Черный торт - Шармейн Уилкерсон

так хорошо училась в школе! Как ты могла пренебречь этим? Не считая единственного раза, когда у тебя в средней школе снизилась успеваемость, – впрочем, тебе удалось быстро исправить оценки, – ты была первой в классе. Было очевидно, что у тебя большие способности к учебе, Бенни, и нам тогда показалось, что ты отмахиваешься от них.

Теперь о том Дне благодарения. Я знаю, мы с отцом всегда учили вас, что любовь и преданность важнее всего остального. Но что происходит, когда любовь и преданность входят в противоречие друг с другом? Я люблю вас, своих детей, больше всего на свете, но фундаментом нашей семьи являлась моя преданность вашему отцу. Я должна была быть рядом с ним, как и он всю жизнь был рядом со мной. Ради нас. Без него никто из Беннетов ничего бы не достиг. Твоему папе просто нужно было немного времени, чтобы свыкнуться с тем, что ты пыталась рассказать нам о своей личной жизни. Но потом ты ушла, и взыграла его гордость. Полагаю, твоя тоже.

Я не думала, что в итоге мы расстанемся на восемь лет. Сначала ты сбежала из дому и ни разу не позвонила. Потом заболел твой отец. И я решила, что, как только ему станет лучше, я свяжусь с тобой и попрошу приехать домой повидаться с нами. Но папа скоропостижно умер. А потом мы не увидели тебя на похоронах, и это было уже слишком, даже для меня. Действительно, после этого мне не хотелось разговаривать с тобой. Я чувствовала: надо держать дистанцию, чтобы не свихнуться. И какой же я была глупой, Бенни! Опять я впустую потратила время.

Время от времени я оставляла на твоем мобильном голосовые сообщения, однако ты никогда не отвечала. Но теперь у меня есть твое письмо – то, со снимками торта. С фотографиями, которые ты собиралась отправить мне по почте еще несколько месяцев назад. Увидев их, я позвонила тебе. Я оставила тебе сообщение. Мне нравятся эти фотографии! И теперь я знаю, по какой причине ты бросила колледж. Знаю про Стива. Почему ты не рассказала мне об этом раньше? Почему не попросила помощи? Почему мы, женщины, позволяем стыду вторгаться в наше благополучие? Я считала, что с тех пор, как закончилось мое детство, времена изменились, но, очевидно, они изменились недостаточно.

Обманут

Обманут.

Именно это чувствует Байрон, слушая слова матери. Он даже не понимает, о чем она говорит. Он не знает, что случилось с Бенни. И вообще, кто такой этот Стив? Байрону понятно одно: его отодвинули. Его, делавшего все для матери, пока Бенни была бог знает где.

Сколько раз Байрон порывался увидеться с Бенни, но из-за своей преданности матери останавливался на полпути и не звонил сестре. Сколько раз проклинал он сестру за то, что она не пытается преодолеть разрыв, не идет на контакт. Сколько раз расспрашивал он знакомых о том, где сейчас находится сестра, чтобы не звонить ей самому. А теперь он выясняет, что мать и сестра общались друг с другом и ни одна не удосужилась сказать ему об этом!

Какое-то время Байрон был сильно рассержен на Бенни из-за того, что она не пришла на похороны отца, и не хотел даже разговаривать с ней. Это был последний в череде тех поступков, которые сильно взволновали мать. Исключение из колледжа. Переезды из одного города в другой. Кулинария в Италии, живопись в Аризоне. Нежелание рассказывать о своей жизни. Байрону казалось, что его младшая сестра, девочка с душой нараспашку, превратилась в зацикленную на себе стерву. «Не говори так о женщине!» – возмутилась бы мать, но у Байрона на языке вертелось именно это слово. И разве это не правда?

После того как в прошлом году мама едва не свернула себе шею на серфинге, Байрону очень хотелось позвонить Бенни и сказать: «Бенедетта, пожалуйста, вернись домой». Ибо Байрон чувствовал, как почва уходит из-под ног при мысли: что же мешает его упрямой, эксцентричной матери пожить хоть немного для себя теперь, когда отца больше нет?! Но потом он подумал: а почему он должен звонить сестре? Когда в последний раз она сама звонила Байрону?

Хотя бо́льшую часть своей сознательной жизни Байрон ощущал, как непросто быть афроамериканцем и как уязвимы его позиции – с точки зрения работы, популярности, даже физической безопасности, – переступая порог дома, где прошло его детство, он чувствовал себя в спокойной гавани. Фактическое исчезновение сестры и затем утрата отца пошатнули основу его жизни, однако именно так называемый несчастный случай с матерью и связанное с ним состояние ее души грозили окончательно сдвинуть с места краеугольный камень его существования.

В последний раз, когда его остановил полицейский, Байрон едва удержался, чтобы не позвонить Бенни. Им овладело желание поговорить с ней, услышать ее голос, когда она произносит его имя, рассказать Бенни о случившемся, убедиться, что, по крайней мере, ей ничто не угрожает, хотя сам он вечно балансирует над пропастью. Иначе просто не бывает. Не мог он разговаривать о таких вещах с матерью. Нельзя обсуждать с родителями их худшие ночные кошмары. Взяв телефон, он нашел в списке имя сестры, но в какой-то момент дрогнул и продолжал сидеть в машине, не шевелясь. Только руки тряслись.

Во всяком случае, Байрон знает, что его мать не оказалась на смертном одре без вестей от Бенни. Это хорошо, верно? И все же он чувствует себя обманутым. Он понимает, что им с Бенни скоро предстоит серьезный разговор. Просто он не представляет, с чего такой разговор начать.

– О-о, постойте, – говорит Байрон. – Что там было?

Он просит мистера Митча остановить запись, понимая, что пропустил часть маминого рассказа. Мистер Митч нажимает на паузу и тянется к коробке с салфетками на кофейном столике. Байрон видит красный нос мистера Митча. «Что такое с мужиком? Не плачет же он?»

– Извините, меня доконала аллергия, – поясняет мистер Митч.

Конечно, думает Байрон, аллергия в это время года.

– Хотите чашку чая или принести вам что-нибудь еще, мистер Митч? – спрашивает Бенни.

– Нет, все в порядке, спасибо. Но прошу вас, называйте меня просто Митчем, без «мистера». Или Чарльзом. Так меня называла ваша мать. Чарльз.

От того, как он произносит «ваша мать», в голове Байрона что-то щелкает. Разумеется. Почему он раньше не догадался? Между Чарльзом Митчем и мамой что-то было, так? Чарльз Митч тоже ее оплакивает.

– Хорошо, – кивает Бенни.

Она снова тискает диванную подушку – так же, как в детстве, прижимает ее к