Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

Гектор все больше напоминал ей того, каким они с Вилли Ригелем впервые узрели его в Староказарменске в образе агента 66-го спецотдела. И сейчас она решила, что лучше ей самой начать беседу с родней жертвы, а то такой Гектор Троянский Буйный наломает вагон дров. Однако уже в начале допроса Резиновых ее энтузиазм быстро угас – муж и жена сразу грубо потребовали у них удостоверения. Катина полицейская «корочка» их не впечатлила, однако бейдж «консультанта Совбеза» Гектора заставил их держаться хотя бы вежливо. И всю беседу оба делали вид, что разговаривают именно с ним, спецагентом, игнорируя Катины вопросы, хотя формально и отвечая ей.

Супруги Резиновы даже внешне походили друг на друга – оба квадратные, широкие, коротконогие, короткошеие. Она крепко сбитая, широкобедрая кубышка – «комендатурщица» с мощными руками и тяжелой грудью, обтянутой спортивной толстовкой. Ее муж Захар Резинов в своем спецполку по разгону митингов и массовых беспорядков когда-то, видно, был в хорошей физической форме, но после увольнения из органов раздался вширь, отрастил пивной живот, опух. Его гладкая бритая макушка лоснилась от жира – он был лыс и черноглаз. Хранил молчание, делегировав обязанность вести разговор с полицейским и спецагентом супружнице.

– Мне звонила сестра Алла, – так Вера Резинова прокомментировала слова Кати о том, что они приехали по поводу смерти их родственницы. – Плела насчет суицида что-то. Наивная она у меня. Думаю, полиция и люди с такими ксивами не станут беспокоиться из-за самоубийцы… Мы с сестрой связались с секретарем Регины – Гасановой. Похороны ведь на носу, а мы родственники единственные… Надо вещи, одежду из дома взять для покойницы. Так Гасанова ответила – сначала у полиции обязаны спросить, дом ведь опечатан. Но это от посторонних. А мы-то не чужие Регине. И потом, там все равно все наше со временем будет.

– Регина Гришина оставила завещание о своем имуществе в вашу пользу? Она вам сама объявила об этом? – уточнила Катя.

– Нет, но…

– Да бог с ним, с завещанием, – подал голос Захар Резинов. – Я так жене и свояченице и сказал. По закону-то все равно мы… то есть они наследницы, потому как единственная родня. За домом в Полосатове и за другим ее особняком пригляд нужен. А то опечатали… ишь ты… Глазом не успеешь моргнуть, как все добро разворуют, и ищи-свищи.

– Вы в этом плане своим коллегам не особо доверяете, подполковник? Вас ведь в таком чине на должности замкомандира спецполка держали и уволили за два года до пенсии? – хмыкнул Гектор. – Кто спорит – наследство никогда не помешает. Тем более если жизнь сущей задницей повернулась. А чего в такую халупу-то въехали здесь? Лучше не нашли?

– А мы нарочно, полковник. Вы ведь в таком чине небось сами-то? – в тон ему с кривой усмешкой ответил Захар Резинов. – Сокола по полету, как говорится… Микрорайон новый строится, через два года все хибары счистят. А у нас формально это единственное жилье, прописка-регистрация оформлена, собственность. Так что дадут нам квартиру новую здесь, в Подмосковье, которая в разы дороже халупы, что мы за бесценок приобрели с женой.

– Зачем вы звонили Гришиной утром в четверг? – прямо спросила Катя Веру Резинову.

– По-родственному о здоровье справиться ее. А что… все же это насильственная смерть, да? Не сердце ее доконало?

– Убийство. Вашу двоюродную сестру отравили. – Катя смотрела на собеседницу. – Вам, как бывшему сотруднику правоохранительных органов, я могу открыть правду. Вы звонили. Она вам перезванивала потом.

– Да, не ответила на мой звонок сначала.

– Почему? У нее кто-то находился в тот момент?

– Нет. Сказала, прости, Вера, на толчке сидела. Она в выражениях порой не стеснялась.

– Вы общались? Дружили?

– Мы долго не общались с ней. Годы… Мы сначала жили в Выборге, туда муж перевелся по службе, потом в Гатчине много лет. Она жила всегда в Москве. Квартира на нее с неба свалилась царская еще в юности. У нее своя жизнь, у нас своя. И только через много лет она сама позвонила. Вспомнили мы прошлое: я детство, она юность – она же меня на восемь лет старше.

– О причинах самоубийства сына она вам что-то говорила? – спросила Катя осторожно. – Об отношениях с его невестой Ириной Лифарь?

– Особо не распространялась. Как раз в том нашем разговоре пожаловалась – сын сошелся с какой-то лярвой-наркоманкой. Спрашивала у меня – как у «тюремщицы», нельзя ли что-то сделать… ну, припугнуть ее, подставить… наркоманка ведь. Я ей ответила: сын узнает – тебе такое не простит. Они ее оба до белого каления доводили. Она по телефону мне жаловалась, ругалась. Но о прочем молчала.

– А дома вы у нее бывали в Полосатове?

– Пару раз всего, когда она из больницы вернулась после инфаркта.

– А в особняке на Арбате?

– Я там была лишь в детстве и в молодости.

– Вот как, интересно… И про Мегаланию Коралли вы знаете? – осведомился Гектор.

– Про Великую? – Вера Резинова глянула на них. – Сколько лет, как факирша умерла, а тень ее все еще по дому бродит неприкаянная.

– Мегалания Коралли вас тоже воспитала, как и Регину? – поинтересовалась Катя.

– Нет. Не дай бог… – Кубышка-тюремщица Резинова отвела глаза, что-то изменилось в ней, словно воспоминания какие-то нахлынули. – Мать моя ее боялась до смерти. Да и в цирке ее страшились. Не любили, хотя в глаза льстили… Мать меня бы ей насовсем не отдала, но… Я девчонкой у них часто гостила подолгу. В первый раз летом мать в пионерский лагерь меня хотела на три смены сплавить, а там карантин объявили и… Она тогда, помню, позвонила тете Глаше, Регининой матери, а та: привози Верку к нам, мы всей цирковой труппой Великой в Сочи уезжаем на правительственные гастроли на все лето. Прокормим твою Верку на государственных харчах, и на море девчонка заодно покупается. Я приехала к ним на Арбат с чемоданчиком, с косичками… Великая меня тепло приняла. Она была ласковой с детьми. А они из кожи вон лезли, выкаблучивались перед ней, соперничали за ее внимание.

– Кто они?

– Рига… Регина и те другие – мальчишка, внук Великой Стасик, и Мармеладка – ее ассистентка, девушка-ящерица. Так они за ней увивались, так старались все… Я понять не могла – мне всего-то и было ничего, а они старшие… Первый месяц тогда в