Замок Саттон - Дина Лампитт

Она сморщила свой милый носик и сказала:

— Звучит очень заманчиво. Можешь ли ты поклясться, что наша совместная жизнь именно такой и будет?

— Клянусь.

Наивные и счастливые, они сели на лошадей и медленно двинулись в сторону поместья Саттон, не подозревая, что зловещие силы уже собираются вокруг них.

Кто наделен даром предвидения, тот уверен, что какое-то определенное событие происходит в момент, когда ясновидящий ожидает его. Так и случилось с Захарием Говардом. Возвращаясь в охваченный эпидемией Лондон, он умиротворенно отдыхал, блаженствуя на солнышке около таверны в Эссексе, и вдруг отчетливо понял, что его кузину, Анну Болейн, свалила потница. И так как он, хоть и издали, видел ее и влюбился в нее, то понял, что должен быть около нее, несмотря на то, что ей, как и его отцу, не суждено было умереть сейчас.

И он задумался о странных ролях, которые жизнь распределяет меж людьми. Какое множество людей должно находиться в определенном месте в определенный момент, чтобы не нарушить последовательность заранее предопределенного ряда событий. Незнакомцы толкают друг друга и проходят мимо, не подозревая, что многое могло бы сложиться иначе, остановись они на мгновение и перебросься несколькими словами. И он, наделенный даром, унаследованным от матери, был просто инструментом в руках Провидения — одновременно всемогущий и бессильный. Было безумно трудно — знать будущее, а жить в настоящем. Но так уж суждено. И с покорным видом он оседлал коня и направился в сторону Кента.

В доме своего отца, замке Гевер, Анна Болейн лежала в темноте и думала: «Если мне предстоит умереть сейчас, я не буду страшиться. Мне уже все равно. Король пишет письмо за письмом. Он посылает своего врача, доктора Баттса, спасать меня. Он обволакивает меня своей любовью, а я ничего не чувствую к нему. И сейчас я оказалась орудием для кардинала Кампеджио, посланного папой для проверки законности брака короля».

Она почувствовала, как слеза скатилась из ее глаз на подушку. Она была вынуждена подчиниться потоку событий, использующему на своем пути все для притяжения чудовищного эгоизма монарха: она могла причинить ему боль, ранить его душу, топтать его самолюбие — ситуация уже вышла из-под контроля. То, что началось с попытки мести за гибель их с Гарри Перси любви, выросло в огромный снежный ком. И, даже если она попытается сейчас освободиться, реакция короля будет совершенно обратной — он влюбится в нее еще сильнее. Сейчас она уже не пытается вести себя перед ним безупречно и порой явно обнаруживает свое плохое настроение. Но король («дурачок» — как она про себя называет его) отвечает на это градом новых подарков и любовных писем.

«О да, — думала она, — было бы намного лучше, если бы я сейчас умерла от потницы. Лучше для всей страны».

Но был еще кардинал Уолси — тот, который довел Гарри до слез и обращался к ней не иначе, как «глупая девчонка». Он все еще существует — гордый и толстый. Увидеть его поверженным будет большим удовольствием!

И при этой мысли она вытерла слезы и позвала служанку, чтобы та раздвинула портьеры и поправила постель. Но, когда полуденное солнце затопило ее комнату, она увидела, что это была не служанка, а ее кузина Джейн Уатт — сестра Томаса.

— Джейн, в чем дело? Я спала? — спросила она. — Ты давно здесь?

— Я приехала сегодня утром. Как ты себя чувствуешь? Ты стала еще тоньше.

— Да, мешок с костями. Интересно, что сказал бы король, если бы увидел меня сейчас?

Джейн, одаренная, как и ее брат, богатым поэтическим воображением, живо представила себе не очень-то приятную картину, как толстый Генрих давит хрупкое тело ее подруги в экстазе вожделения. Ей было любопытно, делит ли Анна постель с Его Светлостью; но, хоть они и были очень близкими подругами, миледи Болейн с ней этого не обсуждала. В ее глазах всегда была какая-то таинственность, а лицо хмурилось при малейшей попытке задать ей вопрос на эту тему.

«Необычайная девушка, — думала Джейн, — совсем не такая, как другие люди. Интересно, есть ли у нее какие-нибудь слабости?»

Если бы Джейн появилась в комнате пятью минутами раньше и увидела, как Анна плачет над разбитой любовью, то не поверила бы своим глазам.

— Я думаю, Анна, — сказала Джейн, отвечая на заданный вопрос, — он будет любить тебя, даже если ты превратишься в скелет. Его Светлость обожает тебя до безумия.

Анна уныло кивнула.

— Да, это правда.

Джейн рассмеялась:

— Говорят, ты его околдовала.

Анна издала высокомерное восклицание:

— Фи! Пусть они сгорят в аду. Они все способны разрушить. Я не терплю их, Джейн. Я уверена, это касается только меня.

Джейн Уатт подумала: «Она очень опасна. Она думает только о себе. Бедная королева Екатерина!» А затем ей в голову пришла уж совсем странная мысль: «Бедный король Генрих!»

Для того чтобы разрядить атмосферу, она сказала:

— Там внизу очень странный молодой человек. Он хочет видеть тебя.

— Что?

— Он говорит, что его зовут доктор Захарий, что он иногда бывает при дворе, где ты могла слышать о нем и даже видеть его. Он похож на мешок старья. Огромная копна волос, черный плащ и весь в дорожной пыли.

Она не добавила, что когда проходила мимо него по Малому залу Гевера, то почувствовала такую волну власти, исходящую от него, какой не испытывала никогда в своей жизни. Это так сильно подействовало на нее, что она обернулась, чтобы взглянуть на него еще раз, пренебрегая правилами хорошего тона, и увидела пару прекрасных янтарных глаз, улыбающихся ей.

Анна на секунду нахмурилась, а затем рассмеялась.

— А, астролог! Да, он очень популярен. Он многим при дворе предсказывает судьбу по звездам. Говорят, что он приходится мне родственником по материнской линии Говардов; хотя и незаконнорожденным, конечно.

— Ты его примешь?

— А почему бы и нет? Причеши меня, Джейн, и помоги мне умыться. Давай узнаем, что он хочет.

— Я послала к нему слугу, потому что у него такой вид, будто он долго был в дороге.

— Хорошо. Думаю, это будет забавно; хотя я уверена, что он — мошенник.

Необъяснимо почему, Джейн почувствовала досаду.

— Почему ты так думаешь, Анна? Мне кажется, временами ты бываешь слишком жестокой.

Черные глаза взглянули на кузину, но без злобы.

— Да, мне тоже так кажется, — сказала она, устало опускаясь на подушки. — Но это жизнь делает нас такими, Джейн. Мы все рождаемся бесхитростными детьми. Нас портит жестокость жизни.

Джейн молчала. Она просто не понимала и знала, что никогда не поймет свою чернокудрую кузину, которая могла заставить мужчин ползать у ее ног, а в то же время нельзя сказать, чтобы она была такой уж красавицей; которая казалась такой жизнерадостной и печальной одновременно; которая была странной смесью такого большого ряда всяческих качеств, что никак нельзя было определить, какая же она на самом деле.