На бешеной скорости - Тамуна Менро

показала ему прекратить говорить.

– Можешь оставить его себе. Ты отлично потрудился. Мы ведь, получается, переспали, да? Артур, Демьян, вы должны ему 30 тысяч. Он выиграл, – я не стала говорить, что до секса дело не дошло, мне было все равно, кто и что обо мне думал. Я вновь повернулась к Максу. – Уйди и не подходи. Никогда. Ни ты, ни твои дружки.

Он снова схватил меня за руку, я начала вырываться и тут вмешался Демьян:

– Ты оглох? Она сказала отвалить от нее, – он резко оттолкнул Макса от меня.

– Это всё ты! – заорал Макс.

И началось. Они вцепились друг в друга как бешеные псы, словно и не были друзьями. Эми обняла меня и повела прочь от драки, я, оборачиваясь, увидела, как Артур пытался их разнять и отлетел от удара Макса. Дальше я ничего не видела. Слезы застилали мне глаза. Нос побежал. В ушах гудело.

У меня началась самая настоящая истерика. С рыданиями в голос. Если до этого момента я сдерживалась, то тут моя броня спала и меня как прорвало. Эми успокаивала меня, обнимая и похлопывая, гладя рукой по спине. Откуда-то прибежала Вэл, видимо на шум драки слетелась вся школа. Вдвоем они пытались привести меня в чувство.

– Кира, Кирочка, дорогая, я не знала, что они на тебя поспорили. Настя на уроке сказала, я сразу на перемене хотела тебе сказать и не успела. Мне так жаль, так жаль, Кира, не плачь, – Эми причитала так, что от этого я еще сильнее заходилась в плаче Ярославны. – Я вообще офигела, когда Макс тебя поцеловал.

– Блядь, вот придурки, – Вэл тоже меня обнимала, но оставалась в нашем женском треугольнике единственной вменяемой единицей. – Пусть плачет, пусть орет, нельзя в себе это гасить. Ори, Кира, ори, девочка. Суки, ну я им устрою. Так ты переспала с Максом? Ну, ладно, хоть секс классный получила, будет что вспомнить… Макс в нем хорош. Давай будем считать, что это ты его оттрахала!

До меня медленно доходил смысл ее фразы.

– Ты… Ты спала с Максом?!

– Ой, Кира, извини, конечно, что снимаю с тебя розовые очки, но он тут полшколы поперетрахал. Ну, мы время от времени мы друг другу давали разрядиться, он, можно сказать, помогал мне выбросить из головы одного придурка. А что ты так смотришь? Клин клином вышибают! Да у нас давно ничего не было, он только на последних Хищах, как с цепи сорвался, набросился на меня, увез тебя, а потом мы… – Она резко замолчала. – Кир, вот я дура, у вас, надеюсь, не тогда все случилось? Я ж не знала. Кира, блять, я теперь себя подружкой-стервой чувствую!

– Не было у нас тогда ничего, – признание Вэл сработало для меня как холодный бодрящий душ. Он привел меня в чувство. Я вытерла слезы рукавом. – Он мог трахать, кого захочет, как и сейчас. Так что можете и дальше развлекаться.

– Ну-ка замолчала резко! Я реально не знала, могла бы и сказать, что у вас что—то закручивается, мы тогда только познакомились с тобой. Что мы сейчас из-за этого общаться перестанем? Я что должна была у всех спрашивать, а не планирует ли кто трахнуться с Кирой, вы если что, проходите мимо? – Речь Вэл произвела на нас такое впечатление, что мы одновременно с Эми расхохотались. Вэл сначала смотрела на нас, как на больных, а потом с нами начала смеяться, прижав к себе.

– Что делать-то будем, Кир? Звонок уже прозвенел. Предлагаю прогулять. Поехали в Кокос, угощу тебя твоим любимым какао, – Эми заговорщицки подмигнула.

– На какао с этого момента у меня аллергия. Это Макс его для меня организовал. Не хочу ничего, что с ним связано, я буду чай, поехали. Спасибо, вам, девочки. Без вас бы я чокнулась.

– Ну, так, а со мной что? Ты не дуешься? Мы с тобой теперь подружки по одному любовнику, если что тройничок можем организовать, – я уставилась на Вэл, открыв рот. – Да шучу я, шучу!

Знаю, что я сбежала от проблем. Папа всегда учил меня идти страхам навстречу, показывать, из какого теста я сделана. Похоже, из блинного. Я растекалась от эмоций тонким рваным блином, который кое-кто, не успев отжарить, выкинул в помойное ведро.

17.2

Макс

СУКА!

Как же бесит, что я не успел сам все рассказать. Чистосердечное признание смягчает же наказание? Этого я теперь не узнаю. Я просто идиот, каких еще поискать. Ну, а когда бы я сказал? Когда собаку ее спасал? Или когда в лесу чуть с ума не сошел от новых ощущений неконтролируемой нежности? Или когда эта бесстрашная пташка не послала меня подальше и первый раз в жизни гнала по самым оживленным трассам?

А потом она заболела, потом наши поцелуи и ночные встречи. Вот я сжимаю ее ягодицы и на морально-волевых сдерживаюсь, чтобы не отодвинуть пальцами кусок ее бабушкиных трусов и не войти в нее одним быстрым движением. Когда, блядь, я должен был сказать: “Кира, ты это не обессудь, мы с пацанами поспорили, кто первый тебя трахнет, на тридцатку, но я с тобой не из-за бабла, а чувства во мне проснулись”. Чтобы она сделала? Завопила бы на весь дом, и ее военный папаня пристрелил бы меня тут же.

Утром я решил: скажу, как есть, да, она будет верещать, но потом поймет, что я не вру, а нет – так я заставлю ее выслушать и поверить мне. Я ей тоже нужен, я это знаю, нутром чувствую. Когда рядом, нас током бьет друг от друга и без секса. Его, кстати, я давно мог организовать, если бы дело было в споре, в том же лесу или вчера дома – и она не смогла бы устоять. Но я хотел иначе. Надеюсь, когда она придет в себя, ей хватит ума это понять. Она не могла не заметить, что я рядом с ней без каких-либо масок, как есть и я искренен.

Не успел. И как бы я не хотел крушить все вокруг, это уже случилось. Я понял две вещи.

Первое. Подходящих моментов для неприятной правды нет. Она всегда неудобная, липкая, с протухшим запашком.

Второе. Мне без Киры никак, физически без нее плохо и похуй, кто что думает – я ее не отдам никому. Ни сраному Роме, ни лучшим друзьям, никому. Только теперь, когда она узнала о споре от других, при всех, эта задача усложнялась в разы. Но я сильный математик. Не подошло одно решение, найду другое.