Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

А потом до меня вдруг доходит. Она понятия не имеет, как я сюда попал. Она не знает, что принесло мне известность. Почему-то осознание данного факта заставляет моё, казалось бы, мёртвое сердце биться чаще. Это означает, что для Гвен я словно чистый лист. Никаких каракулей чёрными чернилами, помарок и зачёркиваний. Никакого хаоса. Гвен не видит ничего, кроме постоянно дополняющейся картины, которую рисует сама – пальчиковыми красками, ярко, сумбурно, но красиво. Не припомню, чтобы я когда-нибудь встречал человека, который не знал бы, что со мной творится.

– Оскар, ты слушаешь?

Я моргаю.

– Прости. Что?

Николетта цокает, но на её лице веселье.

– Во время исполнения произвольной программы можешь смотреть на Гвен столько, сколько захочешь, но до тех пор ты должен слушать меня. Ясно?

Гвен смотрит в пол и постукивает кончиком носка по другой ноге.

– Гм, – прочищаю горло и снова поворачиваюсь к Николетте, – ясно.

Она улыбается.

– Сейчас я скажу кое-что, чего, я думаю, вам ещё никто не говорил. На Олимпийских играх вы встретите другие таланты, которые так же хороши, как и вы. – Она начинает бегать взад и вперёд по тренировочному залу. – Они будут делать такие же чистые прыжки. Показывать пируэты с дополнительными элементами или навороченным вступлением, бабочкой или не знаю чем. Между элементами они будут выполнять эффектную дорожку шагов. Но если вы хотите получить золото для своей страны, знаете ли вы, что имеет решающее значение в конкурентной борьбе?

– Что? – спрашивает Гвен.

Николетта останавливается рядом с розовым балансировочным ковриком и смотрит на Гвен словно орёл, который готовится напасть на жертву.

– Страсть. Вы должны показать жюри, что живёте фигурным катанием. Что вы его любите. Когда показываете произвольную программу, каждый ваш шаг должен при этом кричать: «Я здесь не из-за чёртовой медали, а потому что я обожаю всю эту хрень, вы слышите это, видите, чувствуете?»

Гвен смотрит на Николетту так, будто та – божественное явление. Я же так смотрю на Гвен. Твою же мать, столько небесной силы в этой комнате!

– Всё понятно?

Гвен кивает.

– Оскар, – Николетта щёлкает пальцами, – здесь играет музыка.

Да чтоб тебя! Я на мгновение опускаю веки, чтобы отвести взгляд от Гвен, и смотрю в глаза нашему хореографу.

– Да, понял.

Николетта хлопает в ладоши.

– Ладно, тогда вперёд. Для начала я хотела бы попробовать с вами поддержку. Поскольку я знаю, что вы оба впервые участвуете в парном катании, давайте попробуем здесь, на коврике. В конце концов, мне не нужны отрезанные конечности или ещё что похуже.

Она смеётся, но Гвен, похоже, в панике. Я беру её за локоть, чтобы повернуть к себе, она вздрагивает и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Не волнуйся, я удержу тебя, – говорю негромко.

– Думала, ты не сможешь этого сделать.

– Удержать тебя?

Она кивает.

Я ухмыляюсь.

– Я был неправ.

С трудом сглотнув, она поворачивается к Николетте.

– Какая поддержка?

– Сначала классическая. Как в «Грязных танцах». Представьте, что вы Бэби и Джонни, – улыбается Николетта. – Гвен, беги к нему. Но, пожалуйста, красиво. Оскар, когда Гвен окажется перед тобой, ты обеими руками возьмёшь её за талию и поднимешь над головой. А ты, Гвен, когда будешь в воздухе, подумай, как выглядеть поэлегантнее. Вытяни руки, как птица в полёте, кончики пальцев направлены вниз, а одна нога слегка поднята к потолку. Хорошо?

То, как тревожно Гвен уставилась в пол, как будто тот в любую секунду может открыться и предложить путь для побега – для неё совсем не хорошо.

– Готова, чизкейк? – поворачиваюсь к ней.

– Чизкейк?

Я ухмыляюсь.

– Так ты сейчас выглядишь. Очень бледная.

Гвен опускает плечи.

– Представь, если бы мне пришлось носить тебя над головой. На твёрдой поверхности льда. И на коньках в миллиметр толщиной.

– Ну не знаю. – Я поднимаю брови, протягиваю руку и дважды тыкаю её в крошечный бицепс. – Твои ручки, похожие на веточки, не выглядят так, будто им под силу поднять девяносто килограммов.

– Откуда мне знать, выдержишь ли ты мой вес? – сверкает она глазами.

Я смеюсь.

– Сможет ли слон выдержать муху?

– Я не муха. Я пышная, с широкими бёдрами и…

– Совершенно верно, – перебиваю я. – Ты совершенно права, Гвендолин.

Она набирает воздуха, чтобы возразить, но не успевает, потому что я беру её за руку, внимательно смотрю ей в глаза и шепчу:

– А теперь беги в мои объятия, чизкейк.

Гвен резко выдыхает, а после отходит от меня и встаёт в исходную позицию. Когда она подбегает, я готовлюсь поднять её, но Гвен крепко прижимается к моей груди, как будто доверяет себя. А мой желудок… о, небеса. В нём покалывает как никогда. Наши лица слишком близко. Стоит почувствовать её ровное дыхание на шее, и член предательски подёргивается.

– Готова? – спрашиваю я.

– Нет.

– Готова?

– Нет.

– Готова?

– Ладно.

Я беру её за бёдра, и Гвен зажмуривается. Интересно, она это делает, чтобы не видеть меня или выполнения самой поддержки? В тот момент, когда я напрягаю мышцы, собираясь поднять её, Гвен впивается ногтями в мои руки и визжит.

– Ещё разок, – командует Николетта из другого конца помещения.

– Не бойся. – Я зарываюсь лицом в волосы Гвен, потому что она опустила голову. – Ничего не страшного случится.

– Я не могу.

– Можешь.

Она отрицательно качает головой.

– Поспорим?

Только теперь она поднимает на меня глаза. Паника в них меняется на азарт.

– На что?

– Если справишься, с меня желание. Без разницы, что ты захочешь, я обещаю выполнить.

Мои руки до сих пор лежат на её талии, а потому я улавливаю, как Гвен охватывает дрожь, прежде чем она делает вдох.

– Ох, ты ещё об этом пожалеешь, Оскар.

Теперь я даже различаю слабую улыбку на её чертовски идеальных губах.

– Ну хорошо, ещё разок.

Кожа Гвен буквально пылает. Я чувствую это, когда руки соскальзывают с её тела. Её спортивные штаны доходят почти до пупка, а короткий топ открывает живот, и мне очень нравится открывающийся вид.

Да, маленькая Хейли сводит меня с ума.

Гвен встаёт рядом со мной и протягивает руку. Я хватаю её, удостоившись короткого изучающего взгляда. Я знаю, почему: мои пальцы вспотели, хотя в помещении прохладно. И физическими упражнениями я до сих пор тоже не занимался. Так что причина очевидна.

Она, она и ещё раз она.

Наше прикосновение вызывает разряд тока, который переходит от кончиков её пальцев к моим. Гвен приближается, и по моим рукам пробегает покалывание. Когда медленно кладу руки на её бёдра – конечно, на обнажённую кожу, – она смотрит мне в глаза. Её кожа пылает. Я