Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

отвергли клятву супружеской верности, что насильно вырвали у вас перед алтарем? Ваш престарелый муж грубой силою получил то, на что не имел права. Безобразное явление – старческая любовь, как говорит Овидий, и он же прибавляет:

Всякий влюблённый – солдат, и есть у Амура свой лагерь.

Возраст, способный к войне, подходящ и для дела Венеры.

Жалок дряхлый боец, жалок влюблённый старик.

Тех же требует лет полководец в воине сильном

И молодая краса в друге на ложе любви.

Когда я пишу вам эти строки, я вспоминаю ваши дивные плечи, лебединую шею, вашу упругую грудь, которую грешно, право же, скрывать под платьем! Не могу дождаться упоительного мгновения, когда под сенью ночи страстные поцелуи и нежные ласки воздадут вам должное.

Сегодня я буду в ваших покоях. Не беспокойтесь, всё приготовлено для этого, ни одна живая душа не узнает. Как только ваш старик уедет, откройте окно в своей комнате; я буду недалеко от замка, я увижу и приду.

О, пусть солнце быстрее бежит по небесной сфере, пусть скорее наступит закат! Я весь горю, я дрожу от нетерпения. Ваш, только ваш до последнего дыхания – Альбер».

* * *

Я отбросил мерзкий листок в сторону. Мне было трудно дышать, я разорвал ворот камзола. Бог мой, Господь всемогущий, за что?!.. Разве я не любил свою жену, разве не отдал ей всё что имел?! Как подло, как низко она со мной поступила! Неужели этот глупец, этот паяц лучше меня? Чем он привлёк её, почему она предпочла его?!..

Я вспомнил вдруг битву с сарацинами, в которой едва не погиб. С яростными криками они набросились на нас со всех сторон; меня окружили трое всадников, – вверив свою душу Господу, я принял бой. Мой меч, как сверкающая молния, разил направо и налево, но сарацинская пика пробила мой нагрудник. Я упал на землю и призвал Спасителя; теряя сознание, я шептал Его имя и был счастлив умереть за него.

А этот Альбер, – чем он прославился, какие подвиги совершил? Желторотый юнец, никогда не слышавший звона мечей на поле битвы, не сражавшийся за веру, не подвергавший во имя Христа свою жизнь опасности… И как он посмел назвать меня престарелым мужем и обвинить в том, что я грубой силою принудил Бланш выйти за меня? Что он понимал в любви? Смазливый красавчик, чем он милее меня – воина, рыцаря, служителя Господа и преданного слуги любви, наконец! Я тоже могу кое-что вспомнить из Овидия: «Рада барану овца, быком наслаждается тёлка, а для козы плосконосой сладок нечистый козёл».

Я расхохотался, как безумный: вы не знаете, подлые прелюбодеи, как я отомщу вам! Пусть я навеки погублю свою душу, но я заставлю вас раскаяться; вы достойны смерти за свою подлость, и вы умрёте, – я буду вашим палачом!..

Плеснув в лицо воды из ручья, я стал обдумывать план мести. Мои мысли были холодными и жестокими. Я сегодня собирался поехать в бенедиктинский монастырь, чтобы найти нужные мне сочинения Святого Августина, и остаться там на день-два. Бланш, предупреждённая о моей отлучке, была уверена, что ей никто не помешает встретиться с любовником, а он, судя по письму, нашёл способ проникнуть в замок.

Как он это сделает? У него, наверно, есть пособники?.. Но об этом позже: сейчас важно, что Бланш останется с ним наедине после моего отъезда. Они меня не ждут, – очень хорошо; я застану их на месте преступления, так что отпираться будет бесполезно.

Значит, мой план таков: я уезжаю из замка, не показывая вида, что мне известно о предстоящем свидании; затем я незаметно вернусь, проникну в комнату Бланш – и пусть свершится правосудие, божеское и людское!..

Поспешно подняв пергамент, забытый Бланш, – какая неосмотрительность с её стороны! – я пошёл к себе, разжёг камин и бросил мерзкий лист в огонь. Прежде чем сгореть, он корчился в языках пламени, а я смотрел на него со злобной усмешкой. Несмотря на июльскую жару, меня трясло в лихорадке; я выпил стакан крепкого вина, чтобы унять дрожь. Бланш ни о чём не должна была догадаться, иначе всё сорвётся.

Мне удалось блестяще разыграть представление с отъездом: я даже позволил изменнице прикоснуться губами к моей щеке, хотя мне хотелось в этот момент схватить Бланш за глотку и задушить. Однако предательница не должна была умереть одна – с ней отправится на тот свет её любовник!

* * *

Выехав из замка, я направил моих дворян вперёд, к монастырю; я сказал им, что хочу поразмышлять в одиночестве. Они не удивились, я часто делал так и раньше. Когда они скрылись за поворотом дороги, я сделал большой круг по лесу и подъехал к северной стене замка, где деревья подступали почти вплотную ко рву. Здесь, в густых кустах орешника был потайной лаз, о котором было известно лишь мне: по нему можно было пробраться в замок, прямо в подземелье главной башни.

Оставив моего коня в лесу, то есть на съедение волкам, я отправился по узкому пыльному ходу и вскоре благополучно достиг цели. Из подвала я поднялся по особой лестнице, о существовании которой тоже никто не знал, кроме меня. Открыв люк, я очутился на чердаке башни, а отсюда спустился в жилые покои. Около них никого не было: видимо, Бланш отослала слуг, чтобы они не мешали её свиданию. Стараясь не стучать каблуками по плитам пола, я подкрался к дверям комнаты изменницы и замер. Я услышал приглушенный женский смех и мужской голос: птички были в клетке.

Проверив, легко ли ходит меч в ножнах, я осторожно дотронулся до дверей – они были заперты изнутри. Тогда я схватил один из напольных бронзовых подсвечников, что стояли по обеим сторонам дверей, и пробил им себе путь, как тараном: двери с треском распахнулись, я вошёл в комнату Бланш. Любовники сидели на кровати, обнявшись, в их одежде был виден беспорядок. При моём появлении они отпрянули друг от друга, но рука Бланш осталась в руке Альбера, и я заметил, как крепко, до белизны сжались их руки.

Первым моим желанием было убить обоих преступников канделябром, но я сообразил, что это будет нелепо и даже смешно – убить жену и её любовника бронзовым подсвечником! Нет, это должна была быть казнь, а не безумное убийство из ревности, поэтому я отбросил в сторону канделябр и выхватил меч.

– Мессир! – закричали в один голос Бланш и её смазливый красавчик: она с испугом, а