Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

нижнем этаже на Литейном, с письменным столом колоссального размера и другими столами, сплошь покрытыми бесчисленными книгами и брошюрами, становилось страшно от ощущения развивающейся здесь мозговой работы. Он все читал, за всем следил, обо всем знал» (цит. по: 122, с. 9).

Тот же Поселянин отмечает и другую черту: «Несравненна была его устная речь: мягкая, образная, приятно-насмешливая и добродушно-ворчливая. Он говорил тем хорошим, чисто-русским народным языком, каким теперь почти не умеют говорить, – и сколько содержательных, метких слов и выражений лилось тогда с его языка. То была речь старого, бывалого деда, обремененного житейским опытом, но продолжающего страстно впитывать в себя впечатления жизни. У него был живой нрав, вечно-юная восприимчивость…» (цит. по: 121, с. 414–415).

В январе 1866 года Константин Петрович женился на Екатерине Александровне Энгельгарт, которой едва исполнилось 18 лет. Супругов, несмотря на значительную разницу лет, связывало искреннее чувство любви. Детей у них не было, и в 1898 году они удочерили девочку-подкидыша Марфиньку. В воспоминаниях современников и в письмах самого Константина Петровича не раз можно найти признания в любви к детям: «Любимые дети, маленькие друзья, коих везде нахожу».

Семейная жизнь их протекала довольно замкнуто, хотя в доме Победоносцевых устраивались еженедельные вечера, супруги посещали официальные приемы, бывали в театрах и на званых вечерах людей их круга. Представление о семейных делах Константина Петровича дает его письмо к А. Ф. Аксаковой от 24 августа 1874 года из Зальцбурга: «Этот год был особенно тяжел для моего дома. Он был весь занят болезнью моей тещи, жившей с нами, и бедная жена моя, горячо любящая с детства мать свою и не перестававшая ходить за нею днем и ночью, совсем истомилась душою и телом. В мае мы схоронили свою больную, и жена моя до сих пор не может оправиться от своей потери. Май прожили мы в Сергиевой пустыни [Свято-Троицкая Сергиева пустынь под Петербургом], а в начале июня уехали сюда, в Зальцбург» (136, с. 168).

Екатерина Александровна участвовала в благотворительной деятельности, с 1889 года состояла попечительницей Свято-Владимирской женской учительской школы в Петербурге. В школе, вся обстановка которой «располагала к незлобивости и искренности», Победоносцев устроил церковь, в которой любил молиться. Согласно его завещанию, при этой церкви он был похоронен в 1907 году, а в начале 1930-х годов – и его жена (125, с. 88).

По убеждениям Победоносцева нельзя было отнести ни к славянофилам-почвенникам, ни к либералам-западникам, хотя он был истинно русским и в то же время европейски образованным человеком. Примечательно его охлаждение к другу юности Н. М. Гилярову-Платонову, ставшему выразителем идей поздних славянофилов. Победоносцев регулярно читал выпускаемую Гиляровым газету «Современные известия», остерегал его от ошибок, защищал в Сенате, цензуре и иных петербургских канцеляриях: «Вы пишете: не судите слишком строго. Да и не берусь быть судьею, а если пишу Вам, то не с намерением осуждать, а с намерением предупредить для Вас опасности на скользком пути журналиста, на который, помните, всегда отговаривал Вас вступать» (136, с. 126). Но в 1887 году, когда старый друг пожелал стать редактором «Московских Ведомостей», поддержки ему не оказал.

Главная черта личности Победоносцева – его церковность. Он был подлинно, глубоко и искренне церковным человеком. «Все заплыло пошлостью – слава Богу, кроме Церкви, которая стоит еще ковчегом спасения, вдохновения, поэзии, – писал он 31 октября 1874 года Е. Ф. Тютчевой. – Это цветущий оазис посреди здешней пустыни; это – чистый и прохладный приют посреди знойной и пыльной площади и шумного рынка; это песня, уносящая вдаль и вглубь – из быта…» (цит. по: 125, с. 85). Возможно, что именно это его качество оказало влияние и на постепенное «воцерковление» носителей высшей власти: уж очень разителен перепад от европеизированного Александра II к глубоко православным Александру III и Николаю II.

Вера – личное дело человека, но Константин Петрович был активно церковным человеком. Ему мало было самому верить – он желал, чтобы как можно больше людей верили в Бога. Этим искренним стремлением вызвана его долговременная книжная и издательская деятельность. Имеются различные точки зрения на содержание его переводов или пересказов брошюр нравственного содержания английских и французских авторов, его публицистических статей, на качество его перевода

Евангелия, но стоит задуматься, чего ради сановник высокого ранга переводит книгу Фомы Кемпийского, пишет о праздниках Господних, а не мемуары или «мысли для потомков».

Вскоре после выхода Синодального перевода Библии обер-прокурор предлагает доценту Санкт-Петербургской Духовной Академии Н. Н. Глубоковскому осуществить новую редакцию перевода Нового Завета. Ученый публикует в 1892–1893 годах свои «Замечания на славяно-русский текст Четвероевангелия», но Константин Петрович, видимо, не в силах ждать и сам берется за дело перевода, отвергая большинство рекомендаций Глубоковского. Победоносцев считал главной задачей создание текста на языке, «достойном славянского подлинника, на языке, который бы не тревожил уха, знакомого с гармонией церковного пения» (129, т. V, с. 158). Его перевод был опубликован уже после ухода с поста обер-прокурора, в 1906 году, но ныне рассматривается, скорее, как учебный, и за основу новых переводов берутся древнееврейский и греческий тексты.

Или вот как перелагает с латинского языка мысли Фомы Кемпийского Константин Петрович: «Суета – искать богатства гибнущего и на него возлагать упование. И то суета – гоняться за почестями и подниматься на высоту. Суета – прилепляться к желаниям плоти и того желать, от чего после надо понесть тяжкое наказание. Суета – желать долгой жизни, а о доброй жизни мало иметь попечения. Суета – о настоящей только жизни заботиться, а в грядущий век не прозирать нисколько. Суета – возлюбить, что скоро проходит, и не спешить туда, где пребывает вечная радость… Так все состоит в кресте и все заключается в смерти: нет иного пути к жизни и к истинному и ко внутреннему миру, кроме пути святого креста и ежедневного умерщвления… И так везде крест найдешь: или телесную болезнь будешь чувствовать, или в душе потерпишь смущение духа. Иногда будешь оставляем Богом, иногда от ближнего будешь в смущении, и более того – самому себе будешь часто в тягость. И при всем том не будет у тебя ни средства освободиться, ни утешения облегчить себя; но терпеть нужно будет, доколе Богу угодно. Ибо хощет Бог, чтоб научился ты терпеть скорбь без утешения, и Ему совершенно покорил бы себя, и стал бы от скорби смиреннее» (193, с. 16, 76–77). Как не увидеть в этих поучениях христианского подвижника те правила, которым стремился следовать в своей жизни Константин Петрович.

Пышущий злобой А. В. Амфитеатров вообще отрицал какую бы то ни было оригинальность публикаций Победоносцева. Но