За закрытыми дверями - Майя Гельфанд

Вид у вас такой… Немножко печальный. Вы уж извините.

– Не вижу никакой логики. Я еду к мужу, и вид у меня поэтому очень радостный.

– Да не врите вы. Я же фотограф, все сразу вижу. Скажите, он вам изменяет?

– Что вы себе позволяете?

– Да ладно вам. Мы тут вдвоем, ночь… Спать все равно не получится – душно очень. Так что давайте поговорим. Я же вижу, у вас на душе муторно. Я ж фотограф…

– Да что вы заладили – фотограф, фотограф.

– А я в каком-то смысле инженер человеческих душ. Вот человека сфотографирую – и сразу видно, что у него в душе творится. А вам плохо, вижу. Он вам изменяет?

– Я требую немедленно прекратить эти ваши глупые разговоры!

– Изменяет, сразу вижу. Я ж… да… и зачем такой женщине изменять… Ну, с другой стороны, он же человек искусства. Я вот тоже – фотограф. Тоже жене изменяю.

Наталья встала.

– Извините, я не намерена выслушивать ваши гадости.

Она вышла в коридор, нашла проводника и потребовала переселить ее в другое купе.

– Мест нету, – отрезал тот, – куда я вас посажу? Весь вагон забит. Нету мест.

– Ну, может, в другой вагон?

– Женщина, вы че? Я из-за вас поезд останавливать буду, что ль?

Наталья со вздохом вернулась в купе. Вилен Владимирович с аппетитом ел жареную картошку с луком и запивал водочкой.

– Здравствуйте! – осклабился он. – Ну что, подышали? – Наталья уселась и сердито взглянула на него. – Вот смотрю я на вас, Наталья, кажется? Вот смотрю и удивляюсь – какая восхитительная женщина и все одна. Мужик-то ваш небось в разъездах всегда?

– У нас прекрасная семья, и прошу вас оставить меня в покое.

– Ага, ага. Как скажете.

Прошло еще полчаса. Наталья задремала, но вдруг резко открыла глаза, почувствовав на себе чужой неприятный взгляд. Над ней, низко наклонившись, стоял Вилен Владимирович и вглядывался в лицо.

– Какие великолепные у вас черты! Я ж фотограф, у меня интерес профессиональный.

– Что вы от меня хотите? – вздохнула Наталья.

– Я? Абсолютно ничего. А вот вам явно стоит выговориться. Вот, выпейте, и давайте поговорим.

Он сунул ей в руку рюмку водки. Она вздохнула и покорно выпила.

– Ну вот, а теперь рассказывайте. – Вилен Владимирович уселся поудобнее.

– Что еще вам рассказывать?

– Все. Все, что вас гложет.

– Ничего не гложет.

– А вот это неправда. Я ж вижу. Я, надо сказать, всю вашу жизнь вижу, на тридцать лет вперед. Да-да, не смейтесь! Я вижу, что вам с мужем вашим не жить. Ваша жизнь намного длиннее этих отношений.

– Да что вы знаете…

– Все. И то, что вам до смерти надоело постоянное ожидание. И то, что вы совершенно не реализованы как женщина. И то, что он неизвестно чем там занимается на своих гастролях. И вы все знаете. Вот скажите, вы ведь девушкой замуж выходили?

– Да.

– И, конечно, мужу никогда не изменяли.

– Никогда.

– А когда вы были в последний раз близки?

– Да что вы себе позволяете…

– Недели две назад, да?

– Три.

– Три. А лет вам…. Щас угадаю, я ж фотограф. Лет вам где-то двадцать пять – двадцать шесть. Да?

– Да.

– Ну вот, видите, какой у нас с вами милый разговор получается.

Вилен Владимирович встал, дотянулся до нее и крепко поцеловал в губы.

– Да что ж это такое? – возмутилась Наталья.

– Да не ломайтесь вы. Вы жизни совсем не знаете, хоть и корчите из себя взрослую. Вы ж не видели ничего. Заперлись в своем мнимом семейном счастье и не видите ничего вокруг… – Наталья замолчала. – Мы же оба с вами знаем, чем дело кончится. И не мучайтесь вы так. Я вас всему научу. Это жизнь. А вы ее не знаете. Я ж вижу, я ж фотограф…

Закончилось все так, как и обещал Вилен Владимирович. На его жирном потном теле она обнаружила массу неприятнейших бородавок, родинок, мелких шрамов, ссадин и каких-то подтеков. У Леонида тоже была бородавка на шее, он любил ее трогать в задумчивости. Но она была такая нежная и родная… Когда все закончилась, Наталья брезгливо оделась и выбежала в коридор. Долго стояла в очереди в туалет, а потом остервенело отмывалась от грязного тела Вилена Владимировича. Но отмыться было невозможно – ее кожа пропахла отвратительным, невозможным запахом, и казалось, она сама стала такой же невозможно безобразной…

Вилен Владимирович тем временем довольно почесал брюшко и улегся спать в приятном изнеможении.

* * *