Замок Саттон - Дина Лампитт

В замке Саттон Фрэнсис и Энн Пиккеринг находились в объятиях друг друга. Энн была рада, что они были на людях и в доме. Сегодня они прощались, и она боялась, что не выдержит и сдастся — она была уже готова к этому, когда ее спасли приближающиеся шаги леди Вестон. Фрэнсис стремительно нырнул под кровать.

Когда дверь открылась, Анна беспечно сидела у окна, пытаясь как ни в чем не бывало привести в подобие порядка свои рыжие кудри. Леди Вестон, однако, не была этим обманута: она успела заметить легкое движение покрывала на кровати.

— О, Анна, — произнесла она нарочито громким голосом, — если ты увидишь Фрэнсиса, попроси его немедленно зайти ко мне. Его лошадь оседлана, ему следует выехать прямо сейчас, если он хочет добраться до Лондона до темноты.

— Да, леди Вестон, — ответила девушка, поднявшись и приседая в реверансе.

Едва только дверь закрылась, Фрэнсис вылез из-под кровати слегка запыленный.

— Она что-нибудь подозревает?

— Да, поэтому иди быстро.

И, поцеловавшись в последний раз, они пошли разными коридорами во двор, где Анна, взбежав на вершину Надвратной башни, долго махала ему вслед, пока он не превратился в черную точку.

А в это время королева Екатерина терпеливо занималась своей вышивкой вдали от двора; король беспокойно вышагивал по комнатам; кардинал Уолси часами просиживал над Великой Королевской Хартией, так как разрыв с королевой должен был быть обнародован; герцог Норфолк, вернувшийся в свой дом в Лондоне, с интересом слушал рассказ своего сына Захария о бракосочетании по-цыгански; а Фрэнсис Вестон с Генри Норрисом сражались на теннисном корте — все действующие лица были на своих местах. Все они ждали, когда маленькая темноволосая девушка покинет леса и поля родного Кента и пыльной дорогой направится навстречу Лондону и своей судьбе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Он умирает, — сказал Доктор Бартон категорически. — Я ничего не могу сделать. Может быть, он проживет еще месяц или два. — Врач пожал плечами и покачал головой. — Так это и происходит.

От неожиданности Анна Вестон села.

— Но почему? Он вел такую здоровую жизнь. До того как он стал жить у нас, большую часть времени он, как правило, проводил на воздухе. Как может так быстро угаснуть такой здоровый человек?

Доктор Бартон посмотрел на нее, тихонько вздохнув.

— Только Бог это знает, леди Вестон. Кто может сказать, почему язвы разъедают здоровяка, а тщедушные и малокровные избегают их. Единственное, что я могу сказать: смерть делает свое дело с вашим шутом, мадам, и он должен готовиться к вечности.

— Бедный Жиль! Он всегда был таким безобидным.

— Тяжело терять хорошего слугу, — произнес доктор Бартон, как о чем-то совершенно будничном. Он давно расстался с чувствами, выполняя свою работу. Юным, когда он только что дал клятву Гиппократа, он оплакивал умерших; радовался, когда выживал больной младенец; испытывал гордость и удовлетворение, когда его труд приносил ощутимый результат. Но теперь он переменился. Невозможно было принимать близко к сердцу каждого пациента и самому оставаться в здравом уме. Самое большее, что он мог сделать для них, — это непрестанно повышать свои профессиональные знания. Одиннадцать лет назад, в 1518 году, был основан Медицинский колледж, и он, Бартон, был одним из первых, кто поступил туда. Именно там, впитывая в себя знания, молодой врач понял, что, если он намеревается служить своему делу, он должен воспринимать пациента как нечто отвлеченное; отмежевать себя от страданий для того, чтобы иметь возможность облегчать их.

— Он был больше, чем слугой, он был другом, — прервала его воспоминания миссис Вестон.

Доктор Бартон издал неопределенное восклицание и опустился на деревянный сундучок, который его слуга, сопровождающий его во время визитов, всегда носил с собой.

— Пусть он принимает это лекарство три раза в день. Оно не поможет вылечить болезнь, но облегчит боль. По мере приближения конца я буду делать микстуру более сильной.

«Боже, какой он бессердечный человек, — думала Анна. — Он говорит о смерти, как другие об окончании визита. Хотя через сто лет, — размышляла она, — кто будет знать обо мне? Кому до этого будет дело? И хотя Жиль Гилдфорд, больше известный как Шут, доставлял удовольствие множеству людей своими проказами и песнями, его не будут помнить и оплакивать те, кто еще не родился. О, насколько достойно жалости все наше существование».

— …И пусть он лежит в постели, — продолжал наставлять доктор. — Чем больше он отдыхает, тем медленнее будет распространяться болезнь. Его карьера шута окончена, я думаю, навсегда. Вам следует обзавестись новым.

— Да, — машинально ответила она, — я скажу мужу.

— Он в Кале?

Прежде чем покинуть дом больного, доктор Бартон переключился на светскую беседу, как это было принято у всех практикующих врачей.

— Нет, его казначейство завершилось в Михайлов день. Разве вы об этом не слышали?

— По правде говоря, нет, леди Вестон; я так редко бываю у вас. Закаленная семья.

Она слабо улыбнулась в ответ на это замечание, но все ее мысли были заняты Жилем.

— Он сейчас помощник казначея Англии и вернулся ко двору.

— Да?! Большая честь для сэра Ричарда. Пожалуйста, передайте ему мои поздравления. Его государственный ум еще пригодится Англии. Мы живем в неспокойные времена.

Даже сельские врачи вроде Бартона знали, что посланец папы кардинал Кампеджио прибыл в Англию прошлой осенью рассмотреть дело об аннулировании брака короля. Хотя доктор не был дворцовым политиком и не имел опыта в государственных делах, ему тоже казалось, что кардинал получил инструкции от начальства по затягиванию дела. Потому что только теперь, летом 1529 года, наконец-то собрался на сессию легатский суд. Более того, по слухам, миледи Болейн была отправлена на временное проживание в замок Гевер в подавленном настроении. Доктор Бартон язвительно улыбнулся. Чего только не сделает мужчина, побуждаемый желанием владеть женщиной. Интересно, если король добьется желаемого и женится на миледи Анне, почувствует ли он на брачном ложе разницу между ней и нынешней королевой? Конечно, тоньше, моложе, жизнерадостней. Но действительно ли — другая?

— Вы заедете к нам на следующей неделе, доктор? — спросила леди Вестон.

— Если вам это будет приятно, мадам. Но для него я действительно ничего не могу сделать.

После отъезда врача она с большой тяжестью на сердце вернулась в свою гостиную во флигеле Привратного дома. Невозможно было представить поместье Саттон без Жиля. И, тем не менее, его странная слабость в последние дни приучала к мысли, что придет день, когда им придется обходиться без него. Но только не так чудовищно быстро — он ведь был еще совсем не старым. Его лицо ничуть не изменилось с того дня, когда она впервые увидела его, хотя все люди с морщинистыми, уродливыми лицами кажутся не имеющими возраста. Ей всегда казалось, что Жиль не менялся с детства. И образ маленького мальчика с яркими голубыми глазами, выдающимися вперед зубами и волосами, подстриженными «под горшок», вызвал ее улыбку, несмотря ни на что.