Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

в жизни страны, начавшихся в эпоху Великих реформ. Постепенно слабеет социальная опора власти, столичное дворянство позволяет себе скандальные «шуточки» не только по адресу царских сановников, но и над самим царем. В начале 1899 года по петербургским салонам передавались стишки анонимного автора (24, с. 239–241):Спи, младенец наш прекрасный,Баюшки-баю.Управлять ведь труд ужасный,Скучно – и к чему?Хорошо ли или скверноСтанешь управлять,Чему быть, того, наверно,Нам не миновать…Есть и люди честных мнений,С знаньем и умом.На беду же злой твой генийЗапер им твой дом.Им указчик синодальныйХоду не дает.Бедоносцев он фатальныйИ к беде ведет…

Так они пошучивали, критиковали «бездарную власть» и брезговали сотрудничеством с нею до февраля 1917 года, а после – все сгинули в бездне революции. И это предвидел Победоносцев. В 1904 году, когда участились забастовки и все более многочисленными становились демонстрации, он говорил, что «все это кончится резней на улицах Петербурга, так же как и в провинции» (24, с. 295).

4

Деятельность Победоносцева в сфере юридической науки широко известна, и значимость его трудов общепризнана. Его курс «Гражданского права» стал классическим учебником, выдержавшим несколько изданий. Его статьи по текущим и историческим проблемам русского права появлялись в самых разных научных и популярных журналах на протяжении десятков лет. По признанию дореволюционного автора Б. В. Никольского, его работы «составили эпоху в истории нашей юридической науки» (121, с. 376).

В некоторых юридических публикациях Победоносцева обращает на себя внимание присущее ему публицистическое начало. Так, в своем курсе гражданского права он обращается к читателю с нравственным поучением: «Кто поистине любит науку и прежде всего стремится войти в силу ведения и мысли, тому не след увлекаться нетерпением – стать поскорее в ряды видных деятелей. Пусть он сначала, и долго, пробует себя на скромных задачах: чем скромнее задача, тем труд будет сосредоточеннее; чем уже он выберет для себя поле, тем глубже он его разработает» (цит. по: 121, с. 368).

Стоит напомнить, что Константин Петрович не только внес заметный вклад в правовую теорию, но и был одним из создателей современной судебной системы. Его гражданская активность уже тогда проявилась не только в узко профессиональной сфере: в апреле 1865 года он анонимно публикует в «Московских ведомостях» серию статей, в которых разъясняются подходы к судебной реформе и основные черты преобразований. «Мы знаем, как трудна эта задача, но не считаем себя вправе уклоняться от нее», – писал Победоносцев. Он указывал на очевидную опасность – «горячее увлечение самой формой», при которой в судебном деле могут сохраниться «равнодушие и лень и невежество», он призывал к высокому профессионализму. «Ошибутся многие, кто, не испытав еще этой деятельности, считают себя готовыми к ней и весело думают, что новое начало поднимет их. Нет, им предстоит поднять в суде новое начало, уразуметь его, поддержать его твердо и, главное, приучить людей неопытных к делу весьма трудному, к тонкой и сложной судебной технике. Как не согласиться, что для этого требуется немалая сила?» (123, с. 41, 45).

5

Личность Константина Петровича – едва ли не самое привлекательное при обращении к его жизни и деятельности. Властный и жесткий в делах государственных, мягкий, простой, скромный, непритязательный, откровенный, доброжелательный, обладающий чувством юмора – таков он в личном общении, по воспоминаниям современников.

Нельзя не отметить его глубокую верность Москве – не городу только, но и тому укладу жизни, той системе ценностей, тем идеалам, которые были связаны для него с Первопрестольной. (Впрочем, позднее это не удержало его от хлесткого и саморазоблачительного замечания: «Москва – город идеалистов, не знающих жизни».) Лишь в 1865 году, став действительным статским советником (штатским генералом), он решился окончательно переехать в Петербург. Открывавшаяся перед ним карьера манила, но не опьяняла его. «Мне все кажется, – писал он в 1869 году Е. Ф. Тютчевой в Москву, – что не там я живу и не то делаю, где жить и что делать следует» (цит. по: 125, с. 82).

С ним всю жизнь дружил (и часто ссорился) И. С. Аксаков, с его мнениями считался Ф. М. Достоевский, его уважал К. Н. Леонтьев; в круг общения обер-прокурора входили Я. П. Полонский, А. Н. Майков, М.А. Балакирев; в салоне княгини М. К. Тенишевой он встречал А. Н. Бенуа и И. Е. Репина. Свой проект памятника Александру II художник И. Н. Крамской направил в адрес обер-прокурора (124, т. 2, с. 87–91). Когда у П.И. Чайковского возникло трудное материальное положение, он обратился к Победоносцеву: «Вы единственный из приближенных к государю сановников, которому я имею честь быть лично известным, а во-вторых, я знаю, как Вы добры, снисходительны, и потому надеюсь, что Вы извините смелость, с которой своим личным маленьким делом я дерзаю, хотя и на несколько минут, отклонить Ваше внимание от государственных занятий Ваших» (124, т. 1, с. 420). А после получения трех тысяч рублей от императора композитор обратился к Константину Петровичу со словами благодарности.

Почти в каждом томе сочинений В. В. Розанова не раз встречается имя Победоносцева, и, как правило, с язвительной или критической характеристикой; чего стоит одно определение, что государственная деятельность Победоносцева «заключалась в его государственной бездеятельности», или констатация: он «варился в меду своей золотой мысли и золотого слова, как гурман-любитель и сладкоежка». Но на той же странице писатель непременно отмечает и какую-нибудь привлекательную черту «железного обер-прокурора». Стоит напомнить, что Розанов не просто состоял в «незаконном сожительстве» со своей женой, так как его первая жена, А. Суслова, не давала ему развода, а был тайно обвенчан с Варварой Дмитриевной. Это обстоятельство могло сильно осложнить и его личное положение (вплоть до ссылки на поселение), и положение его детей от второго брака, но – оно покрывалось снисхождением обер-прокурора, все знавшего и молчавшего (48, с. 621). В отличие от либерального А. Н. Бенуа, описывавшего «российского Великого Инквизитора» в таких выражениях: «олицетворение мертвенного и мертвящего бюрократизма, олицетворение, наводившее жуть и создававшее вокруг себя леденящую атмосферу»; «бледный как покойник, с потухшим взором прикрытых очками глаз» (22, т. 2, с. 194, 195), Розанов говорит будто о другом человеке: «Победоносцев был человек впечатлительный, волнующийся, раздражающийся больше той причины, какая вызывала раздражение»; «Он походил на старого университетского профессора, разговорившегося с пришедшим к нему студентом на любую тему своей кафедры. Не могло быть и вопроса о полной искренности, правдивости и глубокой простоте и естественности этого человека»; он был «любитель Пушкина и Рёскина, стихов и философии»; «гениальная и страстная натура» (141, с. 13, 14, 210, 392).

Прежде всего, Константин Петрович был труженик, он работал не покладая рук всю жизнь. Е. Н. Поселянин (Погожев) вспоминал: «В его громадном кабинете, в