Враг моего врага. «Песец» - Натали Р.

попыталась вырваться.

– Пустите! Отвезите меня на «Ийон».

– В чем дело, Хеленна? – с железной хваткой его ладони бесполезно было бороться. Но тепло еще не исчезло из голоса. – Разве я тебя обидел?

– Да! – выкрикнула она со слезой. – Вы… – она не знала, как будет по-хантски «проклятый гомосексуалист», в школе таким словам не учили, – вы меня обманываете! Вы целуетесь с мужчинами, пока я не вижу!

– Я? – изумился он. Похоже, искренне. – Милая Хеленна, я ни с кем, кроме тебя, не целовался еще с тех пор, как попрощался в Шаркките с женой. А уж с мужчинами… Мне семнадцать лет было, когда это случилось в первый и последний раз. Мужчины меня вообще не привлекают.

– Я сама видела! – упрямо возразила девушка. – Вы были с этим огромным кетреййи. Вы обнимали его за шею, и прижимались страстно, и целовали. Оторваться не могли!

До Мрланка наконец дошло. Он с облегчением засмеялся.

– Глупая, – это слово прозвучало ласково, а не обвиняюще, – я у него кровь пил.

– Да-а? – недоверчиво протянула Хеленна. И правда, она вспомнила, что адмирал Мрланк присосался ртом к шее здоровяка. А она-то подумала… – А зачем вы его обнимали и гладили?

– По-твоему, я его бить или щипать при этом должен? – фыркнул Мрланк. – Человек отдает мне свою кровь, неужели это не повод проявить благодарность?

– А вы не могли у меня взять кровь, раз вам так надо? – все еще обиженно проговорила Хелена. – Обязательно у этого мужика?

– У тебя? – Мрланк саркастически присвистнул. – Меня твой папа убьет!

– А я ему не скажу, – пообещала она.

– Ну так иди сюда, девочка, – он показал клык в неконтролируемой усмешке, – не жмись в угол! – и сгреб ее в охапку, обдирая ненужную накидку с упругого горячего тела.

– Ой, – пискнула она придушенно. – Вы что, прямо сейчас меня укусите?

– Не-ет, – прорычал он – не грозно, а предвкушающе, как собака, дорвавшаяся до куска запретного мяса. – Сперва я тебя трахну, – это слово в школе тоже не проходили, но она уже его знала.

Дьёрдь Галаци замер в ожидании приговора. На душе действительно полегчало, когда он выговорился. От него больше ничего не зависело. Он переложил свой груз на чужие плечи. Осталось лишь смиренно принять то, что скажет Джеронимо Натта.

Тот молчал долго. Потом вздохнул, вздох вышел тяжелым.

– Даже не знаю, что с вами делать, Галаци. То ли сжечь от греха подальше, как еретика, то ли произвести в кардиналы.

Ничего себе, альтернатива. Дьёрдь украдкой поежился.

Джеронимо поверил епископу сразу. Придумать такое немыслимо. Если нечто подобное приходит на ум – сие либо Божье откровение, либо дьявольский соблазн. Но он-то, в отличие от Галаци, не слепой. Он видел насквозь этого плотненького венгра, зябко кутающегося в черное одеяние. Он слаб, но вера его сильна, и дьявол его не касался.

Что с этим делать – вот вопрос. Не всякое знание во благо. Одно дело – признать за вампирами право на свет, и по этому-то поводу немало копий скрещивалось, хотя Церкви не пришлось ничем поступаться, кроме изжившего себя проклятия. Но совсем другое…

Джеронимо отчетливо понимал: если услышанное им станет известно в массах, христианскую Церковь ждет крах. Возможно, правильнее всего достать стилет и воткнуть в сердце нежданному пророку, а после повторить то же с самим собой. Безопаснее для будущего Земли и веры. Но два обстоятельства мешали осуществить это прямо сейчас. Джеронимо не желал брать на себя грех самоубийства. Если ему суждено принять смерть во имя будущего, пусть это произойдет по велению папы, от руки палача. А кроме того, он не хотел убивать Галаци. Этот епископ был лучшим. Лучшим из всех, среди которых имелись и более сильные, и видящие темные потоки… Гурский был сильнее, но епископ из него вышел никудышный. Карден смотрел в упор на водоворот тьмы, захлестывающий корабли, но не среагировал вовремя, завис, не сумел взять под контроль ни один конфликт. Кортес-и-Тобаго умен, а поладить с иноверцем Левицем такта не хватает, богословские диспуты с капитаном устраивает на повышенных тонах, вместо того чтобы действовать заодно. Это бы ладно: кто без греха? Сам с Максимилиансеном далеко не сразу общий язык нашел. Но Галаци удавалось же.

– Когда закончится операция, – проговорил Джеронимо, – отправитесь к папе. Честно говоря, я предпочел бы видеть вас в красной мантии, чем в красном пламени. Но решение принимать не мне. Возможно, я еще окажусь с вами на одном костре… Впрочем, нет. Костер – казнь показательная и в отношении землян категорически не одобряемая светскими властями. Нас прикончат по-тихому, чтобы не привлекать внимание к нашим персонам. Мы умрем во сне от обширного инфаркта. И это будет правильно. Но, Боже мой, сколько бы мы могли еще принести пользы…

Ну вот зачем он стал расспрашивать Галаци? И зачем Галаци стал расспрашивать того вампира? Скольких проблем можно было бы избежать, если бы знать заранее.

– Можете забирать, – сказала Клара. – Только пусть пока наблюдается у меня ежедневно.

Йозеф зашел в медблок, чисто чтобы поинтересоваться, как дела, подбодрить гъдеанку, обновить напутствие Кларе и напомнить Аддарекху, что его служба все-таки не медицинская. И вдруг – забирайте. Он этого не ожидал. Какие-то секунды внутри металась малодушная мыслишка: оставить Унтли здесь долечиваться. А там, может, и приживется в медблоке. Он не привык ни с кем делить капитанскую каюту и не был уверен, что хочет этого.

– Наверное, ей лучше под твоим присмотром еще побыть, – заикнулся он, но Клара настойчиво повторила:

– Забирайте.

Небось, пациентка мешает уединению с вампиром.

– Она к вам просится, – сказала Клара. – И правда, что ей тут холодные простыни пролеживать?

Он ни за что не признался бы, что именно это его и беспокоит. Бог с ней, с каютой, но гъдеанка ведь в его постель ляжет. И как себя там вести? На трезвую голову проблемы, которых он не видел, будучи пьяным, терзали душу сомнениями.

Да какого рожна, раздраженно подумал Йозеф. Хранить верность некому. Почему бы не пригреть бабу? Он уже спал с ней, мало ли что не помнит.

Унтли привстала с койки, когда он вошел.

– Господин Йозеф? – а она за эти дни без кровопусканий похорошела, лицо разгладилось, приобрело слабый румянец. Только тревога в глазах: вдруг выгонит? Застряв в лазарете, Эст Унтли волновалась: ведь не для того он ее к себе брал, чтоб она под капельницами разлеживалась. Сейчас как скажет: убирайся обратно на «Молнию», раз от тебя все равно никакого проку, одни расходы.

– «Господин Йозеф» очень глупо звучит, – сказал он. – Ты можешь звать меня просто «Йозеф», а? Хотя бы наедине.

– Я постараюсь, – пообещала она, – господин… – она испуганно зажала рот ладонями. – То есть…

Он вздохнул. И протянул ей руку:

– Фрау Золинген говорит, тебе уже не обязательно торчать тут безвылазно. Собирайся, пойдем.

Унтли кинула взгляд туда,