Красная Страна - Джо Аберкромби

— Это? — Для Саллит звучало как довольно хреновая мечта. За неимением худшей.

— Сейчас не много работы, да, но когда прибудем в Криз, увидишь, деньги потекут. Ланклан знает что почем, не волнуйся на этот счет.

Все хотели попасть в Криз. Просыпаясь, они говорили о маршруте, спрашивали Свита, сколько миль они уже проехали, сколько еще осталось, считая их, как дни тяжелого приговора. Но Саллит это место внушало ужас. Иногда Ланклан говорил о том, как много там одиноких мужчин, с горящими глазами, и как у них будет пятьдесят клиентов за день, будто об этом можно только мечтать. Для Саллит это звучало как ад. Иногда ей не очень нравился Ланклан, но Голди говорила, что как сутенер он был нормальным.

Визги Наджис достигли апогея, который стало невозможно игнорировать.

— Сколько осталось ехать, — спросила Саллит, пытаясь затмить их разговором.

Голди нахмурилась, глядя на горизонт. — Много земли и много рек.

— Это ты говорила недели назад.

— Это было правда тогда, и это правда сейчас. Не волнуйся, милочка. Даб Свит приведет нас туда.

Саллит надеялась, что не приведет. Она надеялась, старый скаут проведет их по огромному кругу обратно в Новый Кельн, и ее мать и отец улыбнутся ей из дверей старого дома. Это было все, чего она хотела. Но они умерли от лихорадки, и здесь, в огромной пустоте было не место мечтам. Она глубоко вздохнула, вытерла боль из носа, убедившись, что не заплачет. В конце концов, это было не честно. Слезы ей не помогали, не так ли?

— Старый добрый Даб Свит. — Голди дернула поводья и цокнула волам. — Слышала, он никогда в жизни не заблудился.

— Значит, не заблудились, — сказала Плачущая Скала.

Свит отвел глаза от приближающегося всадника, чтобы покоситься на нее, сидящую наверху одной из сломанных стен; позади нее садилось солнце, она качала свободной ногой, тот старый флаг был снят с ее головы, и ее волосы, серебристые, все еще с несколькими золотыми полосами, были развернуты по всей длине.

— Когда это ты думала, что я заблудился?

— Когда меня нет рядом, чтобы указать путь.

Он с сожалением ухмыльнулся на это. Лишь пару раз в эту поездку ему требовалось ускользнуть в темноте в ясную ночь, чтобы повозиться со своей астролябией и взять правильное направление. Он выиграл в карты ее у ушедшего на пенсию капитана, и она доказала свою чертовскую полезность за эти годы. Иногда быть на равнинах, это как на море. Ничего кроме неба, и горизонта, и чертова стонущего груза. Нужна уловка-другая чтобы соответствовать легенде.

Бурый медведь? Он убил его копьем, а не голыми руками, и тот был старый, медленный, и не особо большой. Но это был медведь, и он его убил, ладно. Почему народ не удовлетворится этим? Даб Свит убил медведя! Но нет, им надо нарисовать картину, все невероятней с каждым пересказом — голыми руками, потом спасал женщину, потом там было три медведя — пока он сам не становился лишь разочарованием рядом с ней. Он прислонился спиной к сломанной колонне, сложив руки, и с неприятным, неприятным чувством в животе смотрел, как галопом приближается всадник, без седла, на манер Духов.

— Кто сделал меня таким охуенно восхитительным? — пробормотал он. — Уж точно не я.

— Хм, — сказала Плачущая Скала.

— Никогда в жизни у меня не было возвышенных мотивов.

— Ух.

Было время, он слышал истории о Дабе Свите, совал пальцы за ремень и задирал нос, обманывая себя, что такой его жизнь и была. Но годы проходили также трудно, как всегда, у него оставалось все меньше, а историй было больше, пока они не стали историями о человеке, которого он никогда не встречал, добившемся того, чего он никогда и не мечтал пытаться. Иногда они вызывали осколки воспоминаний о сумасшедших и отчаянных боях, или скучных путешествиях в никуда, или иссушающих поездках в холоде и голоде, и он тряс головой и удивлялся, какая ебаная алхимия превратила эти эпизоды обычной неизбежности в благородные приключения.

— Что получили они? — спросил он. — Кучу историй, чтобы развесить уши. Что получил я? Ничего из того, с чем можно уйти на пенсию, это уж точно. Только изношенное седло, и мешок чужой лжи.

— Ух, — сказала Плачущая Скала, будто это был естественный порядок вещей.

— Не честно. Просто не честно.

— Почему должно быть честно?

Он проворчал свое согласие с этим. Он больше не старел. Он был старым. Его ноги болели. Когда он просыпался, и его грудь болела, когда он ложился, и холод пробирался ему вглубь, и он смотрел на дни позади и видел, насколько их было больше, чем тех, что впереди. У него не было представления, сколько еще ночей он сможет спать под безжалостным небом, но люди все еще смотрели на него с благоговением, словно он был сам великий Иувин, и если б это привело к реальной выгоде, он смог бы утихомирить бурю или уничтожить Духов молнией из задницы. У него не было молний, не у него, и иногда после разговора с Маджудом и игры этой роли — все — знает — и–никогда — не — увиливает — лучше, чем сам Иосиф Лестек смог бы сыграть, он взбирался на лошадь, и его руки дрожали, в глазах было темно, и он говорил Плачущей Скале: — Я утратил свою силу, — и она кивала, будто это был естественный порядок вещей.

— Я был кем-то однажды, разве нет? — пробормотал он.

— Ты все еще кто-то, — сказала Плачущая Скала.

— Кто тогда?

Всадник остановился в нескольких шагах неподалеку, хмуро глядя на Свита, и на Плачущую Скалу, и на руины, в которых они ждали, подозрительный, как напуганный олень. Затем он перекинул ногу и соскользнул вниз.

— Даб Свит, — сказал Дух.

— Локвей, — сказал Свит. Это должен быть он. Он был из нового типа, с мрачным видом, во всем видел плохое. — Почему здесь не Санджид?

— Ты можешь говорить со мной.

— Я могу, но зачем мне?

Локвей ощетинился, весь гневный и надутый, как всегда бывают молодые. Скорее всего Свит был таким же в молодости. Скорее всего он был хуже, но черт возьми, если все это позирование не утомляло его в настоящем. Он махнул Духу рукой. — Ладно, ладно, мы поговорим. Он вздохнул, и это неприятное чувство не стало слаще. Он долго планировал это, обсуждал каждую сторону, выбирал путь, но последний шаг был самым важным.

— Говори тогда, — сказал Локвей.

— Я веду Сообщество, может в дне быстрой скачки к югу отсюда. У них есть деньги.

— Тогда мы их заберем, — сказал Локвей.

— Ты сделаешь так, блядь, как тебе скажут, вот что ты сделаешь, — отрезал Свит. — Скажи Санджиду быть у места, где мы договорились. Они нервные, как сам ад. Просто покажитесь в боевой раскраске, поскачите вокруг, покричите побольше, пустите стрелу-другую, и они будут готовы заплатить. Не усложняй всё, ты понял?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});