На бешеной скорости - Тамуна Менро

спорят. Макс даже ВСЕМ показал вчера фото, где вы в обнимочку спите. Даже жалко тебя стало. Если не веришь, спроси у Демьяна, он подтвердит.

Меня словно пнули в солнечное сплетение, сначала меня бросило в жар, потом в холод, я резко вспотела и будь у меня подмышкой градусник, он бы взорвался от перепада температур. Меня затрясло всем телом. В висках больно запульсировало БУМ-БУМ-БУМ. ПОСПОРИЛ-ПОСПОРИЛ.

Что значит поспорил?! Так это все было только для того, чтобы затащить меня в койку? Я не верю! Невозможно так сыграть в чувства. Он же мог переспать со мной, но не стал. Какая фотография? Нет, этого не может быть! Это какая-то злая шутка! Это Карина увидела, как мы целуемся и взбесилась. Я потянула за рукав Демьяна, чтобы он обратил на меня внимание. Я сунула ему свой телефон с открытым сообщением и смогла вытащить из себя только одно слово:

– Правда?

Он прочитал сообщение, но ничего не ответил. По играющим желвакам на челюсти я, итак, все поняла. Правда. Но мне нужны были слова, а не мои предчувствия. На телефоне всплыло новое сообщение от Макса, но я быстро его скинула.

– Это правда? – Я повторила свой вопрос так, что на нас шикнула химичка.

– Да, – односложно ответил Дема, поднял на меня глаза, но не смог выдержать моего взгляда и сразу отвернулся, а мой мир рухнул, оставив под своими развалинами мое разбитое сердце.

Может ли всего лишь одно слово тебя уничтожить, подорвав изнутри?

Может ли всего лишь один поступок выдрать тебе кишки из живота и сделать из них чудовищную маску медузы Горгоны, которая превращает тебя в камень?

Может ли один человек растоптать твои чувства и доверие так, что сердце перестает биться?

Может. Может. Может.

Прямо сейчас это все происходило со мной.

В глазах застыли сухие слезы, они щипали так, что хотелось их тереть, но у меня не было сил даже поднять руки. Каких-то 7-8 часов назад я стала самой счастливой девчонкой на свете и улыбалась утром хмурым прохожим, делая им комплименты. Мне хотелось размножать мое счастье в других. А сейчас из меня в секунду вышел весь воздух, скрючив все тело не от фантомной, а физической боли. Каждая клеточка моего тела стонала от невыносимой, режущей бритвой живую плоть боли.

Разве можно спорить на живого человека?

Почему именно я?

За что они так со мной?

Тупые вопросы!

Я не метафорически, а реально забыла, как дышать. Это страшно. Жесть, как страшно. Я начала шумно глотать воздух, как рыба, выброшенная на берег. Я была очередной игрушкой Хищников, возомнивших себя королями мира. А я напридумывала себе, что мы станем друзьями и будем общаться даже после выпускного, куда бы мы не разъехались.

Стоп, Кира. Стоять! Дыши, детка, дыши! Приходи в себя! Ты не их игрушка. Ты живой человек. Ты рождена для счастья, помнишь? С тобой так нельзя! Ты и виду не подашь, как ты разваливаешься на части! Ну поспорили и поспорили. Ты же с ним не переспала! Вот и пошел он со своим спором! Фото. О каком фото идет речь?

Я насильно собирала себя по кускам, мысленно снижая важность спора. Я подошла к внутреннему рубильнику чувств. Одно короткое нажатие. И чувства должны были отключиться. Обычно моя визуализация меня не подводила. Но тут рубильник остался без электрического напряжения, и я опустила его вхолостую.

Зазвонивший звонок известил об окончании урока. И об окончании моей короткой, но такой ужасающей в своей жестокости истории с Максом.

17.1

Я медленно встала, взяла рюкзак, закинула его на плечо, но он безжизненно обмяк, свалившись на пол. Я подняла его и, не оборачиваясь, пошла из класса. Мне хотелось бежать со скоростью света, скрыться ото всех, никого не видеть, но ноги стали ватными и я еле их передвигала.

– Кира, подожди, – я услышала голос Макса, но не остановилась.

Он меня использовал. Он купил, нет, он продал меня за 30 тысяч рублей. Какая символичная сумма. У предательства и подлости есть своя компенсация. Наверное, я это заслужила? Я ведь обманывала Ромку, так что этот спор, мои растоптанные чувства можно считать моим возмездием? Даже если это карма и я это заслужила, почему же так больно?

– Кира, – Макс схватил меня за руку, развернул меня к себе и отпрянул, взглянув на лицо. – Что случилось?!

Кира. Он назвал меня Кирой. Уже второй раз. В первый – я чуть сама на него не залезла. А сейчас… Сейчас он вообще утратил право как бы то ни было ко мне обращаться. Я столько бы могла ему сказать, но я смотрела на его обеспокоенное, но все такое же прекрасное лицо, и не могла найти слов, способных выразить все мои чувства.

– Отойди, – я с усилием освободилась от его руки, долго рассматривала свои ботинки, потом заставила себя вновь поднять глаза на него. – Ты худшее, что могло со мной случиться в этом городе. У меня нет даже сил ненавидеть тебя. Я просто хочу стереть себе память и не знать тебя, никогда.

– Кира, что…

– Не смей обращаться ко мне, говорить со мной, трогать меня. Никогда. Я аннулирую все желания, свидания и прочую фигню. Ты не Хищник, Макс. Хищники не обманывают свою жертву, они просто нападают и сжирают заживо. Ты же монстр. Бездушный, жестокий, отмороженный монстр.

– Кира, дай объяснить, я знаю, как это выглядит, – ай, да Макс, до последнего держит удар, он ведь никогда не сдается.

– Ты поспорил на меня с друзьями? – Ну, вот я и сказала это вслух.

– Да, – он не стал отрицать.

– Покажи мне фото, которое все видели. Похоже, я одна не в курсе, что ты снимал. Что еще ты со мной делал, пока я была в отключке?

– Да, блять, выслушай меня, – Максу нужно идти в театральный ВУЗ, он отлично играл в раскаяние.

– Покажи. Мне. Мое. Фото. Немедленно.

Он разблокировал телефон и последние мои надежды, что это страшный сон, что его могли оболгать, развеялись, как прах по ветру.

Его лицо перестало выражать какие-либо эмоции, видимо, вернулся холодный, бесчувственный Макс. Он показал мне фотографию, где я спала у него на груди. На глаза навернулись слезы, неприятно защекотало в горле. Если бы я не знала контекста этого снимка, он был бы самым трогательным в мире. Вокруг нас медленно собиралась толпа. В ней я увидела Хищников, сожалеющее лицо Эми, ликующее – Карины.

– Я делал его не для того, чтобы кому-то показать, для себя, – я жестом