Красная Страна - Джо Аберкромби

— Что? — сказал Рыжая Борода.

— Что? — сказал Свит.

— А что, — сказал Темпл, ухвативший идею, — в Адуе есть производитель бисквитов, который платит ему тысячу марок в год, просто чтобы его имя было на коробке.

— Что? — сказал Пухлощекий.

— Что? — сказал Свит.

— Но, — продолжила Шай, — учитывая, что мы сами едем по вашему мосту…

— И это чудо древних веков, — вставил Темпл.

— Можем сделать скидку. Всего лишь сто пятьдесят, наше Сообщество проезжает бесплатно и вы рисуете его имя на мосту. Как вам это? Заработали триста пятьдесят марок за день и даже не пошевелились!

Пухлощекий выглядел довольным этой прибылью. Рыжая Борода сомневался. — Мы заплатим вам, а что остановит тебя от продажи своего имени каждому мосту, броду и переправе в Далекой Стране?

— Мы заключим контракт, хороший и честный, и все заработаем свои марки на этом.

— Кон… тракт? — Он с трудом выговорил слово, настолько оно было ему непривычно. — Где, черт возьми, вы здесь найдете юриста?

Некоторые дни не удаются. Некоторые наоборот. Шай шлепнула Темпла по плечу, он ухмыльнулся ей, и она ухмыльнулась в ответ. — К счастью, мы путешествуем с лучшим чертовым юристом к западу от Старикленда!

— Он выглядит как ебаный попрошайка, — глумился парень.

— Вид может лгать, — сказал Ламб.

— Как и юристы, — сказал Свит. — У этих ублюдков это наполовину привычка.

— Он может подготовить бумаги, — сказала Шай. — Всего за двадцать пять марок. — Она плюнула в свободную руку и протянула вниз.

— Ладно. — Рыжая Борода улыбнулся, или по крайней мере выглядел, словно где-то под бородой была улыбка, он плюнул и они пожали.

— На каком языке мне написать бумаги? — спросил Темпл.

Рыжая Борода посмотрел на Пухлощекого и пожал плечами. — Не важно. Ни один из нас не умеет читать. — Они повернулись, чтобы посмотреть насчет открытия ворот.

— Сто девятнадцать марок, — пробормотал Темпл ей в ухо, и пока никто не смотрел, направил мула вперед, стоя на стременах, и смахнул парня с его жерди, отправив барахтаться в грязи у ворот. — Мои смиренные извинения, — сказал он. — Я не видел тебя там.

Ему, наверное, не следовало этого делать, но Шай потом обнаружила, что он в ее мнении поднялся довольно значительно.

Мечты

Хеджес ненавидел это Сообщество. Вонючий смуглый ублюдок Маджуд и заикающийся еблан Бакхорм, и старый шарлатан Свит, и их слабоумные правила. Правила насчет того, когда есть, когда останавливаться, когда пить и где срать, и какого размера собаку ты можешь иметь. Это было хуже, чем в чертовой армии. Странная штука с этой армией — когда он был в ней, дождаться не мог свалить оттуда, но сразу как свалил, начал скучать.

Он наморщился, потерев ногу, пытаясь прогнать боли, но они не уходили, смеясь над ним. Проклятье, но его тошнило от того, что над ним смеются. Если б он знал, что рана загноится, никогда не стал бы себя резать. Думал, что был умником, когда смотрел на батальон, несущийся в атаку за этим мудаком Танни. Маленький удар ножом в ногу был намного лучше, чем большой в сердце, не так ли? За исключением того, что враг убрался со стены за ночь до того, и им даже не пришлось драться. Битва завершилась, и он был единственным раненным, выпнутым из армии с одной здоровой ногой и без перспектив. Неудачи. Они всегда его преследовали.

Хотя не все Сообщество было плохим. Он повернулся в своем разбитом седле и посмотрел на Шай Соут, скачущую сзади рядом с коровами. Она не была красавицей, но что-то в ней было; не беспокоится ни о чем, короткая рубашка пропотела, так что можно было составить представление о ее формах — и там все было нормально, насколько он мог судить. Ему всегда нравились сильные женщины. Она не была и ленивой, всегда чем-то занята. Без понятия, почему она смеялась с этим мудацким поедателем пряностей Темплом, бесполезным черножопым ебланом; ей следовало придти к нему, он бы дал ей то, чему можно улыбнуться.

Хеджес снова потер ногу, поерзал в седле и сплюнул. Она была ничего, но большинство из них были ублюдками. Он отыскал глазами Савиана, раскачивавшегося на сидении фургона, рядом со своей язвительной сукой; острый подбородок кверху, словно она была лучше всех вообще и Хеджеса в частности. Он снова сплюнул. Слюна была бесплатно, так что он мог плевать сколько угодно.

Люди говорили мимо него, смотрели сквозь него, и когда передавали бутылку по кругу, никогда не давали ему. Но у него были глаза, у него были уши и он видел этого Савиана в Ростоде, после резни, раздающего приказы, словно он большой человек, и эта безжалостная сука, его племянница, тоже там ошивалась, возможно, и он слышал имя Контус. Слышал, как его говорили вполголоса, и повстанцы скребли носами пропитанную кровью землю, будто он был великий Эуз собственной персоной. Он видел то, что видел, и слышал то, что слышал, и этот старый ублюдок не был простым странником с мечтами о золоте. Его мечты были более кровавыми. Худший из повстанцев, и без понятия, знает ли кто еще об этом. Взгляните на него, сидит там, будто за ним осталось последнее слово в споре, но Хеджес будет тем, за кем останется последнее слово. У него были неудачи, но он чуял возможность, да. Дело просто в отыскании момента, чтобы обратить его секрет в золото.

А пока ждать и улыбаться, и думать, как сильно он ненавидит этого заикающегося еблана Бакхорма.

Он знал, что это напрасная трата сил, которых у него не было, но иногда Рейнальт Бакхорм ненавидел свою лошадь. Он ненавидел лошадь, ненавидел седло, и свою флягу и ботинки и шляпу и повязку на лицо. Но он знал, что его жизнь зависит от них так же, как жизнь альпиниста от его веревки. В Далекой Стране было множество впечатляющих способов умереть — Духи могли содрать кожу, или молния могла ударить, или мог унести поток. Но большинство смертей здесь представляли скучную историю. Норовистая лошадь могла убить. Порванная подпруга могла убить. Змея под голой ногой могла убить. Он знал, что это будет нелегко. Все так говорили, качая головами и цокая, словно он был психом, что поехал. Но слушать это одно, а жить — другое. Работа, трудности, и всегда плохая погода. Солнце жжет, дождь раздражает, и ты, вечно терзаемый ветром, рвешься через равнины в никуда.

Иногда он смотрел на карающую пустоту впереди и думал — стоял ли кто-нибудь здесь раньше? Мысль кружила ему голову. Как далеко они заехали? Как далеко еще ехать? Что будет, если Свит не вернется из очередного трехдневного рейда? Смогут ли они найти путь через этот океан травы без него?

Хотя он должен был выглядеть твердым, оставаться веселым, быть сильным. Как Ламб. Он взглянул вбок на большого Северянина, который спустился, чтобы выкатить фургон лорда Ингельштада из колеи. Бакхорм думал, что он сам и все его сыновья не смогли бы управиться с этим, но Ламб просто вытащил его без слов. Старше Бакхорма по меньшей мере на десять лет, но все еще словно вырезан из камня, никогда не устает, никогда не жалуется. Народ глядел на Бакхорма, как на пример, и если б он ослаблял всех каждый вечер, что тогда? Повернуть назад? Он взглянул через плечо, и, подумав, что любое направление выглядит одинаково, увидел ошибочность этого пути.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});