Мстислав, сын Мономаха - Олег Игоревич Яковлев

пира Олекса, Велемир и Ходына поднялись на городскую стену. Крепкая дубовая твердыня с округлыми башнями грозно темнела на фоне вечернего сумеречного неба. Багряной полосой отливала на западе угасающая заря. На холмах в синеватой мгле угадывались очертания мазанок и изб посада. Вдоль извивающегося тугой петлёй шляха тянулись ремесленные слободы и многочисленные соляные склады. Внизу, у подножия стены, в закатных лучах струился змейкой быстрый Сан.

Друзья взошли по винтовой лестнице на ближнюю из двух огромных башен и остановились на окаймлённой толстыми брёвнами площадке широкого заборола.

– Надёжная крепостца у князя Володаря, – похвалил перемышльскую твердыню Велемир. – В такой и запасов на случай осады завсегда хватит, и огонь не возьмёт, да и не подступится никакой ворог. И туры осадные не подвести толком, и ворота крепкие, железом обитые, никаким пороком не разбить.

Ходына, устало смахивая с чела пот, тихо рассмеялся:

– Оно так. Но всё ж, думается, похож Перемышль боле на гнездо разбойничье. Темно, мрачно. Поглянь: гридни кольчуг не сымают.

– Пограничье здесь, – возразил Велемир. – Кажен час ворог ударить может. Потому и стерегутся.

– Не совсем тако. Ехали мы чрез деревни да сёла пустые, сам видал. Не одни угры и ляхи в них разор чинят. И Володаревы люди руку приложили. После того как ослепили обманом Игоревич Давид со Святополком брата Володарева, Василька, бесчинства многие и лиходейства творили они на Волыни. Месть же и злоба, друже, во всяком деле советчики и помощники худые. От зла одно зло токмо деется.

– В том ты прав, – задумчиво кивнул Велемир.

Со стороны лестницы вдруг раздался шорох, в воздухе пропела стрела и ударилась о выступ стены рядом с головой Олексы. Отрок, вскрикнув от неожиданности, отскочил в сторону.

На лестнице послышались быстрые удаляющиеся шаги. Велемир не раздумывая метнулся следом, в темноту. Короткий вскрик, тяжёлый удар, глухой стон – Олекса и Ходына, схватив со стены смоляные факелы, побежали вниз по каменным ступеням. В темноте наткнулись на сломанный лук, услышали возню и хрипы за поворотом лестницы. Ходына жестом велел Олексе остановиться, но отрок отрицательно мотнул головой. Его душило мучительное чувство стыда за свой нелепый вскрик, за мгновенную слабость, за тот былой жгучий предательский страх, что огнём вполз ему в жилы. Разве можно так?! Разве мечник-воин, коего сам князь опоясал мечом, имеет право при первой же опасности предаваться страху и дрожать как осиновый листок? Ярким багрянцем горели щёки юноши.

– Эй, други! – раздался из тьмы бодрый голос Велемира. – Сюда! Посветите!

Велемир сидел верхом на каком-то хрипящем от боли и ярости человеке в чешуйчатом доспехе и шеломе-мисюрке. Лицо его покрывала стальная личина с прорезями для глаз.

– Вот он, ворог! Убить тебя, Олекса, хотел! Ну, попался топерича!

Ходына сдёрнул с головы пленника шелом с кожаным подшлемником, острым ножом разрезал завязки на затылке и резко сорвал личину.

Скуластое смуглое лицо с раскосыми глазами и короткой жиденькой бородёнкой показалось Ходыне знакомым.

– Кто таков?! – грозно вопросил, сдвинув брови, Велемир.

– Не убивай меня! Не убивай! – хрипло, с неприятным провизгом, закричал пленный.

Велемир крепким ремнём стянул ему за спиной руки и отрывисто приказал:

– Встань! И говори! Немедля! Почто друга моего убить хотел?!

– А, да ты знакомец наш! – вдруг вспомнил Ходына. – Помню, тамо, в корчме в Киеве, потешался над нами. Велемир ещё тя за дверь вышвырнул!

– Помнись, собака! – злобно прохрипел торок.

– Так почто стрелял? – повторил свой вопрос Велемир. В деснице его сверкнул обнажённый меч.

Торок испуганно отстранился и шарахнулся к стене, словно пытаясь защититься от этого необыкновенной силы юного богатыря-храбра.

– Бояре велели. Туряк и Путята. За вами скакал… Три коня загнал… По следу.

– Ах ты, зверь дикий! Ну, падаль поганая! – Не выдержав, Велемир поднял меч и бросился на торка. Олекса и Ходына порывисто схватили его за руки.

– Надо к боярину Мирославу его отвести, – предложил Олекса. – Он и порешит, как быти.

– Воистину, други. – Велемиру стало вдруг до жути стыдно. Как же можно так: поднять длань на безоружного?! Так и честь свою воинскую мог он запятнать. Спасибо верным друзьям, оберегли.

…Боярин Мирослав принял взволнованных Олексу и Велемира в сенях княжьего дворца – здесь он устроился на отдых, вняв уговорам хозяина. Ходына остался на дворе и вместе с Редькой сторожил пленника у обозов.

Набросив на плечи широкий опашень, Мирослав сбежал с крутого крыльца.

Торок, стуча зубами – то ли от холода, то ли от злобы, то ли от страха, – сидел возле разведённого у обозов костра.

– Зачем Путята и Туряк велели убить Олексу? Что он худого им содеял? – стал допытываться Мирослав.

– Не его. Им всё равно было. Лись бы убить.

– Но чтоб в Перемышле токмо?

– Да, Перемысле. Я устал, боярин. Оставь меня.

– Чтобы запятнать князя Володаря?

– Не цнаю. Думаю, так. Каназ Володарь – враг каназа Святополка, враг боярина Туряка.

Недовольно сопя и хмурясь, Мирослав отошёл от костра. Смачно сплюнув, поманил перстом Велемира.

– Пойдём, отроче. Дело есть.

Они поднялись в сени и прошли в высокую светлицу. Боярин перекрестился на образа на ставнике в красном углу и предусмотрительно запер на ключ дверь.

Начал не спеша, стараясь, как всегда, взвесить каждое сказанное слово:

– Разумеешь, Велемир, слыхал – по указке из Киева торок стрелял. Хощут тамо князя Володаря со князем Владимиром перессорить, меч меж ними ввергнуть. Скажут: Володарь приказал Олексу убить, в его городе се створилось. Мол, супротив мира с уграми Володарь идёт, с половцами снюхался, с Боняком да с Шаруканом ссылку имеет. Что, мыслишь, теперича деять нам с сим торком?

– Ну, передай его, боярин, князю Володарю.

– Нет, Велемир, нет. Не годится тако. Володарь шум подымет – на всю Русь слышно будет. Тогда наш князь Владимир со Святополком перессорятся, усобья пойдут, нахожденья ратные, одни половцы токмо рады будут. Нет, Володарю ни слова о том говорить не мочно.

– Что ж тогда? – Велемир растерянно развёл руками.

Мирослав долго молчал, глядя с тайной досадой и раздражением в бесхитростное недоумённое лицо молодого дружинника. Зря, наверное, хочет он поручить ему это щекотливое дело. Наконец, решившись, боярин единым духом выпалил:

– Торчина надо убить. Тихо, неприметно. И труп в ров бросить. А ещё лучше – прямо в Сан.

Велемир в изумлении вскочил, выпрямился во весь рост. Овладело им вмиг чувство гадливости, словно прикоснулся он к чему-то грязному и мерзкому и весь пропитался какой-то гнилью и вонью.

– Ошибся ты, боярин, – сурово и твёрдо промолвил он. – Не палач я, не убивец, не разбойник какой! Дружинник я княжой! Вот еже б в честном бою, на поединке – тогда иной разговор! А тако, втихую, безоружного?!