Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

дать нам землю, приносящую фиксированный доход. Нам как раз не хватает значительных земельных владений.

– Великолепная идея! А у вас уже есть что-нибудь на примете?

Госпожа де Полиньяк сглотнула слюну, а вместе с ней и название, вертевшееся у нее на языке.

– Что вы, откуда? – как бы удивилась она. – Вы застали меня врасплох.

Мария-Антуанетта секунду подумала и задумчиво прошептала:

– Понимаю… Нужно какое-то вакантное владение короны… Случай может представиться…

Госпожа де Полиньяк опустила веки, чтобы скрыть торжествующий огонек, сверкнувший в ее глазах.

– Это не горит, Антуанетта. Главное, я не хочу, чтобы вы утруждали себя, бросив ради меня все дела. А главное, если возникнут трудности, не настаивайте.

Она взяла руку королевы и стала осторожно целовать ее, поднимаясь от ладони к ямке плеча.

– Успокойтесь, – сказала Мария-Антуанетта. – Ну а пока вопрос решится, если вы не сможете ждать, я всегда помогу вам из моей личной шкатулки. Возможно, ее содержимое надо будет удвоить. Я не укладываюсь в двести тысяч ливров; это нищета!

Госпожа де Полиньяк вздохнула, покраснела и подняла на королеву глаза, во влажной лазури которых отражалась опечаленная наивность ее души.

– Как вы добры! – произнесла она. – И как бы я хотела быть богатой, чтобы денежный вопрос никогда больше не вставал между нами! Мне кажется, деньги пятнают нашу прекрасную дружбу. Если бы вы знали, чего мне стоит вести с вами эти меркантильные разговоры!

– Забудем об этом и поговорим лучше о чем-нибудь другом, – предложила королева, гладя фаворитку по ее черным волосам. – Сейчас я отведу вас посмотреть на мой новый театр. Он полностью готов, и будущим летом мы сможем играть там комедии. А пока нужно совершенствовать навыки. Дазенкур будет нам давать уроки для комедий, а Кайо и Мишю для комических опер.

– А нас будет много?

– О, только свои! Вы, ваша дочь, ваша кузина, маркиза де Шалон, две мои невестки, граф д’Адемар, Эстергази, Водрёй, еще несколько… И естественно, Артуа; без него у нас ничего путного не получится.

– Он душа общества, и его трудно заменить… Но что с ним случилось? Я не видела его с момента моего возвращения.

– Мы теперь видимся реже… но, действительно, вы же не в курсе этой истории… Она приключалась в ваше отсутствие. Вообразите себе, что мои отношения с Шарлем возбудили остроумие памфлетистов… После Куаньи Артуа… Ах, сколько же у меня любовников! Однажды утром в «Бычьем глазе» нашли целую пачку пасквилей.

– Опять!

– Я начинаю к этому привыкать. В июне был «Портфель Красного каблука», потом тот, о котором я рассказываю: «Любовные похождения Шарло и Туанетты». Хорошенькое название!

– Вы можете мне его показать? – спросила госпожа де Полиньяк, уже терзаемая любопытством.

– Для вас найдется экземпляр в каком-нибудь ящике секретера. Вроде бы их печатают в Лондоне. Этот особенно оскорбителен по отношению к королю, а меня там не слишком обижают. Милая моя, что вы думаете об этих стихах? Скажите мне, стоят они того, чтобы учить их наизусть:

Под изящной шеей, цвет которой посрамит алебастр,

Находятся две высоких груди,

Чуть трепещущие, округлившиеся от любви;

На каждой из них маленький розовый

Сосок. Очаровательный сосок, который никогда не отдыхает.

Словно приглашает вашу руку нажать на него.

Глаз – посмотреть на него, рот – поцеловать его взасос.

Антуанетта божественна, и все в ней само очарование…

– Великолепная поэзия! – воскликнула госпожа де Полиньяк. – Прохвост, написавший эти стихи, заслуживает вашего снисхождения за свой хороший вкус… А что сказал король?

– Он воспринял это очень плохо. Стал беспокойным, нервным, у него появились подозрения. А Артуа в то время как раз каждое утро приходил в Трианон. Король приказал одному слуге следить за ним и шпионить, и знаете, что тот сообщил? Ни за что не угадаете: что его брат приходит ко мне учиться танцевать на канате…

– Не может быть! Вы это видели?

– Я раз двадцать, не меньше, присутствовала при его упражнениях! Он этим увлекся, глядя на Николе и прочих канатоходцев. Хотел сделать нам сюрприз. Скоро он выступит перед нашим тесным кружком. Уверяю вас, это просто чудо – наблюдать, как он скользит по канату, в белом трико, с розовым поясом и шапочке с пером…

Пока Мария-Антуанетта говорила, вошла госпожа Кампан.

– Мадам, – объявила она, – пришла мадемуазель Бертен.

– Наша добрая Роза! – воскликнула Мария-Антуанетта. – Не заставляйте ее ждать; немедленно проводите ее в мою спальню. Пойдемте, моя милая, я хочу выбрать несколько нарядов, вы мне выскажете ваше мнение.

Едва королева и госпожа де Полиньяк вошли, мадемуазель Бертен, гордо распрямившись во весь свой небольшой рост, вошла следом за ними. Она была миловидна и с изяществом и достоинством носила черную кружевную блузку, накидку из тафты, круглую плиссированную юбку, приподнятую сзади, и шелковые перчатки. За ней шагали три работницы, груженные картонными коробками. Она сделала перед королевой хорошо заученный реверанс.

– О, мадемуазель Роза, что вы мне принесли? – спросила Мария-Антуанетта.

– Много чего, мадам, – ответила модистка. – Целых три дня в «Великом Моголе» работали только для вашего величества… Ну-ка, девочки, подойдите!

Оробевшие работницы приблизились; но Мария-Антуанетта и госпожа де Полиньяк уже набросились на картонки, открыли их и с тихими вскрикиваниями, удивленными восклицаниями и хихиканьем стали разбирать туалеты из газа, шелковых кружев, лебяжьего пуха, цветочные гирлянды, переплетенные золотой нитью, перья, золотое и серебряное шитье, как будто у них в руках оказалась вся государственная казна.

Глава XIV. Театр и королевский суд

Те, кто рассчитывал заменить госпожу де Полиньяк в сердце королевы, вынуждены были признать свое поражение. Никогда еще фаворитка не имела такого влияния, никогда другая беременная женщина не была окружена такой заботой.

Зима 1780 года, суровая для бедняков, выдалась благоприятной для наглостей Полиньяков. Королева обещала им милости и выгоды; министры вынуждены подчиняться. Напрасно экономный Неккер торгуется, защищая казну, словно свой собственный кошелек. Он предлагает фаворитке двести тысяч ливров постоянной ренты в уплату ее долгов и двадцать пять тысяч ливров постоянной ренты в приданое ее дочери. Какая же это мелочь! Госпожа де Полиньяк не желает получать милостыню; самое большее, на что она согласна, – это временный отказ от графства Биш, хотя его передача была уже согласована.

В конце концов, министр капитулирует. Подруга Марии-Антуанетты получит четыреста тысяч ливров, необходимых ей, чтобы успокоить прожорливых кредиторов, а в свадебную корзину ее дочери положат восемьсот тысяч ливров. По тому же случаю ей обещают в ближайшем будущем поместье с двенадцатью тысячами экю дохода.

Одаренная подобным образом, госпожа де