Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— Слепой священник? — спросил я. — Какой прок от слепого священника? Лучше пусть отправляется с Этельфлед.

— Но он хотел остаться с тобой, — заявил Финан, — так что если священник этого хотел, то с моей стороны будет просто грехом не хотеть того же.

Он поколебался.

— Так что же мы делаем?

Я не хотел открывать Финану правду, что направляюсь в Беббанбург. Верил ли я в это сам? Чтобы взять Беббанбург, мне нужно было золото и сотни воинов, а я вел лишь тридцать три.

— Мы станем викингами, — произнес я вместо этого.

— Я подумал о том же. И мы вернемся.

— Вернемся?

— Это судьба, ведь так? В одно мгновение мы наслаждаемся солнечными лучами, а в следующее над нами проливается каждая темная туча христианского мира. Так значит, лорд Этельред желает отправиться на войну?

— Так я слышал.

— Этого хотят его женщина со своим братом. А когда он ввергнет Мерсию в хаос, они призовут нас обратно, спасти их жалкие жизни, — заявил Финан с полной уверенностью.

— А когда мы вернемся, они нас простят. Священники покроют слюнявыми поцелуями наши задницы, так что они нас простят.

Я улыбнулся в ответ. Мы с Финаном много лет были друзьями. Вместе попали в рабство, а потом стояли плечом к плечу в стене из щитов, и я взглянул на него и увидел, что из-под шерстяной шапки показались седые волосы. Его борода тоже поседела. Думаю, я выглядел так же.

— Мы состарились, — произнес я.

— Но не стали мудрее, а? — засмеялся он.

Мы проехали через несколько деревень и два городка, и я устал, гадая, послали ли священники гонцов с приказами напасть на нас, но никто не обращал на нас внимания.

Холодный ветер теперь дул с востока, принеся с собой очередной дождь. Я часто оглядывался, пытаясь понять, послал ли лорд Этельред за мной погоню, но никто так и не появился, так что я рассудил, что он доволен и тем, что изгнал меня из Мерсии.

Он был моим кузеном, мужем моей возлюбленной и моим врагом, и в то промозглое лето наконец-то одержал надо мной победу, которую так долго жаждал.

Нам понадобилось пять дней, чтобы добраться до Лундена. Мы ехали медленно, не только потому, что дороги были залиты водой, но и потому, что у нас не хватало лошадей, чтобы везти жен, детей, оружие, щиты и доспехи.

Мне всегда нравился Лунден. Это был мерзкое, задымленное и смердящее место, улицы утопали в дерьме. Даже река воняла, хотя именно река была причиной существования Лундена. Стоило отъехать чуть западнее, и ты попадал вглубь Мерсии и Уэссеса, а на востоке перед кораблями лежал весь остальной мир.

Торговцы приплывали в Лунден на кораблях, нагруженных маслом или кожами, пшеницей или сеном, рабами или драгоценностями. Он вроде бы был мерсийским городом, но Альфред позаботился о том, чтобы гарнизон состоял из войск западных саксов, и Этельред никогда бы не осмелился выступить против этого. Здесь было два города.

Сначала мы прибыли в новый, построенный саксами и протянувшийся вдоль северного берега широкого и неторопливого Темеза, и шли вперед по длинной улице, пробираясь между телегами и стадами по району мясников с кровавыми лужами в проходах между домами.

Ванны кожевенников находились к северу, воняя мочой и дерьмом, а потом мы свернули вниз к реке, что протекала между новым и старым городом, и меня захватили воспоминания. Здесь я сражался. Напротив нас возвышалась римская стена и римские ворота, где я отразил атаку датчан.

Потом мы направились вверх по холму, и стражи на воротах отошли в сторону, узнав меня. Я почти ожидал нападения, но вместо этого они склонили головы и поприветствовали меня, и я нагнулся, проезжая под арочными римскими воротами в старый город, город на холме, построенный римлянами из камня, кирпича и черепицы.

Мы, саксы, никогда не любили жить в старом городе. Он нас нервировал. Там обитали призраки, странные призраки, которых мы не могли понять, потому что они пришли из Рима. Не из христианского Рима, в этом не было сомнений.

Я знал дюжину человек, которые совершили это паломничество и вернулись, рассказывая о чудесном месте с колоннами, сводами и арками, от всех остались одни руины, и по разрушающимся камням бродили волки, а христианский Папа распространял свой яд из какого-то полуразрушенного дворца у смердящей реки, и всё это можно было понять.

Рим был просто еще одним Лунденом, только большего размера, но призраки лунденского старого города пришли из другого Рима, из города, обладавшего громадной мощью, из города, что властвовал над всем миром.

Его воины прошли от пустынь до снегов, сокрушив племена и страны, а потом без всяких причин, насколько я мог понять, эта власть пала. Огромные легионы ослабели, покоренные племена восстали, и слава великого города превратилась в руины. В Лундене произошло то же самое.

Это можно было увидеть! Великолепные постройки пребывали в запустении, и меня охватило, как это всегда случалось, чувство потери. Мы, саксы, строили из дерева и соломы, наши дома гнили под дождем и раздирались ветром, и не осталось в живых ни одного человека, что мог восстановить наследие римлян.

Мы погружались в хаос. Настанет конец мира, и он погрузится в хаос, когда боги начнут сражаться друг с другом, и я был убежден, и убежден до сих пор, что необъяснимый подъем христианства был первым знаком приближающегося конца. Мы как детские игрушки неслись по реке в убийственный водоворот.

Я направился к таверне около реки. Ее настоящее название было таверна Вулфреда, но все звали ее «Мертвый датчанин», потому что однажды приливом принесло мертвого датчанина, из которого торчала застрявшая в грязи гнилая палка, бывшая когда-то частью пристани.

Вулфред меня знал и удивился, что мне понадобилось пристанище в такой дыре, как его таверна, но милостиво скрыл свое удивление. Обычно я был гостем в королевском дворце, построенном на вершине холма, а теперь находился здесь, предлагая ему монеты.

— Я приехал, чтобы купить корабль, — сказал я ему.

— Их тут полно.

— И найти людей.

— Куча людей пожелает последовать за великим лордом Утредом, — ответил он.

В этом я сомневался. Было время, когда люди умоляли разрешить им присягнуть мне, зная, что я щедрый господин, но церковь распространила весть о том, что теперь я проклят, и страшась адовых мук, люди будут держаться поодаль.

— Но это неплохо, — сказал Финан той ночью.

— Почему?

— Потому что ублюдки, что захотят к нам присоединиться, не боятся мук ада, — он ухмыльнулся, обнажив три желтых зуба на голых деснах. — Нам нужны такие ублюдки, что и через ад продерутся.

— Мы это тоже можем сделать, — сказал я.

— Потому что я знаю, что у тебя на уме, — заявил он.

— Знаешь?

Он вытянулся на скамье, скосив глаза в сторону большой комнаты, где пил народ.

— Сколько лет мы уже вместе? — спросил он, но не стал дожидаться ответа. — И о чем ты мечтал все эти годы? И разве сейчас не самый подходящий момент?

— Почему сейчас?

— Потому что это будет последнее, что ублюдки ожидают, конечно же.

— Если я наберу пятьдесят человек, то это будет большой удачей, — произнес я.

— А сколько у твоего дяди?

— Три сотни? Может, больше?

Он со смехом посмотрел на меня.

— Но ты же думал о том, как туда войти, правда ведь?

Я дотронулся до висящего на шее молота в надежде, что старые боги все еще имеют власть над этим безумным увядающим миром.

— Да.

— Тогда да поможет Христос этим трем сотням, — сказал он, — потому что они обречены.

Это было безумие.

И, как и сказал Финан, иногда безумие срабатывает.

Он звался Получночником, странное имя для корабля, но Кенрик, тот человек, что его продал, сказал, что его построили из деревьев, срубленных в полночь.

— Это принесет кораблю удачу, — объяснил он.

На Полуночнике имелись скамьи для сорока четырех гребцов и сложенная мачта из ели, парус цвета грязи крепился пеньковыми веревками, а высокий нос украшала голова дракона.

Предыдущий хозяин разрисовал голову красным и черным, но краска выцвела, так что дракон выглядел так, как будто страдал цингой.

— Этот корабль приносит удачу, — сказал мне Кенрик. Это был коренастый широкоплечий человек, лысый и бородатый, который строил корабли на верфи чуть восточнее стен римского города.

У него было сорок или пятьдесят работников, некоторые из которых являлись рабами, они использовали тесла и пилы для постройки торговых судов, широких, тяжелых и тихоходных, но Полуночник был совсем из другого теста. Он был длинным, расширяясь к центру, плоским и с малой осадкой. Он был холеной зверюгой.

— Ты его построил? — спросил я.

— Он потерпел крушение, — ответил Кенрик.

— Когда?