Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

не были готовы сказать даже друг другу. Однако это не помешало им думать об этих вещах довольно громко.

— Мы объяснили так ясно, как только могли, почему мы предприняли те действия, которые мы предприняли, — мягко сказал Стар-Райзинг.

Кристл-Фаунтин кивнул, но он также откинулся на спинку стула за длинным полированным столом с обеспокоенным выражением лица. Его баронство лежало между Жинко и Ти-Шэн, всего в нескольких десятках миль от Стар-Райзинга, и они со Стар-Райзингом хорошо знали друг друга. Если уж на то пошло, они были связаны кровным родством. Жена Стар-Райзинга, Фенчжоу, была двоюродной сестрой Кристл-Фаунтина, и Стар-Райзинг не сомневался в преданности другого барона. Кристл-Фаунтин, однако, по понятным причинам был встревожен не столь завуалированными угрозами, исходящими от Ю-кво.

— Я знаю, с чем мы сталкиваемся, Ранчжен, — сказал Кристл-Фаунтин, — и знаю, что у нас нет выбора в том, что мы делаем. Я только предполагаю, что мы, возможно, захотим очень тщательно продумать, как мы описываем то, что мы делаем.

— Прости меня, сын мой, — тон Ляйэна был почти сочувственным, — но я очень сомневаюсь, что в конце концов это будет иметь значение. Во всяком случае, не там, где это касается кого-либо в Ю-кво. И действительно ли это так или нет, не имеет значения, когда речь идет о выполнении нашего долга перед Богом и нашей собственной совестью. Что важно, так это сохранение жизней наших людей, и когда дело доходит до достижения этой цели, то, что думают наши люди здесь, в Буассо и Чешире, гораздо важнее, чем то, что думает император. Они должны верить в нас, если мы собираемся ожидать от них — просить их — рисковать своей собственной безопасностью и безопасностью своих семей, веря нам на слово в том, что произойдет. И если они этого не сделают…

Он пожал плечами, и выражение лица Кристл-Фаунтина стало еще более напряженным.

— Епископ прав, милорд, — сказал Сей-хван Цейю, впервые вступая в разговор. В социальном плане он стоял ниже всех присутствующих, и поначалу не решался высказать свое мнение. Но он становился все более уверенным в себе по мере того, как кризис и его понимание углублялись, и в процессе он продемонстрировал, что у него есть здравый смысл драконьего груза. Теперь все остальные посмотрели на него, и он поморщился.

— Не буду притворяться, что рад всему этому, милорды, — сказал он, — и все вы знаете почему. Но мы положили руки на молот, потому что барон Стар-Райзинг и епископ правы. Никто из нас не знает, чем это закончится, но мы все знаем, к чему это приведет, если никто чертовски быстро не возьмет ситуацию под уздцы. Простите мой язык, милорд, — добавил он, кивнув в сторону епископа.

Как обычно, когда Цейю открыл рот, он был прав, — подумал Стар-Райзинг. — Кузнец по профессии, с широкими плечами и массивными руками своего ремесла, он был старшим членом гильдии кузнецов в Буассо. Таким образом, по меньшей мере четверть, а, скорее всего, треть его товарищей по гильдии сочли его готовность служить в чрезвычайном совете актом государственной измены, хотя, вероятно, не по тем же причинам, что и император Чжью-Чжво. Ни у кого из них, включая Цейю, не было особых сомнений в том, что произойдет с привилегированным положением их гильдии, если в Харчонг переместятся мануфактуры в стиле Чариса. Разница между этими другими членами гильдии и Сей-хваном Цейю заключалась в том, что он мог смотреть дальше личных издержек, признавать неизбежное, когда видел его, и, по крайней мере, пытаться смягчить надвигающееся кораблекрушение.

— Я никогда не забивал себе голову политикой за пределами гильдии прямо здесь, в Буассо, — продолжил он. — Во всяком случае, до тех пор, пока весь мир не превратился в дерьмо. Но только вера крестьян в епископа и, честно говоря, в барона Стар-Райзинга до сих пор сдерживала события. Мы менее чем в шестистах милях от Шэнг-ми для полета виверны, и нет никаких признаков того, что армия — или кто-либо еще — может что-то сделать, чтобы остановить кровопролитие в Тигелкэмпе и Чьен-ву. Мне также не кажется, что волшебным образом прекратятся боевые действия на границе. Так что, если мы хотим, чтобы это не попало в Буассо, если мы хотим сохранить жизнь нашим семьям — моей семье, а не только вашей и барона, милорд, — тогда мы должны убедить людей прямо здесь, что мы знаем, что делаем, и наш ответ предлагает им нечто чертовски намного лучше, чем просто сжечь все дотла и вернуть себе свое. Потому что правда в том, что многие из них предпочли бы сжечь все дотла, чтобы вернуть свое, и их трудно винить. Соедините это с тем, как часто им лгали в прошлом, и нам предстоит взобраться на довольно крутой холм, если мы ожидаем, что они поверят нам на слово в чем-либо.

Цейю не был большим поклонником крестьян или крепостных. Стар-Райзинг знал, что он смотрел на них свысока большую часть своей жизни со своего положения хорошо оплачиваемого ремесленника. Однако он был едва ли одинок в этом. Стар-Райзинг смотрел на них свысока, несмотря на то, что он знал, что это было необычное чувство долга причинять им как можно меньше страданий. На самом деле, единственным человеком в этой комнате, который, вероятно, не смотрел на них свысока, был епископ. Но независимо от того, нравились ему крестьяне и крепостные или нет, Сей-хван Цейю понимал негодование и понимал ненависть. Точно так же, как он понимал, что, хотя в Буассо и Чешире этих эмоций может быть меньше, чем в таких провинциях, как Тигелкэмп, это не то же самое, что сказать, что их тут не было.

— Согласен, — сказал Кристл-Фаунтин после долгого молчания. — Согласен. Я проголосую «за». Я просто надеюсь, что, если случится худшее, твои друзья в Чарисе вытащат нас из империи до того, как его величество придет за нашими головами, Ранчжен!

— Уверен, что они, по крайней мере, попытаются, — сказал ему Стар-Райзинг с кривой улыбкой. Затем он