Николай I - Иона Ризнич

предзнаменование.

В июле 1830 года во Франции произошла очередная революция. Карл X был свергнут, ему на смену пришел Луи-Филипп, прозванный королем-буржуа. Во Франции установилась конституционная монархия. Это событие всколыхнуло всю Европу. Обстановка была столь напряженной, что политики не исключали даже того, что Европа будет ввергнута в большую войну, важную роль в которой сыграет Россия. У этих опасений были веские основания: Николай I откровенно презирал нового французского монарха, неоднократно уничижительно о нем высказывался. Он долго не желал признавать его и думал о вооруженном вторжении монархических стран во Францию, но не нашел поддержки. И скрепя сердце признал короля-буржуа.

А затем внимание Николая I отвлекли иные события: революция во Франции подтолкнула поляков к тому, чтобы начать восстание. Заговорщикам удалось склонить на свою сторону многих генералов польского происхождения. У них было 10 тысяч солдат против примерно 7 тысяч русских солдат. Планировалось убийство наместника – великого князя Константина Павловича – и захват казарм русских войск. Выступление было назначено на 29 ноября.

Согласно полученным в Петербурге известиям, несколько подпрапорщиков ворвались в Бельведерский дворец, изранили президента полиции и убили одного из генералов, однако Константин Павлович сумел бежать. Весь город пришел в волнение. Народ выломал двери арсенала и принялся вооружаться. Польские войска стали на сторону бунтовщиков.

Увы, Константин оказался совершенно неспособен организовать какое-либо сопротивление восставшим, хотя к нему присоединились все русские войска, стоявшие под Варшавой. Несмотря на то что сил у него было достаточно (были и люди, и артиллерия), Константин ничего не делал, только слал отчаянные донесения в Петербург. Потом он вместе с войском и вовсе бежал из Польши. До Петербурга он не добрался: по пути, в Витебске, заболел холерой и умер. Известие о смерти брата вызвало слезы на глазах Николая. Впрочем, другие члены императорской семьи не сильно кручинились об этой утрате. Великая Княжна Ольга Николаевна так писала о польских событиях и о своем дяде: «Что же касается Константина Павловича и его пребывания в Польше, то Мама́ считала, что он заслужил быть повешенным, и называла его фрондером».

Николай Павлович немедленно отправил соболезнования морганатической супруге Константина, княгине Лович, и пригласил ее вместе с телом мужа прибыть в Петербург. Княгиня приняла приглашение, но все произошедшее столь пагубно подействовало на ее здоровье, что почти сразу после прибытия в Царское Село она умерла. Ольга Николаевна написала о ней так: «Вдова великого князя Константина Павловича, княгиня Лович, ангелоподобное создание, которая, казалось, только и жила для того, чтобы смягчить грубость своего мужа, была полькой и перенесла много страданий. Она бежала с ним вместе от польских инсургентов, поначалу таких удачливых, ухаживала за ним до последнего вздоха в Белостоке и приехала потом к нам в Царское Село, где родители приняли ее как сестру. Сломанная душой и телом от всего перенесенного, она не оправилась больше и скончалась как раз год спустя после революции, оплакиваемая теми немногими, в кругу которых она светилась своей добротой».

Холера!

В тот год лето выдалось очень жарким, что способствовало распространению холеры. Эпидемия перекинулась и в Петербург. Ольга Николаевна вспоминала: «Холера быстро распространялась вдоль по Волге. Ее еще не знали в Европе и думали, что можно ее сломить, как чуму, средствами дезинфекции. Как только она добралась до Петербурга, двор замкнулся в строгий карантин. Никто не имел права въезда в Петергоф. Лучшие фрукты этого особенно теплого лета выбрасывали, также салат и огурцы».

Властями были предприняты необходимые карантинные меры: обустроены госпитали, ограничено передвижение людей, усилен полицейский надзор. Но эти меры простой народ счел частью тайного плана по преднамеренному отравлению людей, и начались возмущения. Чернь столпилась на Сенной площади, а потом рассвирепевшая толпа бросилась на дом, в котором была обустроена временная больница. «Все этажи в одну минуту наполнились этими бешеными, которые разбили окна, выбросили мебель на улицу, изранили и выкинули больных, приколотили до полусмерти больничную прислугу и самым бесчеловечным образом умертвили нескольких врачей», – писал современник. Испуганные полицейские не вмешивались, даже генерал-губернатор граф Эссен, хоть и прибыл на место, не сумел восстановить порядок. Тогда граф Васильчиков с барабанным боем вывел на Сенную батальон Семеновского полка. Это хотя и заставило народ разойтись по боковым улицам, но не усмирило бунтовщиков.

По воспоминаниям знаменитого цензора, профессора Александра Васильевича Никитенко, три больницы были разорены народом до основания. Чернь останавливала даже кареты с больными и разносила их в щепы. Никитенко передает следующий разговор:

«– Что вы там делаете? – спросил я у мужика, который с торжеством возвращался с поля битвы.

– Ничего, – отвечал он, – народ немного пошумел. Да не попался нам в руки лекарь, успел, проклятый, убежать.

– А что же бы вы с ним сделали?

– Узнал бы он нас! Не бери в лазарет здоровых вместо больных! Впрочем, ему таки досталось камнями по затылку, будет долго помнить нас».

В столице воцарился ужас. Тогда император решился на нетривиальный и крайне смелый поступок: он прибыл из безопасного Петергофа в Петербург. Одновременно в город были подтянуты войска. Николай Павлович ехал в открытой коляске. За ним следовала телега, куда были сложены тела погибших при бунте. Так он выехал на Сенную площадь, сплошь занятую агрессивно настроенной толпой. Но то, что перед народом появился сам государь, несколько усмирило восставших. Далее Бенкендорф, свидетель всего произошедшего, описывает: «Государь остановил свою коляску в середине скопища, встал в ней и громовым голосом закричал: "На колени!". Вся эта многотысячная толпа, сняв шапки, тотчас приникла к земле. Тогда, обратясь к церкви Спаса, он сказал: "Я пришел просить милосердия Божия за ваши грехи; молитесь ему о прощении; вы Его жестоко оскорбили. Русские ли вы? Вы подражаете французам и полякам, вы забыли ваш долг покорности мне; я сумею привести вас к порядку и наказать виновных. За ваше поведение в ответе перед Богом – я. Отворить церковь: молитесь в ней за упокой душ невинно убиенных вами"».

Далее Бенкендорф с восхищением описывает, как вся огромная толпа, опустив глаза перед «грозным повелителем», умолкла и стала креститься, многие заплакали. Тогда Николай сказал: «Приказываю вам сейчас разойтись, идти по домам и слушаться всего, что я велел делать, для собственного вашего блага».

«Толпа благоговейно поклонилась своему царю и поспешила повиноваться его воле» – так завершает Бенкендорф описание этой сцены, добавляя: «Порядок был восстановлен, и все благословляли твердость и мужественную радетельность государя».

Николай объехал весь Петербург, по которому были расставлены выведенные из казарм войска. Он обращался к солдатам, ободряя их, «везде его принимали радостными криками, и появление его водворяло повсюду тишину и спокойствие».

Эпидемия продлилась долго и унесла много