Рок небес - Мэри Робинетт Коваль

решении проблемы, чем на двух кораблях, вместе взятых. Будем держаться взятого курса, – Паркер хлопнул в ладоши. – Что на ужин?

Терразас вытер руки о фартук.

– Недопаэлья. Это… блюдо из риса.

* * *

Два факта, которые нужно знать о Терразасе: он радиолюбитель с большой и неугасимой любовью к театру. И, разумеется, он космонавт, а это значит, что, столкнувшись с проблемой, он будет работать не покладая рук, пока не найдет решения. К этим двум фактам добавилось его желание помочь экипажу «Пинты», и вот мы вместе с Леонардом, Терразасом, Флоренс и Рафаэлем уже забились в связной модуль, а я держала в руках пару туфель.

Мы уже улетели довольно далеко, так что радиопередачи с Земли долетали до нас обрывками, и трудно было что-то в них разобрать, не возясь постоянно с радиооборудованием. Флоренс все это нам объяснила, но, хотя я и разбиралась немного в волнах и полосах пропускания, в конечном счете она перешла на жаргон, так что мне приходилось только кивать и улыбаться.

Если коротко, то экипаж «Пинты» был слишком болен, чтобы нянчиться с приемником.

Если чуть развернуть мысль, то мы ставили радиосериал, чтобы хоть как-то развлечь больных. Судя по всему, наличие микрофона – это что-то вроде космической версии «У моего дяди есть сарай»[54].

Терразас наклонился к микрофону и с подобающей энергичностью начал увлекательное повествование:

– Высоко над землей на огромной скорости несется гигантский авиалайнер. Внутри удобно устроился в своем кресле всемирно известный спортсмен Флэш Гордон. Он с восхищением смотрит через проход на Дэйл Арден, свою очаровательную юную спутницу. Вдруг раздается взрыв.

Терразас замолчал, и тогда Флоренс встряхнула воздушным шариком. Я тут говорю про воздушный шарик, но на самом деле это был надутый презерватив с зернами сухого риса внутри. Когда Флоренс потрясла им над микрофоном, слушатели услышали почти настоящий взрыв.

Голос Терразаса стал напряженнее.

– Самолет клюет носом вниз и, вращаясь, стремительно падает. Благодаря натренированным мускулам Флэш Гордон мгновенно пересекает проход, сжимает перепуганную девушку в объятиях и прыгает с ней из падающего самолета. Он тянет за стропы парашюта, и они медленно опускаются на землю.

Леонард занял свое место у микрофона, паря над ним вверх ногами. Терразас на борту корабля был не единственным радиолюбителем.

– Не бойся, Дэйл. Самолет разбился, мы в безопасности.

Подошла и моя очередь. Я попыталась придать голосу соответствующей жеманности.

– Да, и это благодаря тебе. Ой, Флэш, смотри! Там большая стальная дверь. И она закрывается!

– Да ведь это лаборатория великого ученого доктора Ганса Заркова. Он идет сюда! Надеюсь, доктор, вы нас простите за то, что мы вломились к вам так бесцеремонно, но, видите ли, нам пришлось прыгать с самолета.

Я прикрыла рот рукой, потому что знала, что будет дальше: Рафаэль. У Рафаэля был рост метр семьдесят пять, он умел танцевать, а еще он изображал самый смешной немецкий акцент, который я когда-либо слышала. Может, вы видели фильм Чарли Чаплина «Великий диктатор»? Так вот, из Рафаэля получился бы изумительный Аденоид Хинкель[55].

Рафаэль погрозил пальцем потолку, хотя на «Пинте» этого, конечно, никто не видел.

– Я фижу, кто фы на самом теле! ЩПИЁНЫ! Фы пришли украсть мои СЕКРРРРЕТЫ! О, мне есть чем фам отфетить. Итите са мной!

Я прикусила язык и затаила дыхание. Это было очень смешно.

Не знаю, как Леонард вообще смог произнести свою следующую реплику.

– Опустите пистолет, профессор Зарков.

Потом Леонард подвинулся еще ближе к микрофону и зашептал:

– Дэйл, он сумасшедший. Придется ему подыграть.

– Хорошо, профессор, хорошо. – Я надеялась, что слушатели подумают, будто у меня просто сбилось дыхание. На самом деле я задыхалась от смеха. – Мы пойдем с вами.

– Спускайтесь по лестница фниз, в эту башня. Фниз, я сказаль!

Когда Рафаэль указал на потолок, мы с Флоренс начали стучать туфлями друг о друга, имитируя звук шагов. Ну, или пытаясь. Я много чего умею, но художником по звуковым эффектам мне не быть. Рафаэль погрозил пальцем.

– Фот так. Мы на моем рррракетном корапле, и через десять секунт мы отпрафимся к нофый планета. Мы фсе УМРЕМ – умрем за НАУКА! – И тут он разразился маниакальным смехом: – Муа-ха-ха-ха-ха! Ха-а-а-а! Ха!

Я согнулась пополам, всеми силами стараясь не расхохотаться вслух, а Терразас плавно подплыл к микрофону.

– В следующий раз вас ждут новые захватывающие приключения Флэша Гордона!

Флоренс протянула руку и выключила микрофон.

– Отбой.

Мой смех наконец прокатился по всему коммуникационному модулю. Он не отпускал, прямо как веселящий газ из книжки «Мэри Поппинс». Я утерла слезы и подплыла к Рафаэлю, чмокнув его в макушку.

– Ты меня в могилу сведешь.

У него покраснели уши.

– Я что, был совсем не страшным?

Но он тут же расплылся в улыбке и подмигнул.

– Я боялась за свою жизнь. – Я снова вытерла слезы рукавом, пока они не успели никуда уплыть. – Видишь, я рыдаю.

Затрещало межбортовое радио.

– Спасибо, народ. Это было потрясно. – Я не сразу поняла, что хриплый голос принадлежит Руби. – Нам всем очень понравилось.

Флоренс взяла микрофон.

– Вы как там?

– Ой, да все нормально. Даже не переживайте. – Где-то на фоне послышался звук рвоты. – Надо бежать. Но все равно спасибо. Очень приятно, что вы о нас думаете.

На линии стало тихо.

Флоренс вздохнула и вернула микрофон на прежнее место.

– Никогда не слышала такой откровенной лжи.

– Никогда? – Леонард поднял бровь: – Даже когда я похвалил твой недо-пирог?

– Ну-ка цыц, – Флоренс толкнула его, и он отлетел к потолку модуля. – Это был японский фруктовый пирог. По маминому рецепту.

– У тебя мама японка?

– Ну-ка цыц, – она снова взглянула на динамик, словно сквозь него можно было разглядеть, что происходит на «Пинте». – Осмелюсь сказать, что я все-таки за них переживаю.

– Камила говорит, что худшее должно быть уже позади.

Ну конечно, я тоже переживала, но мы действительно ничего не могли сделать. От лекарств, судя по всему, стало только хуже, так что оставалось ждать, когда все пройдет само.

Флоренс побарабанила пальцами по корпусу радиоприемника и прикусила губу.

– Просто такое ощущение, что…

Включился корабельный интерком, и Паркер протянул:

– Если вы, весельчаки, закончили со своими глупостями, может, тогда соизволите вернуться к выполнению своих обязанностей?

Флоренс взяла микрофон.

– Не понимаю, о чем ты. Я на своем рабочем месте.

Остальные выплыли за дверь и двинулись вверх по коридору. Впереди меня Терразас спросил Рафаэля:

– Думаешь, Паркер слушал?

– Конечно, – он тихонько толкнул Терразаса плечом, – у тебя здорово получилось.

* * *

В тот вечер Паркер вошел в кухонный модуль во время ужина, держа в руке кусочек телетайпной ленты. Мы все еще смеялись и чувствовали себя окрыленными успехом. Смех прекратился как по щелчку.

Есть такое выражение лица, которое неизменно сопровождает известие о смерти. Мы были космонавтами, пережили падение метеорита и участвовали во Второй мировой войне. Нам слишком часто приходилось с этим сталкиваться, и поэтому мы все сразу поняли, что случилось.

Мы только не знали с кем.

Я опустила на стол