Мстислав, сын Мономаха - Олег Игоревич Яковлев

или пачку перегнутых в два – четыре раза листов пергамента, пристально рассматривал выведенные чётко и аккуратно красивые маленькие буквы.

Рядом на низеньком столике всегда стояли чернильница и песочница – песком присыпали непросохшие чернила. Тут же, на столике, лежали перо, линейка и маленький ножик для чинки перьев и подчистки неисправных мест.

Юный Алекса частенько делал ошибки, хотя и очень старался. Иногда вместо «хлябь» напишет «хлеб», вместо «купель» – «кисель»; видно, сильно мучил мальца по ночам голод.

Мстислав улыбался, ласково трепал юного переписчика по волосам и никогда на него не сердился, зная, что грубый окрик, недовольство, ругательства могут навсегда отвратить Алексову душу от книжной премудрости. Пусть постигает он с радостью мир, ведь без знаний человек уподобляется тупой животине.

– Радуется купец, прикуп сотворив, и кормчий, в отишье пристав, и странник, в отечество своё пришед, тако же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам, – говорил князь Алексе.

– Я, княже, – краснея от смущения, отвечал Алекса, – когда последнюю страницу дописываю, аки заяц, сети избегнувший, рад.

Мстислав смеялся в ответ и хвалил юнца за удачное сравнение.

…Однажды поутру, когда князь, как обычно, проверял написанное Алексой, за окном внезапно раздался шум и скрип подъезжающего возка. Мстислав раскрыл широкие ставни, выглянул во двор и узнал запряжённый тройкой резвых арабских скакунов возок епископа.

Вскоре святой отец – высокого роста, безбородый грек-евнух Никита, в прошлом монах Киево-Печерского монастыря, – вошёл в горницу, благословил князя и сел в обитое парчой высокое кресло.

О Никите, о его жизни до поставления в Новгород Мстислав знал довольно много. В бытность свою монахом Никита получил прозвище Затворник, ибо жил уединённо и мало общался с остальной братией. Прославлен же он был летописцами за то, что разумел, помимо греческого языка и латыни, древнееврейский язык и чуть ли не наизусть знал Ветхий Завет. Как было записано в Печерском патерике: «Не мог никто же состязатися с ним в книгах Ветхаго Завета, всё бо он наизусть знал… Евангелиа же и Апостола, в благодати переданных нам святых книг, на утверждение наше и исправление, сих книг не хотел ни видеть, ни слышать, ни почитать, ни кому иному не давал беседовать с собой. И было понятно всем от сего, что прельщён есть от врага».

Монастырская братия долго терпела «жидовство» Никиты. Но, как ни пытались благочестивые иноки заставить грека предпочесть Ветхому Завету Евангелие и Деяния апостолов, никакие доводы не могли убедить упрямца. Пришлось всем видным отцам монастыря во главе с тогдашним игуменом Никоном пойти к Никите «изгонять беса». Бывший при том знаменитый летописец Нестор после подробно описал это событие. Братия постаралась на славу, так что Никита не только отрёкся от своего «жидовства», но вовсе разучился писать, и его пришлось заново обучать грамоте.

Так ли было на самом деле, Мстислав не знал. Может, кое-что приукрасил и присочинил Нестор. Известно было одно: своим отказом от «жидовства» евнух-монах ещё сильнее прославился. А спустя несколько лет, когда на Русь приехал новый митрополит, грек Николай, он был рукоположен в епископы. Видно, новый митрополит старался раздать высокие церковные должности своим соплеменникам, которых на Руси в ту пору было немного. Тут как раз и подвернулся бывший крамольный инок.

Теперь, в шёлковой рясе и высоком клобуке с окрылиями, с посохом в руке, украшенным изображениями святых, горбоносый «святитель млад без бороды», как писали о нём в летописях, Никита сидел рядом со Мстиславом и тонким писклявым голосом говорил:

– Монахи-бенедиктинцы[137], к коим благоволит твоя княгиня, сказывали мне о некоем страннике-чудотворце. Молвил он, будто приплыл из Рима и мыслит основать в Новгороде монастырь.

– Кто таков сей странник? Ты его видел, святой отец?

– Видел. И думаю, он ирландец.

– Много ирландских мнихов обрело ныне приют на Руси. Особливо после того, как покойный папа Григорий еретиками их объявил и гонениям великим подверг. Каменные кресты на могилах своих сии мнихи ставят, резьбой дивной украшают их.

– Славные люди. Святое Писание, Ветхий Завет, особо чтут.

Мстислав лукаво улыбнулся. Нет, не забыл Никита своего «жидовства». Иначе не привечал бы он так ирландских монахов и не покровительствовал бы бенедиктинскому ордену.

Впрочем, много полезного у бенедиктинцев находил и сам Мстислав. Они не противились, как греки и латинские патеры, богослужению на славянском языке, а в их монастырях повсюду переписывались славянские книги. Особенно благоволила к бенедиктинцам княгиня Христина. Это по её настоянию предусмотрено было в церквах поминовение основателя ордена – Бенедикта Нурсийского – не только в день 14 марта, как везде на Руси, но и 21 марта, как в латинском мире.

Тем временем Никита продолжал:

– Сего человека привёз я к тебе. Посмотри, княже, может, приглянется. Бенедиктинцы бают, будто вельми учёный сей муж. Вот токмо по-нашему не разумеет.

– Что ж. Велю звать его, отче. Погляжу.

В сопровождении княжеских гридней в палату несмело вошёл коренастый широкоплечий человек, смуглый, темно-русый, с продолговатыми маленькими чёрными глазками и узкой длинной бородой. Незнакомец был одет в долгую, почти до пят, холщовую рясу, перетянутую на поясе верёвкой.

– Кто ты, мил человек? Почто прибыл к нам? – обратился к нему князь с вопросом, а Никита тотчас перевёл его слова на греческий язык.

– Антоний, – хриплым голосом отозвался незнакомец. – Я молился Всевышнему около Рима, на берегу моря, на скале. Вдруг разыгралась буря, скала оторвалась от берега и понесла меня по пучине вод. Долго носило меня по морю, пока не принесло к Новгороду. В то же место чудесного моего выхода прибило небесным повелением бочку с весомыми ценностями. То сам Господь указал, чтобы на этом месте построили великий собор и монастырь.

– Передай, отче, сему Антонию, пущай строит собор, – сказал, выслушав короткий рассказ ирландца, Мстислав епископу. – А насчёт монастыря, о том в другой раз потолкуем. Пущай сперва грамоте славянской выучится у бенедиктинцев.

Выслушав ответ, Антоний поклонился князю и епископу до земли и вышел.

«Чудно сказывает, – подумал про него Мстислав. – Но мне пригодится. Вроде как свой святой, чудотворец будет теперь у Новгорода».

– Как мыслишь, отче, что привело Антония к нам? – спросил он Никиту.

– Думаю, гонения папские. Нынешний папа рымский Пасхалий всякий сброд на мнихов ирландских науськивает. Всюду находятся охотники до чужого добра, а добра у монахов немало – вон Антоний про бочку с ценностями баил.

– А отчего, святой отец, гоняют ирландцев папы рымские?

– А оттого, княже, что вельми мнихов сих чёрный люд привечает. Они вместе с людьми и землю пашут, и скот растят, и хлеб сеют. Не по нраву папе, что духовная власть его от сего слабеет. Да и