Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

А теперь он растянулся в реке лицом вниз, и Вздох Змея вонзился в него, проткнув кольчугу и перебив позвоночник, гигант изогнулся, когда я повернул и дернул клинок, а потом щитом толкнул другого человека, стоявшего на коленях и отчаянно пытавшегося пырнуть меня мечом.

Я поставил ногу на спину умирающего воина, выдернул клинок и с силой его вонзил. Острие вошло второму датчанину в открытый рот, будто он проглотил Вздох Змея, а я всё нажимал на меч, наблюдая, как расширяются его глаза, а кровь с бульканьем выливается изо рта, и по всей реке мои люди резали, рубили и протыкали датчан, которые теряли равновесие, падали и умирали.

И мы заорали. Мы выкрикивали наш боевой клич, наш призыв к резне, нашу радость воинов, которых ужас привел на поле битвы. В тот миг не имело значения, что всем нам суждено умереть, что враг превосходил нас числом, что мы могли бы перебить весь кабаний рог, но у них все равно осталось бы достаточно людей, чтобы нас раздавить.

В то мгновение мы были слугами смерти. Мы жили, а они умирали, и всё облегчение от того, что мы выжили, выплеснулось в эту бойню. А мы были мясниками.

Кабаний рог намертво застрял и находился в полнейшем беспорядке, стена из щитов была прорвана, и мы убивали. Наши щиты по-прежнему соприкасались, мы шли плечом к плечу, продвигаясь медленно, ступая по мертвецам, находя промежутки между камнями, куда поставить ногу, рубя и пронзая, втыкая копья в упавших датчан, рассекая шлемы, вгоняя мечи в плоть, а датчане так и не поняли, что произошло.

Задние ряды напирали, толкая передние на препятствия и наши клинки, хотя уже сложно было назвать это рядами. потому что кабаний рог Кнута превратился просто в толпу. Когда река забурлила кровью, а небеса отозвались эхом на вопли умирающих, чьи потроха омыл Там, в толпе распространились хаос и паника.

И кто-то из датчан сообразил, что это несчастье вызовет лишь следующее и что нет нужды отправлять еще больше славных воинов на смерть под клинками саксов.

— Назад! — крикнул он. — Назад!

А мы глумились и насмехались над ними. Мы не стали их преследовать, потому что находились в относительной безопасности, пока стояли к западу от камней на дне брода, а теперь эти камни были усеяны мертвыми и умирающими, клубком залитых кровью тел, удерживаемых на месте весом кольчуг, теперь они возвышались невысокой стеной поперек реки.

Мы стояли у этой стены, называя датчан трусами и слабаками, насмехаясь над их мужским естеством. Конечно, мы лгали. Они были воинами и храбрецами, но мы были обречены, и в тот момент триумфа стояли по колено в воде с окровавленными клинками, и волна облегчения прошла по нашим венам, наполненным страхом и злостью.

А оставшиеся от кабаньего рога воины, что все еще превышали нас числом, вернулись к восточному берегу реки и встали там в новую стену из щитов, еще большего размера, потому что к ним присоединились опоздавшие. Теперь там собрались сотни воинов, может, тысячи, а мы были просто чванливыми глупцами, которым удалось укусить кабана, что чуть нас не выпотрошил.

— Господин!

Это был датчанин Хродгейр, скакавший с вершины холма, где по-прежнему горели костры, посылая тщетные сигналы пустому небу.

— Господин! — выкрикнул он поспешно.

— Хродгейр?

— Господин! — он повернулся в седле и сделал знак рукой, и я увидел за холмом, вверх по течению реки, вторую стену из щитов. В ней тоже были сотни воинов, и они приближались.

Эти люди переправились через похожую на канаву реку, спешились и теперь шли в нашу сторону.

— Прости, господин, — произнес Хродгейр, как будто нес ответственность за то, что не остановил эту вторую атаку.

— Утред! — заревел чей-то голос из-за реки. Там находился Кнут, широко расставив ноги и держа в руке Ледяную Злобу. — Утред, червяк навозный! — позвал он. — Выходи и дерись!

— Господин! — снова заголосил Хродгейр, теперь уставившись на запад, я повернулся и увидел высыпающих из леса и поднимающихся на гребень холма всадников. Сотни людей. Значит, враг был впереди, за спиной и к северу.

— Утред, червяк навозный! — ревел Кнут. — Есть у тебя смелость, чтобы сражаться? Или ты растерял всю свою храбрость? Подойди и умри, кусок дерьма, вонючка, поносная жижа! Иди к Ледяной Злобе! Она по тебе истосковалась! Я оставлю твоим людям жизнь, если ты сдохнешь! Слышишь меня?

Я выступил вперед стены из щитов и посмотрел на своего врага.

— Ты оставишь моим людям жизнь?

— Даже эта твоя шлюха будет жить. Все они смогут уйти! Они будут жить!

— А сколько стоят обещания человека, которого мать родила задницей? — крикнул я в ответ.

— Мой сын жив?

— Живехонек.

— Твои люди могут забрать его в качестве гарантии. Они будут жить!

— Не нужно, господин, — торопливо пробормотал Финан, — он слишком проворен. Разреши мне с ним драться!

Три норны смеялись. Они сидели у подножия дерева и две из них держали нити, а третья — ножницы.

— Разреши пойти мне, отец, — попросил Утред.

Но wyrd bið ful āræd. Я всегда знал, что этим кончится. Вздох Змея против Ледяной Злобы. И я вскарабкался по вражеским телам и отправился драться с Кнутом.

Глава тринадцатая

Урд, Верданди и Скульд — три норны, те женщины, что ткут нити нашей судьбы у подножия дерева Иггдрасиль, огромного ясеня, на котором держится наш мир. Мысленно я представлял их в пещере, не в такой, как та, где меня оседлала Эрция, а гораздо большего размера, почти бесконечной, и через эту ужасающую бездну вздымался гигантский ствол мирового дерева.

И там, где у основ мироздания извивались и сплетались корни Иггдрасиль, три женщины ткали гобелен наших жизней.

И в тот день они выдернули две нити из прялки. Я всегда воображал свою нить желтой, как солнце. Не знаю почему, но так мне казалось. Нить Кнута, наверное, была белой, как его волосы, как рукоять Ледяной Злобы, сделанная из слоновой кости, как плащ, соскользнувший с его плеч, когда он сделал шаг в мою сторону.

Так пусть Урд, Верданди и Скульд решат нашу судьбу. Они не слишком добры, вообще-то, они злобные и отвратительные ведьмы, а ножницы Скульд остро наточены.

Когда эти лезвия режут, слезы проливаются в колодец Урд неподалеку от мирового дерева, а этот колодец питает водой Иггдрасиль, но если погибнет Иггдрасиль, то погибнет и весь мир, так что колодец всегда должен быть полон, а значит, должны быть и слезы. Мы плачем, чтобы мир мог выжить.

Желтая и белая нити. И нависшие над ними ножницы.

Кнут приближался медленно. Мы должны будем встретиться неподалеку от восточного берега брода, на мелководье, где вода едва доходила до лодыжек. Он опустил Ледяную Злобу, держа ее в правой руке, но говорили, будто он одинаково умело пользуется обеими руками.

Щита у него не было, он в нем и не нуждался. Он был проворен, быстрее всех, и мог отражать удары мечом.

В моей руке был Вздох Змея. Он выглядел более смертоносным, чем Ледяная Злоба. В два раза тяжелее и длиннее на ширину ладони, вполне простительно было бы решить, что его длинный клинок вдребезги разобьет меч Кнута, но по слухам, его клинок выковали в ледяных пещерах богов, в пламени, что было холоднее льда, и что этот меч не знает поражений, он быстрее змеиного жала. Кнут опустил его.

Нас разделяли десять шагов. Он остановился и ждал с едва заметной улыбкой.

Я сделал еще один шаг. Вода омывала мои сапоги. Подойди к нему ближе, говорил я себе, чтобы он не мог развернуться со своим зловещим клинком. Он будет этого ждать. Может, мне стоит отойти назад, позволить ему самому приблизиться.

— Господин! — раздался голос за моей спиной.

Кнут поднял Ледяную Злобу, хотя и не сильно сжимал ее в руке. Клинок мерцал серебристыми отсветами при каждом движении. Он заглянул мне в глаза. Тот, кто дерется таким смертоносным мечом, всегда смотрит в глаза противнику.

— Господин! — это был голос Финана.

— Отец! — быстро выкрикнул Утред.

Кнут посмотрел мне за спину, и внезапно выражение его лица переменилось. Он был в приподнятом настроении, но теперь вдруг его лицо озарила тревога. Я попятился и обернулся.

И увидел приближающихся с запада всадников, сотни всадников взбирались на холм, где горели сараи, посылая свои мрачные сигналы небесам. Сколько их?

Я не мог точно сказать, но, может, две или три сотни? Я повернулся обратно к Кнуту, и прочитал по его лицу, что вновь прибывшие — не его люди. Он послал войско через канаву к северу от нас, но эти всадники помешали бы их продвижению к нашему флангу. Если они были саксами.

Я снова обернулся и увидел, как всадники спешивались, а мальчишки отводили их лошадей обратно, вниз с холма, а там, на вершине, где горели дома, выстраивалась новая стена из щитов.

— Кто они? — крикнул я Финану.