Песнь Ветра. Между Западом и Югом (СИ) - Целых Ольга

— Просто попробуй.

Сирел подавил рвущиеся наружу возражения, недовольно уставившись на неё. Покачал головой, хмурясь, а потом выдохнул и пожал плечами.

— Ну, попробуем, конечно. Лишь бы он продолжил тренировки.

— Спасибо.

Третий отмахнулся. Девушка погасила лучину и легла, отвернувшись к стене.

Агон подождал, пока они улягутся и сел возле двери, с удовольствием кутаясь в ненужное ему одеяло.

Дождь стих через час и абаас, растолкав пленника, выпроводил его обратно.

Глава 15. Паутина

Юна сидела за резным дубовым столом в своём кабинете и смотрела отстранённо на дверь. Мысли её блуждали где-то далеко, отчего она морщила лоб и упрямо выпячивала подбородок. В такие моменты она очень походила на своего брата Артеса, но в глазах, бледных, не синих, как у прочих детей Тагал Северной, плясало яростное холодное пламя отца-императора.

В дверь постучали, слуга объявил имя гостя и удалился, верно истолковав рассеянный взмах руки хозяйки. В кабинет влетела кругленькая, низенькая женщина, мимические морщинки на лице которой выдавали натуру беспечной хохотушки. Мать Ингода, тяжело дыша после бега, уселась в кресло напротив Юны.

— Ох, какие у меня новости! — не успев отдышаться, затараторила гостья. — Верховная Мать требует немедленно созвать совет Матерей Мира.

— И как же, на этот раз, она собралась собрать всех матерей Ларона в одном месте так скоро? — Юна скинула одну бровь.

— Ну как-как! — удивилась Ингода, обмахивая себя пухлой ладошкой. — С помощью зеркал!

— О Ветры! Опять запрещённая магия!

— Ну, мы же не можем иначе? — словно саму себя успокаивая, жалобно вопросила Ингода.

— Когда? — вздохнула Юна.

— Завтра на закате. И ещё, ходят слухи, что на совет прибудут ахеды!

— Не может быть!

— Многие об этом говорят, — пожала плечами собеседница.

Юна задумалась ещё крепче прежнего. Предчувствие чего-то мрачного терзало её сердце.

Eluveitie — Aidû

На закате двадцать пятого дня Изобильного месяца Юна, ее свита, и несколько высокопоставленных Воинствующих Матерей Марха стояли в подземном зале на окраине Индигира. Это тайное убежище тысячу лет назад служило жрецам древнего культа. Ныне в нём собирались Матери.

Тёмные своды, что уходили глубоко внутрь горы, освещались лишь зеленоватым светом грибов. На стенах висели стальные блюда и щиты — нынешние обитатели собирали большие круглые отражающие поверхности, для той единственной магии, что орден себе позволял.

Верховная Мать Империи — женщина без лица и имени, стояла в самом центре залы. Поверх обычного карминового одеяния она носила особый платок, закрывающий волосы и половину лица. Так повелось, что женщина, ставшая Верховной Матерью, не могла больше принадлежать своему роду, отказываясь от имени и внешности. Она нервно прохаживалась вдоль самых больших зеркал.

Когда собрались все Матери столицы, она взмахнула рукой и отражающие поверхности покрылись мелкой рябью. Через несколько минут рябь ушла, и на бесконечных щитах и зеркалах показались многочисленные Матери Империи, Южных Королевств, Орхона и Лема, да горстка Матерей Островного Союза.

— Мир содрогнулся, сестры, — голос Верховной Матери звучал ровно и отстранённо, но только до тех пор, пока она не произнесла: — Ахеды убивают невинных! Что вы ответите мне, Матери Юга?! Как вы допустили это?

— Я, Маяс Хара, новая Мать Юга, — с центрального зеркала ответила высокая и худая женщина средних лет с синими глазами. Голову её венчал тюрбан, украшенный бубенчиками, — я отвечу тебе.

— Когда на Юге произошла смена власти? — сурово спросила Верховная Мать. — Как посмела Воинствующая Мать стать над остальными Матерями?

— Вы, на Севере, живете в довольстве и неге, но здесь, на Юге, всё совсем иначе. Тяжёлые времена требуют соответствующих решений, посему, пока у нас горит огонь войны, править Матерями будут Воинствующие их сёстры!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты из ахедов? — спросила Юна, подойдя к зеркалу. По залу прокатился взволнованный шёпот.

— Да, Юна, — высокая женщина кивнула, дерзко вскинув голову. Откуда она знала имя первой дочери императора?

За её спиной стояли такие же гордые и уверенные в своей правоте соратницы.

— Вы же Матери! Вы поклялись хранить гармонию в мире! — Возразили женщины из разных концов мира.

— А что для вас гармония? — зло прищурилась Маяс Хара, складывая руки на груди. — Когда наш народ погибал на юге под гнётом захватчиков, где вы были со своей гармонией? Когда же мы отвоевали свою свободу, то обнаружили, что в наших краях нет ни скота, ни пшеницы чтоб выжить зимой. И вы говорите о гармонии в мире? Где же гармония, когда одни люди умирают от голода, а другие лишний хлеб отдают свиньям! Сестры! — она обратилась к залу, поднимая глаза и разводя руки. — Вы видите здесь гармонию? На юге стоит плач тысяч сирот и вдов! Животы наших детей раздуваются от голода, они плачут по ночам и зовут родителей, которых унесло войной! Где же гармония? Где?!

— Страдания ваших детей — не повод убивать наших! — Верховная Мать почти кричала, пытаясь заглушить ропот толпы. — Мы могли решить все миром!

— Мы взывали к империи пятьдесят лет! — Маяс Хара, несомненно, обладала куда более громким голосом. От него мелко тряслись зеркала и гудели стены. — Марха не ответила! Мы взывали к Матерям, но и Матери бросили своих детей на Юге! С нас хватит вашей лжи! — она так неистово сверкала синими глазами, что в зале наступила тревожная тишина. — Мы, Матери Юга, обернём своё оружие против тех, кто поступил с нами несправедливо! Наша боль — станет вашей! Сколько сирот есть у нас — столько же будет и у вас! И мы пойдём на всё, лишь бы уберечь свой народ и свою землю от ваших загребущих рук и лживых речей! Орден Матерей изжил себя! Каждая из вас уже не Мать Мира, но Мать своей стране и её политическим интересам! Вы не истину желаете видеть, не гармонию защищать, а лишь жить сыто, лицемерно разглагольствуя о мире! Мы, Матери Юга, отныне не с вами! Мы выходим из состава Ордена, и мы горды называть себя Ахедами! А ты, Верховная Мать, убирайся с нашего пути, ибо человек без лица и имени ничего не сможет нам противопоставить!

Маяс Хара взмахнула руками и зеркало, на котором она была изображена, раскололось на сотню мелких осколков, брызнувших во все стороны. В зале сгустилась тишина, гнетущая, тревожная. Юна помогла подняться Верховной Матери. В глазах той стояли гнев и удивление, неприятие и злоба.

— Все Матери, что будут уличены в сочувствии ахедам — немедленно будут изгнаны из ордена! — прозвенел в тишине её голос.

Но Юна видела, какими глазами многие смотрели на Маяс Хара. Нойонка была во многом права, а остальное умело прятала за даром убеждения. Её пламенная речь посеяла семена сомнений в женском ордене, и Юна вдруг задумалась, а не было ли сторонников ахедов ранее? Этот вопрос встревожил её и она, еле дождавшись конца совета, отправилась к единственному человеку, которому могла доверять.

Heldom — Myrkr

Неон, в белом камзоле с бронзовыми вставками, стоял на балконе Крыла Казначеев, наслаждаясь свежестью раннего утра. Перед сезоном Засухи всё сложнее было застать прохладу, и даже в это чудесное утро над Индигиром повисла душная туманная пелена. Второй наследник опирался на резные перила, такие тонкие, что казались продолжением горного тумана, спускавшегося на Императорские сады. Позади него высились витые колонны, а белые стены были расписаны символами стихий и Казны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Неон видел, как за зелёными кустами отцветшей уже сирени тревожно перешёптываются женщины из ордена Матерей. Их карминовые одеяния резко контрастировали с окружающей средой, даже алые листья императорских деревьев не могли их скрыть.