Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

Полиньяк спокойно округляется, и, поскольку беременность подходит к концу, Мария-Антуанетта ухаживает за ней с удвоенной нежностью. В начале апреля двор должен переезжать в Марли, но королева приказывает остаться в Версале, где ей удобнее видеться с подругой, обосновавшейся в Париже.

Кроме того, она желает присутствовать при родах. По этому случаю двор в конце мая перебирается в Ла-Мюэт. Каждое утро Мария-Антуанетта летит к своей фаворитке, располагается там, обедает, принимает посетителей. Наконец госпожа де Полиньяк производит на свет толстого мальчика, которому королева дарит приданое на восемьдесят тысяч ливров, тогда как Людовик XVI кладет в его колыбельку такую же сумму наличными.

Заботясь о ребенке, Мария-Антуанетта не забывает и о матери. После выгод – почести. Фаворитка всего лишь графиня; а у короля есть право даровать герцогский титул, чем он распоряжается не всегда удачно. Вскоре госпожа де Полиньяк станет герцогиней. Не правда ли, милый подарок к выздоровлению после родов?

Едва фаворитка восстановила здоровье, Мария-Антуанетта запирается с ней в Трианоне. Здесь они вдвоем, лишь редкие друзья допускаются в этот храм. Сам король очень осторожно рискует туда наведываться. Когда он ведет себя хорошо, в качестве вознаграждения с ним играют в жмурки, а по вечерам – в лото в салоне. В одиннадцать он уходит. Королева предпочитает спать на своей кружевной постели в одиночестве; у нее каникулы.

Тем временем Мария-Терезия в каждом своем письме оплакивает факт, что ее дочь до сих пор не родила дофина; она рекомендует «Марсовы шары», пилюли на основе железа, творящие чудеса для зачатия детей. Мария-Антуанетта, когда отвечает матери, заверяет в ее в том, что ревностно исполняет супружеские обязанности; однако в этом году она не подарит трону наследника; если только в дело не вмешается Святой Дух. А пока у нее в голове комедия.

Она осуществила проект, занимавший ее долгое время. Уроки Дазенкура, Кайо и Мишю принесли свои плоды, труппа готова. 1 августа она дебютирует на сцене маленького театра. Дают «Король и фермер» и «Непредвиденная дерзость». Мария-Антуанетта исполняет роль Женни в первой пьесе и роль субретки во второй. Госпожа де Полиньяк, ее дочь, графиня Диана де Полиньяк, госпожа де Шалон, граф д’Артуа, Адемар и Водрёй составляют ей компанию. Зрителями являются король, члены королевской семьи, а также прислуга.

Успех большой. Пусть актеры новички, пусть Мария-Антуанеттаа играет весьма неловко и кое-где поет фальшиво, все своим старанием заслуживают аплодисменты. Королева не сомневается, что ее труппа может соперничать с труппами г-жи де Монтессон и мадемуазель Гимар, и решает более масштабной постановкой поразить двор и город своим артистическим талантом.

Подобно Ясону на «Арго», они отправились в путь за золотым руном. В пункте назначения, на другом берегу озера, их ждала цель экспедиции: украшенный лентами и розами барашек мирно пасся на лугу. Рядом с ним держался Бонфуа де План, привратник Трианона, который в сером шелковом костюме изображал дракона, стерегущего сокровище.

Они уселись в две раззолоченные и убранные цветами гондолы под флагом цветов королевы: в синюю и белую полоску. На первой, капитанской, гондоле плыла Мария-Антуанеттаа с госпожой де Полиньяк, Мадам Елизаветой, Безенвалем, Гином, Водрёйем и графом де Поластроном; во второй находились дочь фаворитки герцогиня де Гиш, графиня Диана и графиня де Поластрон, ее золовка и невестка; госпожа де Шалон, ее кузина; герцог де Куаньи; его брат шевалье де Куаньи – Мими для красивых женщин, Артуа и граф д’Адемар.

Обе лодки тихо покачивались в ритме движения весел, на которых сидели матросы. Над озером было августовское небо, залитое солнцем. Лежавшая возле Марии-Антуанетты под навесом гондолы госпожа де Полиньяк запела. Когда она закончила, Безенваль затянул тирольскую песню. Дабы прогнать тоску от долгой дороги и бросить вызов сиренам, герцог де Гин и граф де Поластрон, прихватившие с собой, один флейту, другой скрипку, заиграли менуэт из «Орфея» Глюка. Склонившийся над госпожой де Шалон герцог де Куаньи, изображая опытного навигатора, искал звезды в глазах молодой женщины. Но вдруг, буквально перед тем, как лодки причалили, над водой разнесся свежий смех с воркованием и кудахтаньем женщины, которую щекочут:

– Мими! Я вам запрещаю! Мими, извольте прекратить!

Аргонавты переглянулись и заулыбались, успокоившись. Это всего лишь шевалье де Куаньи, решивший, что они сбились с курса, вздумал исследовать вместо карты упругие груди графини де Поластрон.

Артуа, Водрёй и Безенваль с дикими воплями прыгнули на твердую землю и сразу побежали к руну. Напуганный этой атакой одержимых, Бонфуа дю План удрал с проворством зайца. Баран собрался последовать его примеру, когда Артуа, нырнувший в траву, ухватил его за ногу. Пока Водрёй удерживал его, одна за другой подошли женщины, а замыкал шествие граф д’Адемар, хромавший по причине ревматизма.

– Мадам, – обратился Безенваль к королеве, протягивая ей длинные золотые ножницы, – дракон бежал, руно наше. Вам принадлежит честь остричь животное.

Все встали в кружок, Мария-Антуанетта опустилась на колени и начала стричь барана. Операция была в самом разгаре, когда животное резким движением высвободилось и толкнуло королеву, которая упала, вскинув ноги. Реакцией на этот грациозный кульбит стал общий взрыв хохота.

– Мое руно! – воскликнула молодая женщина, протягивая руки к наполовину остриженному барану, который скрылся в рощице.

– Не жалейте, Антуанетта. За золотым руном далеко ходить не надо, – сказал граф д’Артуа, – я его только что видел. Даже если бы вы дошли до края света, уверяю, руна такого чистого золота вы бы не нашли…

– Наглец! – возмутилась королева, бросая ему в голову свой веер.

Она поднялась, опираясь на руку, протянутую Водрёйем, и далеко забросила свою шляпку из флорентийской соломки.

– Как же здесь хорошо! – воскликнула она. – Давайте на минутку присядем, друзья…

– Присесть, мадам? – переспросил Водрёй с наигранной серьезностью. – Это хорошо для вас или для нас, а вы подумали о Гине, на котором сегодня, возможно, тесные штаны, а если так, то он не сможет опустить свой зад на землю.

Задетый герцог де Гин запротестовал:

– Мадам, не слушайте его; это самый злой язык во всем королевстве… Посмотрите, как я опровергаю клевету…

Улыбаясь, герцог смело опустился на газон; раздался треск, похожий на звук паруса, разрываемого бурей, и Гин, подобно потерявшему управление галеону, заерзал на заду.

– Чего я и боялся, – сказал Водрёй. – Ваши панталоны приказали долго жить…

Все, и королева подала в этом пример, легли на траву, в тень фиолетовых буков и тюльпанов. На женщинах были легкие одеяния светлых тонов; мужчины отказались от официальных костюмов; яркие, расшитые золотом камзолы и жилеты они сменили на простые фраки из тафты или тонких материй.

Все расположились, как им было удобно,