Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

трясущимися руками отворил дверь, вошёл в храм и зачем-то прочитал «Salve Regina» во имя Богородицы, затем «Confiteor Deo omnipotent» – покаяние перед Господом, и в заключение «Requiem aeterna dona eis, Domine» – поминовение усопших. После этого силы кюре иссякли, он без чувств опустился на приступок перед алтарём, а обитатели Всесвятского превратились в соляные столпы.

Граф, с изумлением наблюдавший эту сцену, спросил, что сельчане справляют сегодня – крестины или поминки? «Как будет угодно вашему сиятельству», – прохрипел староста. Господа из свиты графа сочли этот ответ насмешкой и хотели всыпать, как следует, дерзкому мужику, но его сиятельство остановил их. Внимательно посмотрев на старосту и на других жителей деревни, он сказал, что раздумал здесь ночевать, и велел во что бы то ни стало найти дорогу в большое село. Старосте приказали вести, куда сказано; с трудом поняв, чего от него хотят, он, словно приговорённый к казни, поплёлся во главе графского отряда и скоро скрылся во тьме бури.

Жена старосты, его свояченица, шурин, две взрослые дочери и два зятя всю ночь оплакивали несчастного, однако утром он вернулся в деревню. Его встретили как воскресшего из мёртвых, и если бы это было не при дневном свете, то, пожалуй, впрямь приняли бы за призрак. Он и выглядел, как призрак: бледный, с застывшим взглядом, вздыбленными волосами, оцепенелый. Когда его стали тормошить и расспрашивать, как там всё было, он замогильным голосом отвечал, что проводил графа до села, и показал серебряную монету, зажатую в кулаке. Эту монету пустили по кругу: жители Всесвятского слыхали, что такие деньги существуют, но никогда не видели их. После жена старосты отобрала её у любопытных и припрятала куда подальше, а мужа уложила в постель, растёрла уксусной кислотой, дала выпить горячего вина, а на ноги ему надела тёплые шерстяные носки.

К сожалению, старосту было уже не спасти: невзирая на заботы жены, он скончался через неделю; жена утверждала, что он помер от горячки, но в деревне точно знали, что староста не пережил потрясения, выпавшего на его долю, – да и кто бы мог пережить эдакое происшествие! Оно было таким, что о нём вспоминали потом много лет, раз за разом перебирая подробности и леденея при мысли, что подобный кошмар может повториться.

Без сомнения, приезд графа был действительно самым потрясающим событием в жизни Всесвятского, по крайней мере, за последние сто лет, но, как выяснилось, не для всех столь ужасным: маленькая девочка по имени Алиса, рыжий бесёнок, была в восторге от него. С жадным любопытством рассматривала она графа, сопровождающих его господ и их слуг, – они были так необычно и красиво одеты, они и сами были необычными и красивыми. Стальные нагрудники, шлемы, расписные щиты, мечи в роскошных ножнах и длинные копья с вымпелами; расчёсанные бороды, длинные кудри, чистые румяные щёки и весёлые ясные глаза, – всё это пленило девочку. Когда графский кортеж покидал деревню, Алиса готова была бежать за ним без оглядки, а ночью, в полусне-полубреду, снова и снова видела этих господ и даже говорила с ними.

Со временем эти впечатления потускнели, но не ушли. Возможно, Алиса так и прожила бы свой век, храня их в тайниках души, и лишь порой вспоминая то, что столь сильно поразило её в детстве, однако судьба распорядилась по-другому. Когда Алисе исполнилось семнадцать лет, её жизнь круто изменилась.

* * *

Почти все браки в Всесвятском заключались между родственниками. Кюре давно махнул рукой на существующие ограничения и венчал не только троюродных, но и двоюродных братьев и сестёр. Очень редко девушкам и парням из Всесвятского удавалось найти себе пару на стороне, так что Алисе крупно повезло, когда её просватали за сына мельника.

Водяная мельница стояла на болотистом ручье на другом краю низины, в четверть миле от деревни и, помимо церкви, была главной достопримечательностью Всесвятского. Правда, мельница была ветхая, с полусгнившими, покрытыми слизью колесами, которые натужно, со скрипом вертелись под ленивым напором воды, вытекающей из развалившейся плотины, но по своему положению в деревне мельник равнялся старосте, а сам считал себя выше его.

Мельник приехал в Всесвятское ещё в молодости, так что одни старики помнили, откуда он взялся и почему оказался тут, но он до сих пор держался особняком и любил показать, что он не чета всякой «деревенщине». Летом, в сухую погоду он почти каждую неделю выезжал на воскресную ярмарку в большое село на равнине и привозил оттуда что-нибудь особенное: последним его приобретением была пряжка для ремня, которая отливала чистым золотом. Подпоясав ремнём кафтан, мельник полдня расхаживал по деревне, заводя разговор то с одним, то с другим человеком и стараясь встать так, чтобы пряжка сияла на солнце. Как бы между прочим он сообщал собеседнику, что отдал за неё пять медяков, и с большим удовольствием наблюдал, как от этого сообщения у человека выкатывались глаза и перехватывало дыхание.

Жители Всесвятского и завидовали мельнику, и побаивались его. Всем известно, что на водяных мельницах водятся русалки, кикиморы, черти и всякая прочая нечисть. Мельники издревле водят с ними дружбу, и оттого им сопутствует удача в делах. Никто из деревенских обитателей нипочем не осмелился бы заночевать на мельнице, а мельник жил там постоянно, да ещё со своей семьёй, с женой и сыном.

Конечно, жизнь в таком нехорошем месте не могла пройти бесследно. Жена мельника была сухой, угрюмой и неразговорчивой, деревенские женщины за глаза называли её «Соломой». У неё был всего один ребёнок, Жак-Франсуа, которого она родила очень поздно; на удивление, этот последыш вырос сильным и здоровым, вот только нрав у него был таким же угрюмым, как у матери. В деревне Жак-Франсуа появлялся не часто, тем не менее, этот молчаливый хмурый парень считался здесь лучшим женихом; каждый отец, у которого была дочь на выданье, мечтал заполучить его в зятья. Всех обошёл отец Алисы, рыжий чёрт: он сумел как-то уговорить мельника, и вопрос о женитьбе Жака-Франсуа и Алисы был решён.

На правах жениха Жак-Франсуа стал бывать в её доме. Молодых охотно оставляли одних, при этом будущий тесть подмигивал сыну мельника и сыпал солёными шутками. Несмотря на такую благосклонность и явное поощрение к активным действиям, Жан-Франсуа, оставшись с Алисой наедине, был таким же увальнем, как и на людях. Он мрачно смотрел куда-то в сторону и бурчал что-то нечленораздельное, когда девушка пыталась завязать с ним разговор.

В конце концов, ей это надоело: она решила, что коли их с Жаком-Франсуа сосватали, и её отец не возражает против кое-каких