Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева - Зинаида Александровна Миркина

чувствует себя неотделимым от самой далекой звезды, как и от любой живой души, – выходит из-под власти Рока. Для такой души нет ничего внешнего. Все внутри. И тогда оказывается, что Рока – нет. Ему негде быть. Нет пространства для него. Внешнего пространства больше нет. Дух собран и подчинен только самому себе. Бог – внутри.

РОК – ЭТО НЕ ВМЕЩЕННЫЙ ВНУТРЬ БОГ.

У человека есть возможность вместить Бога внутрь. И пока он этого не сделал, он виноват в том, что тигры-стихии рыскают по лесам земли и по трущобам души. Преобразиться – значит укротить этих тигров. И это задача человека. Укротить тигров и создать духовный космос и внутреннюю гармонию. Создать внутренний строй, подобный величественному строю мироздания.

Глава 5

Предел пределам

Чувство своей вины, чувство великого Долга перед своим высшим началом, чувство спроса с себя и готовности к ответу приходит в глубинный, тишайший час – час Души.

В глубокий час душиВ глубокий – но́чи…(Гигантский шаг души,Души в ночи).(Цикл «Час души». № 2)

Это час взгляда во всю мировую огромность, в великую цельность неба и собственного сердца, час предстояния себя малого перед Собой великим:

… В тот час дрожи,Тщета, румяна смой!Есть час Души, как час грозы,Дитя, и час сей – мой.(«Есть час души, как час Луны…»)

Да, именно этот час чувствует Марина Цветаева своим главным часом, на который она в мир призвана. Час Души – это час Беды. И эту Беду, эту Боль она принимает, как Дар высшего и как высший Дар. Сама ее Душа приходит в мир, как целительная Беда, от которой отталкиваются, которую не хотят принимать малые души. Гордая и, может быть, высокомерная в другие часы, в этот свой высокий час она смотрит на них, как на свое несмышленое дитя:

Беда моя! – так будешь звать,Так, лекарским ножомИстерзанные, дети – матьКорят: «Зачем живем?»А та, ладонями свежа,Горячку: «Надо, –Ляг».Да, час Души, как час ножа,Дитя, и нож сей – благ.

Этот жертвенный нож, эту призванность к жертве Марина Цветаева чувствовала с самого детства, «отродясь». Отсюда и любовь к тузу пик и такое невероятное для ребенка предпочтение его всем королям и валетам. Туз пик – черная алебарда с острым концом – направлен был прямо в сердце с тем, чтобы пронзить его и оживить. Увести от поверхностных чувств к глубочайшим, пусть страшным, пусть мучительным, но истинным. Жить – значит жить всей собой до последней глубины, из которой даже в смерти (чувствовала, была уверена) брызнет фонтаном вся полнота жизни. С поверхности – через пропасть – куда?

Туда, где оживает все сердце.

Это душа, призванная Огнем и Духом. Тем, кто сжигает и развеивает все смертное и обнажает бессмертные истоки, – призванная к великому, может быть, к величайшему. И поэтому она должна отдать меньшее во имя большего. Это – девочка без куклы, женщина без «тихих милостей семьи», боец, которому конь наступает пятою на грудь, чтобы извлечь из нее сноп света.

Надо уметь не уклониться от этого ножа, выдержать эту тяжелую и благословенную пяту; надо, отдав все внешнее, идти за внутренним голосом, слышать удар, толкающий сердце изнутри, какое-то гудение внутреннего потока, стремящегося к неведомому морю. Ему не задают вопросов, не ставят условий. – Перед ним затихают.

Встреча со своим высшим божественным началом плодотворна только тогда, когда она жертвенна. Heжертвенная – подобна евангельской встрече богатого юноши с Христом. Богатому очень хотелось бы обрести все, не отдавши того, что он имеет. Но это было подобно желанию налить воду в наполненный до краев сосуд. Или – или… Или «я», или Бог.

До поры до времени может совмещаться множество начал. До поры до времени можно обходиться без жертвы. Но рано или поздно наступает момент выбора, после которого сытые волки с целыми овцами никак совместиться не могут.

Себялюбие – или любовь.

Самоутверждение – или самоотверженность, – вплоть до полного самоотречения.

Перед таким выбором стоит библейский Авраам. Он выбрал. И эта готовность к жертве была важнее самой жертвы. Жертва не понадобилась (Быт. 22:1–19).

Авраам – камень преткновения для неверующих и для маловеров. Разум и сердце отказываются понять жестокость Бога. Но это до тех пор, пока разум и сердце человеческие довлеют самим себе и не загораются и не тают, как воск в пламени. Это растворение и есть жертва. Нет меня и всего моего – есть Ты. Полюбить – значит вместить. Полюбить Бога – значит вместить Бога, значит вместо трепетного сердца – «угль, пылающий огнем»…

Но перед этим – «как труп в пустыне» – час жертвы. Час свободы от всего внешнего. Час затихания. В этот час Божество требует отдать себя прежнего – себе новому. Божество подступает, как грядущий день, который несовместим с прошлым. Душа должна добровольно отдать прошлое и повернуться лицом к Грядущему. Тогда она освободит ему место, и оно войдет.

– Свыше сил человечьих –Подвиг!– Стань божеством…(«Ариадна»)

Час Души – это час, когда человек становится достойным своей божественной природы, и тут полагается предел его пределам. Душа ощущает свою беспредельность, свое бессмертие, свою внутреннюю бездну, внутреннюю полноту. Час души – это час полного поворота извне вовнутрь.

Час сокровеннейших низовГрудных – плотины спуск!Все вещи сорвались с пазов,Все сокровенья – с уст!

Час принятия Беды, час добровольной жертвы, час утраты надежд на все внешнее становится часом распахнутых дверей внутрь:

И вдруг, отчаявшись искать извне,Сердцем и голосом упав: во мне!(«Сивилла: выжжена, сивилла: ствол»)

Бесконечно углубленный взгляд. «Не пожар: бездна», – как писала Цветаева Рильке. Никакого внешнего величия, всемогущества, вседозволенности – больше нет. Час души – это час, «когда в себе гордыню укротим». Это «высокий час ученичества» и «одиночества верховный час».

Час тишины, а не громов, час Света, а не цвета, прозрачности, а не яркости – час внутреннего единства со всей мировой глубиной, час собирания всего разрозненного, всех разодранных риз…

В глубокий свой час душа смотрит в звездные глаза своему истинному возлюбленному. И он бесконечно отличается от тех, которых она обожествляет в другие часы и дни своей жизни.

Час души – это час отрезвления и внутренней ясности. «Ничего не хочу, за что в 7 ч. утра не отвечу и за что (без чего) в любой час дня и ночи не умру», – скажет Цветаева в «Искусстве при свете совести». – «За Пугачева не умру – значит, не мое»[30]..

Линяют и тускнеют прежние боги, прежние кумиры, съеживается и приобретает земные размеры их кажущаяся безграничность и становится видно, что Божий первенец превысил полномочия, присвоив себе божественный огонь… Душа прозревает разницу между огнем внешним и внутренним. И от синего огня уводит взгляд к белому – без примеси, без пепла. Она провидит великую цельность и внутреннюю