Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави

— Пальни разок, может, хоть так получится достать ее! Уж очень супчика хочется отведать — сказал Тит Тюн.

Ка прицелился. Раздался выстрел. Под треск сучьев добыча упала на землю. Отец Куна вытащил из нее свои стрелы, отметив, что грудь птицы изрешечена дробью.

— Ого! Какая крупная! — воскликнул Тит Тюн.

— Кто хочет — тот пусть ест, но мне мой ачарья запретил есть аистов, — сказал Ка и предложил возвращаться.

— Почему так рано? Совсем мало настреляли!.. — вскричал Тян Ди.

— Уже больше часа прошло. Хотите остаться в этом лесу? Догоняйте! — бросил Ка и, не оглядываясь, пошел к стоянке.

Когда они вернулись на привал, мать Куна что-то толкла в ступке. Кам Конг отщипывала мякоть отварного кхануна[122] и складывала в свою ступку. Она собиралась готовить из него суп.

— Отлично! Я сто лет такого не едал, — одобрил Тит Тюн.

— Сходила в деревню, попросила два крупных плода, а потом припустила с падэком.

— Что-то ее на странную еду тянет. Это подозрительно. Жди прибавления… — сказал Ка, что вызвало смех девушки.

— А с кем ходила? — спросил Тит Тюн, ощипывая птиц.

— С Катом, — ответила мать Куна.

Кун очень давно не ел суп из кхануна, но как-то раз на его памяти мать его все-таки готовила. Сначала нужно сделать заправку: в падэке до готовности прогреваются лягушки или жабы, добавляются опаленные стручки жгучего перца, мякоть отварного кхануна, и все это толчется и перемешивается в ступке. Полученную массу разбавляют кипятком и в конце подсыпают каленую рисовую крошку. Все перемешивается до однородной консистенции. В этот раз суп сделали без жаб и лягушек. Кун сомневался, что получится вкусно, но мать ответила, что одного падэка вполне достаточно. Девушка взяла корзинку, сплетенную из банановых листьев, и налила кипятка в ступку, после чего вымешала все пестом. Она перелила готовый суп в другую самодельную корзинку и крикнула возившемуся с птицами Тит Тюну: — Готово, давайте скорее обедать!

— Я пока занят с птицами, хочу приготовить из них вкусную похлебку!

— Надо прямо сейчас обедать и отправляться в путь! Возьми птиц, опали на огне, освежуй и развесь в повозке, — распорядился Ка.

Тит Тюн состроил кислую мину, взял тушку аиста и пошел вместе с Тян Ди раскладывать птиц на банановых листьях. Вернулся, сел, обтер руки о штаны, схватил комок риса и зачавкал, хлебая суп. Кун последовал его примеру. Тян Ди хотел что-то сказать, но, заметив старика Ка, несущего корзинку риса, передумал.

— Ешьте быстрее и едем дальше, — сказал тот, присев на корточки.

— А когда мы будем есть суп из птиц? — спросил Тян Ди.

— Сложно сказать, посмотрим… — ответил тот, пробуя суп с безразличным выражением лица.

После обеда друзья заметили трех девушек, одетых в одинаковые юбки и блузки с длинными рукавами. Девушки шли к ним. В руках они держали глиняные горшки.

— Ничего себе! И куда это мы понесли горшки? — спросил Тит Тюн.

— Идем в деревню Пхун, хотим обменять их на соль, — ответила одна из девушек, поставив груз на землю.

— Пришли бы пораньше, отведали бы супчика из кхануна, — сказал Тит Тюн, на что девушки рассмеялись, обнажив белые зубы.

Кам Конг кашлянула, Тит Тюн опомнился и умолк. Ка отвел девушек в сторонку, а Кун и Тян Ди перешептывались, выясняя, кто из девушек краше. Кун выделил белолицую девушку с изящной шеей. Тян Ди согласился: — Я тоже так думаю. Глянь, какая у нее корма… Если отправиться в лес по грибы, то можно прям сесть и поехать, — сказал он и, схватив Куна за руку, бросился наутек, потому что та девушка как раз подняла два горшка и передала их Ка, получив взамен связку птиц.

Девушка повесила связку на носильный шест, расправила плечи и пошла дальше, унося с собой их недавнюю добычу. Другие девушки шли следом, пересмеиваясь.

— Выменял на них горшки. Теперь не надо каждый раз листья сплетать перед тем, как варить обед, — ответил Ка.

Все собрались и вновь тронулись в путь. А лес шелестел им вслед листвой…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

XXXIII. Обмен рыбы на рис

Днем путники остановились неподалеку от одной деревеньки. Ребята пошли позвать местных в надежде выменять на рыбу что-нибудь полезное. Местечко казалось малонаселенным, и, судя по всему, его жители страдали от засухи так же, как и в деревне Куна. Тощая сука лежала на земле, пока щенки сосали молоко из обвисших сосков. Увидев чужаков, она вскочила и предупреждающе гавкнула пару раз. Она голодала так же, как и собаки Куна.

Пройдя дальше, договорились разделиться на группы, чтобы созвать к месту стоянки как можно больше местных. Кун и Тян Ди двинулись в своем направлении. Друзья решили, что зазывать народ будет Тян Ди, потому что Кун стеснялся громко кричать.

— Эй, народ! Братья-сестры! Мы привезли падэк и соленую рыбу! Продаем-меняемся — готовьте добришко-золотишко! — хрипло загнусавил Тян Ди.

— С кем приехали, ребятня? — спросил один старичок. Он сидел внизу, между сваями, и обстругивал бамбуковые палочки.

— Вот, вдвоем!

— А чего привезли? Повторите-ка еще…

— Много чего. Квашеная рыба, жареные жабы и лягушки, вяленая и соленая рыба. Если хотите купить — торопитесь. Пусть дети-внуки побыстрее несут рис на обмен, а то сейчас все подчистую раскупят и вам не останется! — оттарабанил Тян Ди и двинулся к следующему дому.

Когда Тян Ди утомился, он попросил Куна покричать вместо него. Кун попытался, но его тихий голос никто бы не расслышал.

— Да кого ты стесняешься? Кричи громче! Когда вьетнамцы у нас в деревне торгуют, они голосят на всю округу! — сказал Тян Ди.

Кун начал кричать громче, чем привлек внимание ребят, игравших поддеревом тамаринда.

— Квашеной рыбы хотите, пацаны? Почему бы не вытереть сопли и не пойти к повозкам? — подбоченившись, спросил у них Тян Ди.

— А вы откуда? — спросил самый старший.

— Из Убона.

— Подраться хотите?

Тян Ди взял Куна за руку и утащил прочь, говоря, что двум собакам стаю не одолеть.

Кун немного осмелел и стал зазывать на торг еще громче. Так они дошли до храма, где увидели Ката, разговаривающего со старшим монахом. По возрасту он казался ровесником монаха Кена, но его монашеское платье выглядело поновее. Старший монах похвалил ребят, заметив, что, когда они вырастут, смогут сами зарабатывать себе на жизнь торговлей и не зависеть от погоды.

— Если в вашей деревне голодно и засушливо, то почему не переезжаете на другое место? — спросил Тян Ди.

— А вы-то сами с родителями чего не переезжаете? — ответил монах вопросом на вопрос, и на этом тема себя исчерпала.

Вернувшись на привал, ребята увидели несколько местных женщин, беседующих с их матерями. Местные держали в руках миски с обрушенным рисом и солью. Одна из женщин разговаривала с матерью Куна, но со спины не было видно, что она принесла на обмен. Подойдя поближе, мальчики увидели большой узел с рисом. Ка крикнул из своей повозки, чтобы не забывали предлагать гостям пробовать товар. Матери Куна и Тян Ди поспешили достать из повозок кувшины.

— А у нас еще есть жареные лягушки и жабы. Возьмете? — спросила мать Куна.

— Нет. Нужен только падэк, а то наш уже давно закончился, — ответила женщина и запустила руку в кувшин, доставая оттуда рыбу.

— Еще пока не просолилась как следует, можно довести до готовности на огне, — говорила мать, но та уже вовсю ела и облизывала пальцы.

— Хоть пока и не падэк, но все равно вкусно.

— А как много у вас риса? — спросила мать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Женщина сняла с плеч узел, развязала его и высыпала рис на поднос. Мать достала половинку кокосового ореха и набрала четыре меры:

— Нет, добавь мне еще две рыбки. В падэке нет рассола. С рассолом сошли бы и четыре штуки, — ответила женщина.

Мать Куна улыбнулась и завернула в банановые листья шесть рыбин. Покупательница взяла сверток и поспешила домой, доедая по пути рыбину, что взяла на пробу.