Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави

— Да нет, он нашептал свои заклинания — вот петуху и зашорило глаза! — пояснил окружающим Тит Тюн.

— Не болтай про меня слишком много своим вонючим ртом! Ни разу в жизни не мылся! — разозлился Ка.

— А сами-то?.. Только на реке Чи до воды и дорвались, — обиженно бросил Тит Тюн и ушел к своим волам.

Отец Куна частично ощипал кур, но местами мягкое перо не поддавалось ощипу. Пришлось опалить огнем. На обожженных участках выделился подкожный жир, появился специфический запах. Буа Си и жена Ка принялись мастерить корзинки из пальмовых листьев. Мать Куна порубила сухой лемонграсс и бросила его в ступку. Добавив соли и горсть стручков сухого жгучего перца, Кам Конг начала толочь приправы крупным пестом. К тому моменту вернулись из леса Тян Ди и Кат с охапкой молодых побегов.

— Ого! Уже вовсю едой тянет! Наконец-то поем куриного супа! А курицу, что висит в повозке нашего «старейшины», тоже в дело пустят? — спросил Тян Ди.

Отец Куна разделал тушки кур на мелкие кусочки, а потом переложил мясо на кратонги:

— Завтра будем проезжать одну деревеньку, где продают посуду. Авось выменяем соленую рыбу на какой-нибудь суповой котелок.

— Похлебка в самодельном горшке получается ароматнее, — заметила мать.

Отец Куна промолчал в ответ, только отер руки о листья и пошел к повозке.

— Ось уже готова или нет? — спросил Кун, следуя за ним.

— Мы ее сделали и установили к рассвету. Теперь должна прослужить до самого Кората! — ответил отец, скручивая банановые листья.

— Ночью я не смог рассмотреть, как ты добывал огонь. Хочу еще раз глянуть, — сказал Кун.

Отец ответил, что это не такое уж сложное дело, и еще раз рассказал про все этапы. По его словам, самое главное тут — терпение. Но, чтобы ускорить процесс, лучше тереть желобки вдвоем и в два раза сильнее.

Суп сварился, и каждый нес к завтраку свою корзинку с рисом. Земля еще не просохла и не прогрелась после ночного дождя, поэтому мать Куна не стала сажать дочерей за трапезу вместе со всеми, а дала им жареную печень с куриными почками и отвела обратно в повозку. Кун спросил, пробовал ли дядя Ка куриную печень, на что тот ответил, что сам он не ел, но «накормил» жареной требухой свое ружье, обмазав его до блеска.

— А не боитесь, что муравьи заползут в повозку на запах съестного и покусают ночью? — вставил Тит Тюн.

— Смотри как бы тебя какая-нибудь вошка не покусала. Кам Конг ни разу, поди, не стирала свою юбку и саронг, — ответил Ка и принялся жевать кусок курицы.

Кун и Тян Ди скатывали комочки клейкого риса и макали их в суп, с удовольствием поедая куриное мясо. После завтрака возле стоянки прошли местные жители с топорами и тесаками, они направлялись в лес за древесиной для камнана. Перебросившись парой слов с заезжими гостями, они подарили Ка несколько кусков кремня.

— Дай вам Бог долголетия, и пусть каждый из вас станет камнаном! — поблагодарил он.

— В этой жизни навряд ли! У нашего камнана и сын есть, и зять — свято место пусто не бывает! — ответил лысый высокий мужчина и пошел в лес.

Обоз снова тронулся в путь. Ка, как и ранее, ехал первым, а за ним все остальные. Кун хотел выйти из повозки и пойти вместе с отцом пешком, но мать уговорила его остаться с сестрами. Те щебетали обо всем, что приходило в голову. Вереница повозок, словно изолированная от окружающего мира, медленно тянулась по пустынному полю. Мимо пролетело несколько шпорцевых кукушек с красными глазами, порой откуда-то издалека доносилось их кукование.

— Почему кукушка смолкла? — спросила Исун.

— Она долго куковала. Надо же ей передохнуть? — ответил Кун.

— Она тоже должна искать себе пропитание. Если только куковать целыми днями, то умрешь с голоду, — пояснила мать.

— Конечно. Так же, как и мы, — ответила мать и подхлестнула волов, сгорбившихся под тяжестью груженой телеги.

Крупный овод сел на ухо Меченого, и он тряхнул головой, нарушив окружавшую обоз тишину звоном бубенца.

Для следующего привала выбрали место на опушке леса. Солнце поднялось уже высоко, но земля все еще оставалась сырой, как и на месте прошлой стоянки. Из села неподалеку раздавался дружный лай местных собак. Собаки Куна и Тит Тюна поочередно им отвечали, а один из псов и вовсе забрался на термитник и завыл, будто хотел доказать, что в соревновании с местными ему нет равных. Слева от опушки раскинулось озеро. Сквозь ветви деревьев виднелась серебряная гладь воды, отбрасывающая мерцающие блики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Сводите волов на водопой, а после отправимся за птицами. В лесу их полно, а Тит Тюн в охоте на них рукастее остальных, — сказал Ка.

— И не говори! Тит Хат заказал мне привести ему дичь к выпивке.

— Охота так охота. На все про все час времени — и назад!

— Пойдем? — спросил Кун отца.

— Да. У нас есть все необходимое, настреляем вдоволь, — ответил тот.

— Хочешь — пойдем. Только давай пошустрее, без проволочек… — сказал мужчина.

Волов привязали и вооружились для птичьей охоты. Арбалет натерли до блеска, а колено со стрелами отец Куна повесил за спину, отчего стал похож на матерого охотника.

— Ну что, постреляем сегодня? — с улыбкой спросил Тит Тюн.

— У тебя длинное духовое ружье? — спросил Кун.

— Примерно восемь твоих ва с локтем. Если настреляем много, то согнетесь, пока дичь до обоза дотащите! — ответил Тит Тюн.

— Не пойдете с нами? — спросил Тян Ди у Ка.

— Я потом подоспею, лень тащить на себе птиц, — ответил старик.

Тит Тюн и Тян Ди пошли в одну сторону, а Кун с отцом — в другую. Здешний лес представлял собой настоящие джунгли: густая растительность и обилие деревьев, по которым свободно перемещались хамелеоны. На индийском дубе курлыкала крупная горлица. Отец Куна пригнулся и затаился. Подобравшись к корням дерева, он натянул тетиву и установил стрелу в желоб, но откуда ни возьмись прибежали Грязный и Красный и лаем спугнули птицу. Мужчина ничего не сказал, вздохнул и разрядил арбалет.

— Так мы никого не настреляем. Может, привязать собак, пап? — предложил Кун.

— Ничего страшного. Они давно не бегали по лесу…

На верхушке каучукового дерева щебетала пара крупных саранчовых скворцов. Отец Куна посмотрел вверх, вновь взвел и вскинул арбалет. Хотя птицы сидели очень высоко и мужчина рисковал истратить стрелы впустую, он все же решил попытать счастья и тщательно прицелился. Раздался звук выпущенной стрелы и крик упавшей на землю птицы. Кун подбежал взглянуть: стрела поразила ее в самый зоб. Птица что-то пропищала, откинула головку и больше не двигалась. Отец велел вынуть стрелу, но у мальчика никак не получалось. Острие глубоко вошло в тельце и застряло. Выдернув стрелу сильным рывком, отец велел Куну нести птицу, держа за лапы, чтобы не перепачкаться кровью, а сам сорвал с дерева пару листьев и отер стрелу. Где-то над их головами с криком пролетел аист и опустился на одно из деревьев. Отец сказал, что из него можно сварить суп. Они задрали головы, пытаясь высмотреть птицу. Сквозь зелень листвы проглядывал лишь кончик хвоста. Аист сидел довольно высоко, и только невероятно меткий человек смог бы его подстрелить. Отец Куна натянул тетиву и так долго прицеливался, что у стоявшего с задранной головой Куна заболела шея. Снова раздался свист выпущенной стрелы и вскрик. Аист забился между ветками и затих.

— Где-то между ветками застрял, — сказал отец.

Кун поднял голову и, присмотревшись, убедился, что так оно и есть. Мужчина вновь зарядил арбалет, надеясь сбить добычу на землю. Птицу пронзила новая стрела — тушка вздрогнула, но не упала. Отец тяжело вздохнул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А может, заберешься на дерево? — спросил Кун.

— Мог бы, но это отнимет много времени, лучше пойти пострелять других.

Вдруг откуда-то появился Ка с ружьем на плече, а за ним подоспели Тит Тюн и Тян Ди.

— Смотри, у нас дрозд, скворец, иволга и цапля, — похвастался добычей Тян Ди.

Ка присмотрелся и решил выстрелить в нее в надежде, что это поможет сбить застрявшую птицу.