Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Сначала мы добрались до Ликкелфилда. Этот город был мне хорошо знаком. Именно здесь я сброил в поток тело предателя Оффы. Того самого Оффы, что дрессировал собак, продавал новости и выдавал себя за друга, а потом попытался меня предать.

Это был саксонский город, но почти нетронутый датчанами, поселившимися вокруг, и я предполагал, что большинство саксов, как и Оффа, купили этот мир, выплачивая датчанам дань.

Некоторые из них, вероятно, служили в армии Кнута и наверняка отправились на могилу святого Чада в большой церкви Ликкелфилда, чтобы помолиться за победу Кнута. Датчане разрешали христианам иметь церкви, но если бы я попытался устроить святилище Одина на саксонской земле, христианские священники наточили бы ножи. Они поклонялись ревнивому богу.

Над крышами города кружили летучие мыши. Собаки лаяли, когда мы проходили мимо, а боязливый народ, пытающийся их утихомирить, был достаточно сообразителен, чтобы испугаться топота копыт в ночи. Ставни оставались закрытыми.

Мы с плеском переправились через ручей, в который я бросил Оффу, и я вспомнил визгливые проклятья его жены. Почти настало полнолуние, и луна, появившаяся из-за низких холмов, заливала дорогу серебристым светом. Деревья отбрасывали резкие черные тени.

Мы ехали в тишине, не считая стука копыт и позвякивания сбруи, следуя по римской дороге, прямой, как стрела, что бежала через низкие холмы и широкие долины из Ликкелфилда на запад. Мы уже пользовались этой дорогой раньше, не очень часто, но даже при лунном свете местность казалось знакомой.

Мы с Финаном остановились на безлесой вершине холма и взглянули оттуда на юг, пока всадники проезжали мимо. Впереди расстилался пологий склон с остатками соломы, а за ним темнел лес и другие холмы, а где-то далеко мерцал огонек костра. Я повернулся, чтобы посмотреть на восток, в ту сторону, откуда мы приехали. Был ли в небе какой-то отсвет?

Я хотел найти какие-нибудь доказательства того, что Кнут остался в Тамворсиге, что его огромная армия дожидалась зари до того, как выступить, но не заметил на горизонте никаких отсветов от костров.

— Ублюдок гонится за нами, — буркнул Финан.

— Наверняка.

Но далеко на юге я заметил свечение. По крайней мере, мне так показалось. Трудно было судить наверняка, потому что оно было слишком далеко, и, возможно, это был просто обман зрения, что часто случается в темноте. Горящий дом? Или костры расположившейся лагерем далекой армии?

Армии, которая, как я надеялся, была там? Финан тоже всматривался в том направлении, и я знал, о чем он думает или на что надеется, а он знал, что наши мысли и надежды совпадают, но промолчал.

В какое-то мгновение мне показалось, что свечение стало ярче, но я не был уверен. Иногда в ночном небе появляются огни, огромные мерцающие полотнища яркого света, что дрожат и переливаются, как вода, и я гадал, не было ли это одним из тех загадочных сияний, которые изливают в темноту боги, но чем больше я всматривался, тем меньше видел. Лишь ночь, горизонт и чернеющие деревья.

— Мы прошли долгий путь с времен того корабля, на котором были рабами, — произнес Финан с тоской в голосе.

Я гадал, что заставило его вспомнить те далекие дни, а потом понял — он думал о том, что ему недолго осталось, а человек, стоящий перед лицом смерти, всегда вспоминает свою жизнь.

— Ты говоришь так, будто конец близок, — проворчал я.

Он улыбнулся.

— Как ты любишь говорить? Wyrd bið ful āræd?’

— Wyrd bið ful āræd, — повторил я.

Судьба неумолима. И как раз в то мгновение, когда мы бросали безнадежные взгляды в темноту, надеясь увидеть там свет, три норны плели нити моей судьбы у подножия великого дерева.

И одна держала ножницы. Финан по-прежнему вглядывался в южном направлении, несмотря ни на что надеясь, что там появится свет, означающий приближение еще одной армии, но горизонт на юге был темен и освещался лишь звездами.

— Западные саксы всегда были осторожны, — уныло промолвил Финан, — если только только их не вел ты.

— А Кнут неосторожен.

— Он придет за нами, — сказал Финан и снова повернулся к востоку. — Они в часе езды от нас?

— Их разведчики, видимо, да, — согласился я, — но Кнуту понадобится добрая часть ночи, чтобы перевести армию через реку.

— Но как только он переправится… — начал Финан, но не закончил свою мысль.

— Мы не можем убегать вечно, — заявил я, — но мы их замедлим.

— Но на заре две или три соти человек будут наступать нам на пятки, — сказал Финан.

— Да, — согласился я, — но что бы ни случилось, это будет завтра.

— Значит, нам придется найти какое-нибудь место для битвы.

— Да, а сегодня ночью замедлить их продвижение, — я бросил на юг последний взгляд, но решил, что свечение было лишь в моих мечтах.

— Если я правильно помню, — Финан развернул лошадь к западу, — здесь на дороге есть одна старая крепость.

— Есть, но она слишком велика для нас, — ответил я. Это была римская крепость, четыре земляных вала окружали квадратное пространство, где пересекались две дороги. насколько я помнил, на этом перекрестке не было никакого поселения, лишь то, что осталось от могущественной крепости. Зачем он ее построили? На их дорогах хозяйничали воры?

— Она слишком велика для нас, мы не сможем ее защищать, — согласился Финан, — но там мы сможем замедлить продвижение ублюдков.

Мы пошли вслед за колонной на запад. Я постоянно оборачивался в седле в поисках преследователей, но никого не замечал. Кнут наверняка знал, что мы попытаемся улизнуть, и послал бы своих людей на легких лошадях через реку с приказом нас найти.

Их задача заключалась в том, чтобы нас выследить, чтобы Кнут мог последовать за нами и сокрушить. Он торопился и, возможно, был зол, но не на меня, а на себя самого. Он бросил охоту на Этельреда и теперь наверняка понял, что то было плохое решение.

Его армия опустошала Мерсию уже несколько дней, но пока еще не нанесла поражение ни одной армии саксов, а эти армии становились всё сильнее, возможно, даже уже выступили, и у него кончалось время.

Но я его отвлек, захватив семью, спалив корабли и разрушив дома, и в ярости он набросился на меня лишь для того, чтобы обнаружить, что его обвели вокруг пальца и что его жена и дети живы. Если бы у него был здравый смысл, он бы оставил меня в покое, потому что я не был тем врагом, которого нужно было победить.

Ему нужно было вырезать армию Этельреда, а потом отправиться на юг, чтобы разделаться с западными саксами Эдуарда, но я подозревал, что он бросится в погоню за мной.

Я был слишком близко, слишком большим искушением, и мое убийство принесло бы Кнуту даже больше славы, а он знал, что эта маленькая кучка воинов была легкой добычей. Убить нас, спасти сына, а потом развернуться на юг, чтобы сражаться на настоящей войне. Ему бы понадобился лишь день, чтобы нас сокрушить, а потом он смог бы заняться большой армией.

И моей единственной надеждой уцелеть было то, что эта большая армия не осторожничала, а выступила мне на выручку.

Огромная крепость чернела в отбрасываемых луной тенях. Это было обширное пространство, земляной вал, построенный в низине, где пересекались две дороги.

Я предположил, что когда-то внутри стояли деревянные постройки, где жили римские солдаты, но теперь внутри поросших травой стен не было ничего, кроме широкого пастбища, населенного стадом коров.

Я пришпорил коня, перепрыгнул через мелкую канаву и низкий вал и был встречен двумя рычащими собаками, которым пастух немедленно велел заткнуться. Увидев мой шлем и кольчугу, пастух упал на колени.

Он склонил голову и положил руки на шеи своих рычащих собак, дрожа от страха.

— Как вы зовете это место? — спросил я.

— Старый форт, господин, — ответил тот, не поднимая головы.

— Деревня есть?

— Выше, в ту сторону, — он мотнул головой на север.

— Как зовется?

— Мы называем её Пенкрик, господин.

Я вспомнил её, когда он произнес название.

— И там есть река? — спросил я, припоминая, когда я последний раз тут проезжал.

— В той стороне, — ответил пастух, кивая склоненной головой на запад.

Я бросил ему кусок серебра.

— Смотри, чтоб твои собаки вели себя тихо.

— Не издадут ни звука, господин, — пастух посмотрел на серебро в залитой лунным светом траве, потом поднял голову и взглянул на меня. — Да благословит тебя Бог, господин, — сказал он, а потом увидел мой молот. — Пусть боги защитят тебя, господин.

— Ты христианин? — спросил я его.

Он нахмурился.

— Думаю, что да, господин.

— Тогда твой бог меня ненавидит, и ты тоже станешь, если твои собаки издадут хоть звук.

— Они будут тихи как мышки, господин, как маленькие мышки. Клянусь, ни звука.