Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

есть другие… Ему просто хотелось очиститься от всей этой грязи в раз.

Всё произошедшее сейчас казалось Егору практической работой, рутинной отработкой типового штурма и обороны типового объекта малыми группами спецназа. Казалось, что подойдёт сейчас инструктор с секундомером, поднимутся братишки с такими же пыльными и довольными лицами, — ни как у него, — инструктор проведёт разбор, укажет на ошибки в выборе позиций, техническом исполнении тактических приёмов работы на лестнице. Они игриво вытряхнут друг из друга, похлопав по спине или плечу, летучий прах каменных стен, похвалят славный успех, пособолезнуют неунизительному поражению, при следующей отработке пожелают друг другу сокрушительной победы, инструктор даст команду «по местам» и всё повториться так же весело и стремительно, на кураже.

Но, снизу никто не поднялся. Никто не гремел «снарягой», расправляя её на ремнях и лямках и беззлобно матерясь на свою стратегическую неудачу и друзей, умело отыгравших роль противника; никто не пришёл. Всё ещё приходя в чувства, Егор подобрал с пола расквашенный телефон, бережно обтёр его от пыли и не сразу заглянул за перила, совсем не думая о том, что оттуда, из-под лестницы, его мог поджидать враг или что — то безмерно ужасное и неожиданное.

Увиденное ошеломило его: внизу на лестнице лежали два мёртвых солдата без признаков жизни, без особых опознавательных знаков и примет, умело экипированных, с оформленными, как прозвали американцы, густыми тактическими бородами, из какого — то неизвестного Егору, каких на Донбассе было не счесть, самопровозглашённого подразделения. Всё вдруг стало понятным: граната, брошенная в него, взорвалась внизу. Она, граната, в результате нелепой случайности, угодила в перила и обрушившись вниз, взорвалась, приведя нападавших к гибели.

Где — то там, внизу, на лестнице, заговорила рация:

— «Хаски», приём, я «Доберман», доложи обстановку! Это вы, скоты, бахнули?! Я же сказал: сработать по — тихому! — почти без остановки говорил Доберман. — Приём?

Бис с опаской спустился и, с натугой стащив с груди долговязого второго, коротышку, перевернул за плечо на спину и вынул из нагрудного кармана рацию. Лицо долговязого было спокойным и, казалось, умиротворённым, будто он нежился на солнце и нечаянно уснул. Но думать так мешало одно обстоятельство — аккуратное пулевое отверстие над правой бровью. Одежда второго наливалась кровью…

— «Хаски», приём! — снова заговорила рация.

Бис покрутил рацию в тщедушных руках, нажал тангенту и долго не решался сказать:

— …Сработали на глушняк, — низким голосом сказал Егор, полушёпотом, — приём!

— Принял. Валите оттуда! Ждите в машине. Мы — скоро…

— Понял, — искажая голос, ответил Бис, будто делал его похожим на голос Хаски, которого ни минуты не знал. Его руки тряслись так, что вложи в них лоток с каменной породой, тотчас бы намыл килограмм золота, не меньше. — «Как ещё попал?» — подивился он своей меткости.

Довлатов без удовольствия, с чувством полного облегчения за проделанную работу, дослушал сообщение Хаски и кивком головы доложил Мастифу, кравшемуся позади: всех сработали, живых свидетелей нет. Мастиф натянул рот в улыбке и кивнул: смотри вперёд.

Подоспевшие на место стрельбы по сигналу сарафанного радио казаки, под видом проведения специальных мероприятий по типу «зачистки», а также поиска напавших на ополченцев преступников и возможных украинских диверсантов, искали чем разжиться в прилегающем районе, слоняясь меж добротных заборов с господскими домами за ними. Дома зажиточных были заметны издали, возвышаясь на два, а то и три этажа вверх красивыми крышками из мягкой битумной черепицы. В калитки на дряхлых заборах с ветхими хибарами, за одним из которых прятался Бис, не стучали и не совались. Таких дворов, вроде облагороженных руками восьмидесятилетних стариков дач, осталось здесь немного, как напоминание о тяжёлой борьбе за почасовой полив три раза в неделю и бессмысленном труде ради ведёрка картошки, клубники, лука и помидор. По таким случаям, Егор сразу вспоминал отца, без конца крутившего газовым ключом паутину железных труб по всему участку с водопроводными кранами где надо, правда, всегда в разных местах, разбирал на зиму и собирал весной каждый сезон и пустив воду в трубы, подолгу стоял посреди огорода с ключами, муфтами и льняной паклей в жестяном худом ведре с фанеркой вместо дна, смотрел в никуда в ожидании тонких фонтанов — протечек и слушал свист воздуха в трубах; и мать, для которой монотонная работа на грядках была особым народно — огородным сельскохозяйственным миром, не требующим умственных усилий и, казалось, нервов, если, конечно, вне поливочные дни какие — нибудь хулиганы, воры или наркоманы не вытаптывали любимые грядки, отчего мать напряжённо ругалась, грозясь всех их повесить на фонарных столбах, а после, заботливо подвешивала кучерявые кущи огурцов на скоро сколоченную отцом огородную виселицу, слушая, как тот ворчит на цену за кубометр необрезной доски, ушедшей на устройство стоек с перекладинами и дальше тащит длинные, змеевидные чёрные шланги через весь огород туда, где не хватило нужного крана.

Место своего боестолкновения Егор оставил за несколько минут до прихода бойцов из роты Абулайсова, которые примчались на грохот взрыва и дымное облако, вырвавшееся в «затонированное» Егором окно. Прибытие абулайсовских к серому «недострою» на Торецкой с большой натяжкой можно было назвать как «примчались», скорее те не спеша подошли, и винить их в этом было сложно, ведь по причине непонимания происходивших в последние дни трагических событий никто не спешил умирать. С тринадцатого июня на востоке Украины произошла целая череда перипетий, приведших власти непризнанной Донецкой республики всерьёз задуматься о боеспособности сил обороны к обороне. В эфире радиостанций украинских СМИ не смолкали сообщения о повстанческих бандформированиях, выбитых из Мариуполя, заявления Министерства обороны Украины об уничтожении украинским воздушным десантом трёх автомобильных колонн ополчения южнее населённого пункта Снежное в Донецкой области. В числе потерь со стороны сепаратистов назывались: двенадцать единиц автомобильной техники, свыше сорока человек пехоты, значительное количество боеприпасов, переносных зенитно — ракетных комплексов, противотанковых ружей и стрелкового оружия… Захвачен был город Счастье. Разве было чему удивляться, когда в оборонительных сепаратистских окопах сидели: «казаки», «афганцы», «чеченцы», бывшие «зэки», белые, красные, лимоновцы, скинхеды — баркашовцы… В памяти невольно всплывали слова вооружённых вилами стариков из Счастья о том, что Счастье нужно защищать всеми силами от всего света и от самих себя… Какое боевое братство, такое и Счастье, других защитников не было. И что с того, что у себя дома они пинали бы ногами друг друга по головам? К пятнадцатому июня украинские военные подошли с севера к Луганску. В ходе ответных действий под Снежным ополченцы пленили восемь украинских десантников. Семнадцатого июня развернулись ожесточённые бои за поселок Металлист, где от минометного