Пьесы - Николай Гуриевич Кулиш

Здесь. А что?

К о н в о й. Да вот, пардона привели.

С т р а ж а. Прибейте к стенке.

К о н в о й. Говорит, что утек от белых и имеет секрет.

С т р а ж а (осмотрев Андрэ). Смотри, гражданин, Судьбу не обманешь.

А н д р э  уводят.

20

Стукнула дверь у Ступай-Степаненко. Выходит  М а р и н а.

К о н в о й. Где тут Судьба?.. Командующий?

М а р и н а. Он там наверху. В генеральской квартире. Да вот я вас провожу. (И ведет.) Командующий ищет генерала. Генерал убежал. А не знаете ли вы, товарищи, товарища Югу?

К о н в о й. Нет! Такого что-то не слыхали.

М а р и н а. Как же! Он тоже за большевиков. Жаль! Ну да я его разыщу и (взгляд на Андрэ) пришлю к вам.

21

Я (подхожу к страже). Может, вы скажете, где командир передового партизанского отряда?

Стража молча и подозрительно осматривает меня.

Где можно найти Судьбу?

С т р а ж а. Больно любопытен. Ты кто такой?

Я. Я послан из ревштаба, от Гамаря. (Показываю пакет. Мне указывают наверх.)

22

Миную стражу. Иду по лестнице. Вдруг слышу:

— Простите!..

Оглядываюсь — она. Близко. Лаже отступаю — так близко. Слышу, как в крови загремела музыка (из «Патетической»), полыхают зарницы — аккорды. Стихло. Голубеют глаза.

О н а. Надо бы с цветами навстречу, а я вот с просьбой. Можно?..

Я вслушиваюсь в ее голос. Молчу.

…положить на ваш триумфальный путь… мою просьбу?

Я глупо молчу.

Она не задержит вас. Пройдете мимо — уйдете, растопчете — тоже уйдете.

Я. А если я подниму ее?

О н а. Отнесите поэту, писавшему мне письмо. Он еще жив?

Я. Жив.

О н а. Скажите, и мчится на коне в степи? Дороги у ветров спрашивает? Девушки не забыл?

Я. Не забыл и не забудет. Но он мчался на палочке. Жил грезами. Жил прошлым. Теперь он хочет жить будущим. Пересаживается на коня.

О н а. На какого?

Я. На какого? На огненногривого! У революции их много.

О н а. Передайте, что его ждала и ждет около украинской криницы одинокая украинская девушка. Он свернет к ней хоть на часок с дороги? Приедет?

Я. Да!

О н а. Передайте, что одинокая девушка ждет, и не одна. С ней поджидает старая родина-мать. Поджидает сыновей своих из солдат на вороных, на казацких конях…

Я. Эти кони уже в музее.

О н а (вспыхнув). Наши кони у кого-то на привязи! Прикованные! К чужому замку! Ржут! Дороги просят!.. Неужели не слышите? Неужели, скажите, вам чужда самая близкая и святая идея национального освобождения?

Я. Я «за», но…

О н а. Без «но». Неужели для вас истлело знамя Богдана, Дорошенко, Мазепы, Колныша и Гонты?

Я не отвечаю.

23

Мимо нас проходят двое. Один хвастается:

— Я за Интернационал, Микеша! И чтоб ты знал, за все языки! Потому и все языки хочу знать, уж немножко знаю.

М и к е ш а. А ну?

П е р в ы й. Что — ну? Гранд-отель — это тебе что? Ориенбанк, скажи? Аграрный? А национализацея? Прейскурант — это тебе что? Бомонд? Гарнитур? А реквезицея? Пролетариат — это и ты знаешь — класс, ну а нацея?

М и к е ш а. Это и будет нацея.

П е р в ы й. Ну, нацея, это, правда, нацея. А панацея тогда что? Прогресс? Или, скажем, антракт?

М и к е ш а. А это что же?

П е р в ы й. Что?.. Крути революцию без антракту, вот что!

24

О н а. Скажите, вы тоже за этот Интернационал?

Я. Да. Я за эту идею. Вы?..

О н а. Я?.. Не против. Но я знаю, что того лишь идеи победят, кто с ними взойдет на эшафот и смерти в глаза скажет. А ваши эти?

Я (тихо). Взойдут!

О н а. Вот эта шушера и шваль? Удар, поражение — и они разбегутся, идею бросят на дорогу вместе с грязным своим солдатским картузом и сами же растопчут!.. Другое дело — убивать безоружных, превращать в эшафот каждый дом, на это у них нет антракта.

Я. Все же живых в землю не закапывают, — отживших и мертвых.

О н а. Однако, простите, я не об этом собиралась вам сказать! Ах, Не об этом! Нет-нет!.. Не о политике, совсем о другом. О чем-то теплом и простом, о человеческом. Мы все на мир из детских окон смотрели и мечтали, что будет он для нас такой ясный, теплый, как день господний, такой простой, понятный, как детский наш букварь. Над трупиком замерзшей птички плакали, а теперь? Через человеческие трупы шагаем. Кто холоднее — трупы или мы, не чувствуем, не знаем. Любовь! Где ты, любовь, куда девалась в мире? Гостья ты пасхальная иль просто мечта?.. (После паузы.) Скажите, поэт еще и до сих пор верит в Петрарку и вечную любовь?..

Я. Да. Как в сон, как в мечту. А вы?

О н а. Я?.. Я за девушку скажу. Она в поэта верила и верит, и передайте, что бережет для него свою любовь.

Я (конечно, музыка, аккорды до небес, и зори, и голубые зарницы). Боже!.. Так вот какая просьба! Это же радость! За всю жизнь…

О н а. Ах, это не просьба! И она не радостна! Она так трудна — для меня, для нас!…

Я. Все равно! Я подниму ее и понесу как радость!..

О н а. Да?.. (Пауза.) Нам надо освободить Пероцкого Андрэ!

Темно. Тихо. Отшатываюсь. Молчу.

Я знаю. Трудно. Но поймите, что на вашу дорогу упадет этот труп. И на мою к вам. Ни я, ни вы этого, конечно, не хотели, чтобы он пришел и стал между нами. Но так вышло. Это было требование программы. Теперь Судьба. И я не могу, я не могу, чтобы еще он лег между нами трупом. Он должен отойти от нас живым. Неужели вы сможете?..

Я. Что?

О н а. Переступить через труп ко мне?

Я (хрипло). Я попробую.

О н а. Что?..

Я. Спасти этот труп…

25

Я иду к Пероцким. Двери стоят настежь. Текут из коридора и с улицы свежие струи ветра, рвут и крутят пламя трех свечей. (Одна на подоконнике.) Вижу спины, шапки, красные ленточки, винтовки и дым. Судят Андрэ: Он без шапки. Лицо спокойно-бледное, в то же время кричит немым смертельным криком.

М а т р о с. Как звать?

А н д р э. Андрей.

М а т р о с. Фамилия?

А н д р э. Энен.

М а т р о с. Офицерский ранг?

А н д р э. Прапорщик запаса.

М а т р о с. Спрашивай дальше, хлопцы, потому чувствую, что брешет. Не могу!

Ш а п к а. Чего пошел в кадеты?

А н д р э. Мобилизовали.

Ш а п к а. И я не могу!

П о л у ш у б о к. Шинеля своя аль дали?

А н д р э (взвешивая ответ). Дали.

П о л у ш у б о к. А сапоги?

А н д р э. И сапоги.

П о л у ш у б о к. Нешто такие дают казенные? Не могу и я — так брешет!

М и к е ш и н  д р у г. Пардон! Куда же девал погоны?

А н д р э. Без погон ходил.

М и к е ш и н  д р у г. Напрасная конспирацея. Ежели б ты был в погонах, так, может, и поверили бы, что ты прапорщик. А без них