменить… Нет, такого он себе позволить не может… как же!.. утвержденную-то!.. Пусть уж лучше Плетнев в белый свет как в копеечку… Вот сволочь!
Послышался дальний гул автомобильного мотора.
Плетнев оторвался от окуляра и, щурясь и моргая, снова приложил ко лбу ладонь.
Пустая дорога в мареве солнечного света.
Показалась машина. Такси. Довольно медленно едет.
Он засек время. Через восемь секунд автомобиль пропал за урезом холма.
Кортеж наверняка будет двигаться с большей скоростью.
Значит, у него меньше восьми секунд. Сколько? Семь? Шесть? Допустим, шесть. Шесть секунд — это шесть выстрелов. Довольно торопливых выстрелов. Учитывая, что…
А, плевать. Сделает, что сможет. Все, что сможет…
Очень скоро — стоило солнцу еще чуть подняться — стало жарко. Плетнев часто отрывался от прицела, щурился, моргал, тер глаза. От мокрых висков по щекам катились капли пота.
Гладкий асфальт бликовал, и пустая изогнутая дорога была похожа на саблю. Серый гравий на обочинах тоже поблескивал.
Когда становилось совсем тихо и можно было быть уверенным, что машины не выскочат неожиданно из-за поворота, он сквозь сетку прицела рассматривал залитый солнцем выгорелый склон. Кое-где из него торчали камни. Покачивались какие-то невзрачные цветы. Порхали бабочки… Воздух казался жестяным — весь он звенел голосами цикад и кузнечиков… Иногда по сухой траве пробегался ветер, и тогда она шелестела и шепталась.
* * *Стюардесса с поклоном подала Тараки воду, снова поклонилась и пошла назад по проходу.
Генеральный секретарь наклонил голову и проводил ее внимательным взглядом.
— Ах, дорогой Тарун! — сказал он затем, отхлебывая из стакана. — Как прекрасна жизнь! Ты не находишь?
И с усмешкой посмотрел на своего спутника.
— Да, — более из вежливости согласился Тарун. — Конечно.
Его мысли крутились вокруг предстоящего отчета. Амин велел не спускать глаз с Тараки… но как он мог это сделать? Во время официальных приемов ничто не мешало ему слушать, но официальные приемы для того и придуманы, чтобы тратить массу времени и сил на произнесение разного рода благоглупостей, позволяющих не сказать ни слова о том, что на самом деле имеет значение. А на переговоры Тараки ездил один. С ним беседовал сам генсек Брежнев и его правая рука — глава тайной полиции Андропов. Именно это казалось странным Таруну. По идее, речь шла о технической и военной помощи, поэтому на этих встречах уместнее было бы присутствие Косыгина или министра обороны Устинова. И вот на тебе: Андропов. Тараки не говорил, о чем конкретно шла речь во время их беседы. Но вернулся он с нее довольно взвинченный. И какой-то решительный. Похоже, чем-то его приободрили… приласкали. Вселили новые надежды. На что именно?..
— Конечно, — повторил Тарун, уже улыбаясь. — Жизнь и в самом деле прекрасна. Особенно когда вокруг нас этакие прелестницы…
— Да, да! — с чувством согласился Тараки. — Когда мы покинем наконец юдоль земных скорбей, я буду рад, если в раю нас встретят похожие!..
Он поднял руку и щелкнул пальцами.
— Доченька, — ласково сказал он снова подбежавшей девушке. — Знаешь что? Ты такая красавица! Принеси нам, пожалуйста, бутылку коньяку и пару рюмок. Выпьем за твое здоровье!.. Да, и лимон не забудь нарезать!..
Может быть, они все-таки согласились ввести войска? Или, по крайней мере, намекнули, что скоро согласятся? Вряд ли, вряд ли… этого он бы не утаил… слишком большая победа… такие победы не замалчивают…
— Вот умница!.. иди я тебя поцелую!
Генсек обнял ее чуть ниже талии и, когда девушка, стыдливо улыбаясь, наклонилась, смачно чмокнул в щеку.
— Ах, персик ты мой! — вздохнул он. — Нет, не надо… поставь, я сам все сделаю.
Тараки разлил коньяк по рюмкам, поднял свою и, глядя Таруну в глаза, сказал:
— Давай выпьем за удачу, а? Пусть у нас будет удача! Все остальное тогда тоже будет!..
Они чокнулись, Тарун пригубил. Тараки опрокинул рюмку в рот, тут же наполнил снова, выпил и только теперь зажевал долькой лимона.
— Ах, дорогой Сайед! — сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Как трудно быть у власти! Как много ошибок приходится совершать!..
— Перестаньте, Нур Мухаммед, что вы говорите! — возразил Тарун. — Какие ошибки? Если они и случаются, то по вполне понятным причинам. Ведь вы ведете корабль страны в штормовом море революции!
— Да, да, — согласился Тараки. — Вот именно. Вот именно. И у меня так мало помощников!.. Я надеюсь на тебя, дорогой Сайед. Очень надеюсь…
— Постараюсь оправдать ваши надежды…
— Почему ты не пьешь? — спросил Тараки.
— Я не так устал, как вы, учитель, — с извиняющейся улыбкой ответил Тарун. — Эти дни я только расхаживал рядом с вами, как на прогулке, а весь груз решений и ответственности ложился на ваши плечи!.. Какие важные переговоры вы провели в Гаване! Какие в Москве!.. Конечно, сейчас вам следует немного выпить, чтобы расслабиться…
— Да, — вздохнул Тараки. — Это верно.
Он неторопливо наполнил рюмку.
— А главные из моих помощников, они… — Тараки неподвижно смотрел в пространство. — Ну ладно, не будем об этом.
Опрокинул рюмку в рот, пожевал лимон. Сморщился.
— Главный ваш помощник — это, конечно же, Амин, — осторожно сказал Тарун. — Рядом с ним другие кажутся неопытными детьми.
Тараки хмыкнул и с интересом посмотрел на адъютанта.
— Ты считаешь? А тебе не кажется, что его становится все больше и больше? Его становится слишком много! Не замечал?
— Товарищ Амин просто работает, — сказал Тарун, пожав плечами. — Если бы он ничего не делал, его было бы слишком мало. И он был бы никому не нужен…
— Не знаю… У меня такое чувство, что скоро он займет все.
— В каком смысле? — удивился Тарун.
— В прямом. Все посты… все дворцы и резиденции… все! все!
Тарун молчал.
— Да, но ведь товарищ Амин… — начал он неуверенно.
— Хватит! — неожиданно крикнул Тараки, ударив по столу кулаком. — Товарищ! Тоже мне — товарищ! Такой товарищ опаснее врага! Ты знаешь, что он готовит на меня покушение?
— Вы шутите!
Тараки криво усмехнулся, глядя ему в глаза. Потом вздохнул.
— Конечно, шучу. Ты же знаешь — я большой шутник!.. Но то, что он хочет сжить меня со свету, — чистая правда. Я начинаю его бояться. Честное слово, я хотел бы видеть его меньше…
Он потянулся к бутылке, налил коньяк в рюмку. Поднял ее, посмотрел на свет.
— Но, ты знаешь…
— Что?
Тараки неспешно выпил. Морщась, сунул в рот дольку лимона, прожевал.
Вдруг пьяненько засмеялся и погрозил адъютанту пальцем.
— Знаешь, боюсь, мы его уже вообще никогда не увидим!..
Снова рассмеялся, глядя в изумленно-испуганное лицо Таруна, залихватски махнул рукой и отвернулся к окну.
Внизу лежали горы.
* * *Пункт боевого дежурства ПВО Кабула работал в обычном режиме. Операторы сидели за пультами. Зеленовато светились экраны локаторов, без конца рисуя свои раз и навсегда отмеренные круги. В дальнем углу комнаты два офицера, стоя за большим столом со схемой расположения, возбужденно переговаривались по-афгански.
- Монолог перед трубой - Вестейдн Лудвикссон - Современная проза
- Цена свободы - Чубковец Валентина - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Снег, собака, нога - Морандини Клаудио - Современная проза
- Аниматор - Андрей Волос - Современная проза
- Тоннель - Вагнер Яна - Современная проза
- Яблоки для матери - Валерий Шелегов - Современная проза
- Море, море Вариант - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Всем спокойной ночи - Дженнифер Вайнер - Современная проза