i af0d3b7246f951a5 - Admin

     Вацлав мягко улыбнулся.

     — Пока что я только втравливал тебя в более или менее крупные неприятности. И, боюсь, я буду еще долго продолжать в этом духе.

Глава 23

Если благими намерениями вымощена дорога в ад, то какими же вымощена дорога к раю?

     Стас и Янош шли следом за Вацлавом и Миланом и обсуждали дальнейший путь. Некоторое время они честно следовали за предводителем, не желая прерывать его беседу с секретарем. Вацлав выглядел расстроенным, и они не хотели лишний раз ему досаждать. Но примерно через полчаса Янош все же решился и бегом догнал пару.

     — Вацлав, Милан, вы знаете, что мы идем не в ту сторону?

     — Это не возможно по определению, — отозвался маг, вспомнив философию своего секретаря.

     — Почему? — не понял Янош.

     — В какую бы сторону мы не пошли, мы неизбежно рано или поздно выйдем на границу. Если будем идти туда, куда идем сейчас, то придем туда дня через три — четыре. Хотя нет, вряд ли здесь найдется такая прямая дорога. Скорее, дней через пять.

     — Но это почти рядом, — воскликнул Янош. — А куда мы выйдем?

     — В Полесье. Там пересечем страну и попадем в Поморье. А Поморье граничит с Верхней Волынью.

     — Так здесь недалеко?

     — Насколько я знаю, до границы с Верхней Волынью здесь и, правда, не далеко.

     Янош задумался, потом снова обратился к магу.

     — А почему вы в Трехречье шли другой дорогой?

     — Ты об этом жалеешь? — поинтересовался маг.

     — Нет. Просто чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к убеждению, что меня с вами свело чудо.

     — Тебя с нами свело наше с Миланом нездоровое по форме, зато очень даже здоровое по размерам любопытство. Если ты помнишь, мы с Миланом мирно шли по дороге, и вдруг увидели, как какой-то человек врезал тебе по шее. Мы заинтересовались этой ситуацией и решили выяснить некоторые подробности. И вот, выяснили.

     На этот раз Янош улыбнулся. Вообще-то он всегда расстраивался при мыслях о прошлом, но сейчас его явно больше занимало настоящее.

     — Но эта дорога ближе?

     — До границы — пожалуй, несколько ближе. Но от северной границы Верхней Волыни до Медвенки чуть больше тысячи километров. Так что, в общем и целом, здесь, пожалуй, дальше. Правда, в Верхней Волыни мы будем дома, так что там все будет гораздо проще.

     — Но если это дольше...

     — Я не хочу возвращаться в Угорию, Янош. Твои документы хороши, но тебя там многие знают. А ты не производишь впечатление человека, который хорошо умеет притворяться. Через Светлогорию, боюсь, ехать также будет невозможно. Когда мы с Миланом были там, то слышали какие-то сплетни, что там, де, закрыта граница. А то, что мы узнали за время нашего краткого визита в эту страну, заставило нас с максимальной скоростью сделать ноги. И нисколько не вдохновляет нас на возвращение в вышеозначенную Светлогорию в ближайшее время. Кроме того, это было бы ничуть не ближе, и нам бы пришлось больше времени находиться в Трехречье.

     — Вы так стремились сюда попасть,  а сейчас еще более торопитесь отсюда уехать, — проговорил Милан.

     Вацлав кивнул и задумчиво сказал.

     — Знаешь, у меня странное чувство, Милан. Мне кажется, что если мы не выберемся отсюда в ближайшие дни, если не часы, то нас обязательно что-нибудь задержит на неопределенный срок. А я обещал вернуться. Да и вам всем вряд ли захочется болтаться незнамо где, незнамо зачем. Жаль только, что мы ничего не достигли.

     Быстро темнело. Сначала все покрылось голубыми сумерками, потом они сгустились и превратились в полную темноту. Вацлав предложил остановиться перекусить. Путники развели костер, Милан приладил котелок и посмотрел на часы.

     — Вообще-то можно здесь и заночевать. Сейчас восемь, пока поужинаем будем девять.

     Вацлав задумчиво кивнул.

     — Сколько мы шли? Часа четыре? Километров шестнадцать прошли по этой дороге? Хотелось бы уйти подальше. Хотя в темноте, да на незнакомой местности, в лучшем случае мы пройдем километров шесть... Ладно, встанем завтра пораньше.

     Стас тихо приблизился к ним.

     — Я бы не стал так относиться к вашим предчувствиям. Может быть, эти несколько километров сыграют какую-то роль.

     Вацлав пожал плечами.

     — Я устал.

     Стас подошел ближе.

     — Вацлав, я не успел еще поблагодарить вас. Вы спасли меня, хотя вам было бы гораздо проще оставить меня у Володимира. И отплатить мне, заодно, не запачкав собственных рук, за тот несчастный выстрел.

     Вацлав чуть усмехнулся.

     — Я не боюсь испачкать рук, Стас. Ты пошел проводить нас, поэтому я, как руководитель данной экспедиции, был за тебя в ответе. А что касается того выстрела, то я знаю только одного пострадавшего. И если ему вздумается подать на тебя в суд, то тебе придется за это заплатить.

     — Это случится только в том случае, Стас, если Вацлав уволит меня не только без выходного пособия, но и жалования не заплативши. Тогда я резко попаду на мель и чтобы слезть с оной подам на вас в суд, в надежде получить сотню корон за причиненный ущерб.

     — Суд присудит больше, — криво усмехнулся Стас.

     — Зачем мне больше? Я возьму сотню корон, чтобы продержаться, пока не устроюсь на новую работу.

     — В таком случае, тебе ничего не грозит, Стас, — прервал их Вацлав. — Я не собираюсь в ближайшее время увольнять Милана.

     — Платить тоже, — подсказал Милан.

     Вацлав засмеялся.

     Стас посмотрел на Вацлава.

     — Вы все тот же, Венцель. Боитесь больше всего на свете, что кто-то заподозрит вас в добром деле.

     — В добром деле? Пока что я занимаюсь исключительно тем, что втравливаю всех в неприятности.

     Янош слушал эту беседу и занимался ужином. Чай закипел, ветчина поджарилась, и молодой человек решил прервать этот непонятный ему разговор.

     — Если вы, в самом деле, не хотите неприятностей, то идите ужинать.

     — А что нам грозит, если не придем? — поинтересовался Милан.

     — Остынет, — пожал плечами Янош. — Ужинайте и идем. Я тоже верю в предчувствия Вацлава.

     Путники перекусили и неохотно тронулись в путь. Время еще было не позднее, так что прошагать пару часов по морозцу было предпочтительнее, чем ночевать в этом надоевшем снегу. Они шли уже часа два, когда Яношу пришла в голову неожиданная мысль, он подхватил Стаса под руку и быстро догнал Вацлава и Милана, шагающих впереди.

     — Знаете, я вдруг подумал, что мы делаем? Мы собственноручно, точнее, собственноножно, лишаем себя возможности нормально переночевать, хотя бы завтра. Странноприимный дом мы минуем еще до обеда. Вацлав, посмотрите, пожалуйста, сколько осталось идти до города Золотого Кольца.

     Вацлав остановился и принялся вертеть в руках карту. Точки вспыхивали и гасли, возникали какие-то линии и цифры. Наконец, Вацлав определился и сообщил.

     — Если верить карте, километров тридцать пять. А сегодня мы прошли двадцать четыре.

     — Это много.

     — Да, немало. Разводите костер, господа, устраиваемся на ночлег.

     И Вацлав взялся за палатку.

     — Не возражаете, если я подежурю первым? — попросил Милан. — Мне все равно не заснуть, все стоит перед глазами воспреемник.

     — Дежурь, — согласился Вацлав. — Будет нерационально, если ты будешь бодрствовать два дежурства вместо одного. А мы все же в Трехречье, господа, здесь так не принято.

     Милан помог приготовить постели и занялся костром. Некоторое время он таскал хворост, затем решил, что натаскал уже вполне достаточно, положил на хворост побольше теплой одежды, сел и достал из своего вещмешка блокнот и ручку. С ним такое бывало редко, только тогда, когда им всецело овладевала какая-то мысль. А сейчас, с тех пор, как он расстался с воспреемником, он не мог отделаться от мыслей о нем. А последние два часа пути в голове у него вертелись строки стихотворения. Милан уже по опыту знал, что для того, чтобы отвязаться от этой напасти, проще всего взять бумагу и изложить на ней все эти строчки. Когда пытаешься составить связный текст, да еще и уложить его в размер и рифму, мысли сами уходят от проблемы и переключаются на пустяки, типа вопросов изящной словесности. А вышепоименованную изящную словесность Милан недолюбливал, потому как, на его взгляд, в погоне за красотой слога авторы топили смысл, ежели таковой поначалу и был, в изящных оборотах.

     Милан задумчиво повертел ручку и начал писать.

     Когда-то были рай и ад.

     Что б в рай попасть — живи убого.

     А хочешь — отвернись от бога.

     Чтоб власть над миром получить,

     Ты должен сделку заключить.

     Мда, рифмы глагольные, да и смысл хромает на все четыре лапы. Милан вздохнул, его рука стала еще более уверенно выводить на бумаге строки.