Мстислав, сын Мономаха - Олег Игоревич Яковлев

лапти. Худое измождённое лицо его со впалыми щеками и синяками под глазами говорило о перенесённых невзгодах.

Тонким слабым голосом, чуть не плача, мужичонка истошно завопил:

– Други, христиане добрые, не губите, не губите! Христа ради, не губите!

Он рухнул перед Олексой и Ходыной на колени и уткнулся лицом в снег.

– А ну, встань! – прикрикнул на него Олекса. – Сказывай, кто таков и почто в обозе нашем прятался!

Мужичонка, всхлипывая и размазывая по щекам текущие из глаз слёзы, быстро, скороговоркой залепетал:

– Редькой меня кличут. Закуп я боярина Путяты Вышатича. Жили мы ранее, как все вольные людины, вервью[134], рожь сеяли, скотину растили, да единожды пришли на нашу голову поганые сыроядцы, выжгли все посевы, скот угнали, многих из нашего села в полон увели. Я тогда в хлеву схоронился, вот и не сыскали меня вороги окаянные. А после – куда денешься – пришёл к боярину Путяте, бухнулся в ноги: помогай, мол, родимый! Ну, дал боярин купу, сделал закупом своим, велел отрабатывать на ролье его. А резы нынче таковы, что и не расплатишься. Уж чего токмо не было – и на правёж водили, кнутом стегали до полусмерти, и хлеб последний тиуны проклятые отбирали! Не вынес я притеснений, убежал от боярина. Проведал, посольство в Угрию едет. Ну, я и порешил: пристану к вам неприметно. Авось не прогоните. Слыхал, у угров много наших живёт, да и порядки там получше, чем на Руси. Об одном мыслю: не выдавайте меня боярину Путяте. Он меня холопом сделает, а то и сгубит вовсе! Ради Христа, не выдавайте, люди добрые!

– Пойду к боярину Мирославу, – прервав мольбы и сетования незнакомца, сказал Олекса. – Он пущай и решает, как с сим человеком быти.

Молодец поспешил к боярскому шатру, растолкал дремавших у порога гридней и велел немедля разбудить Мирослава.

Лениво продирая заспанные глаза и недовольно ворча, боярин нехотя выслушал взволнованного Олексу.

– Закуп беглый, от Путяты, пристал к нам. В возке в соломе нашли мы его!

Мирослав зевнул и, махнув рукой, вымолвил:

– Не ловить беглецов еду, но посольство править. Пущай остаётся у нас сей закуп. Боярин сам виновен, что от него бегут. Не мне его глупости исправлять. Ступай-ка спать, Олекса. Ну их всех!

Уже было лёг снова боярин, повернулся на бок, но вдруг вскочил, стукнул себя по лбу и крикнул Олексе:

– Постой, отрок! Приведи-ка ко мне сей же час того закупа!

Олекса пожал плечами и бегом бросился к костру, у которого грелся несчастный Редька.

– Ну, пошли к боярину Мирославу! – грозно сдвинув брови, приказал отрок беглецу.

– Не, не, не пойду!!! – махая в отчаянии руками, завопил Редька. – Нечего мне тамо деять!

– Да не пугайся ты. – Олекса невольно рассмеялся. – Наш боярин – не Путята, выдавать тебя не станет. Он так сказал: «Не беглых ловить сюда послан».

– Знаю я их. Все бояре одним миром мазаны. Путяте не отдаст, так себе в холопы заберёт, – сокрушённо покачал головой Редька.

– Иди, друже, к боярину. Иначе осерчает, тогда и в самом деле худо тебе будет, – стал уговаривать его Ходына. – Ну, ступай, с Богом.

Потерянный, с отрешённым видом, Редька нехотя приплёлся, сопровождаемый Олексой и гриднями, в шатёр Мирослава.

Боярин пристально окинул беглого с ног до головы, усмехнулся и спросил:

– Как звать тебя?

– Редькой кличут.

– Крестильное имя какое?!

– Филиппом нарекли.

– Ну так вот, Филипп Редька. Ведаешь ли, где на реке здесь брод?

– Да пред вами, возле стана, светлый боярин.

– Заутре поведёшь нас. Проведёшь – стало быть, останешься с нами, в угры поедешь, нет – Путяте выдам. Ступай.

– Да я… Я завсегда… Мне что… Столько ходил, – говорил обрадованный Редька срывающимся голосом и, пятясь к выходу, отвешивал боярину глубокие поклоны…

Утром посольство продолжило свой путь. Редька легко и быстро провёл ратников по броду – видно было, что эти места ему хорошо знакомы. Лёд, вопреки опасениям Мирослава Нажира, оказался достаточно крепким. Лишь однажды обоз со скарбом, уже у самого берега, провалился одним углом в воду, но отроки без особого труда вытащили его на твёрдое место.

За Бугом потянулась холмистая Подолия с глубоко изрезанными берегами бесчисленных маленьких речек. Тёплый вешний ветер обдувал лица путников, пригревало ласковое солнышко. Ярко искрился под его лучами ещё покрывавший склоны холмов снег.

Путь здесь был не из приятных – то слева, то справа от дороги зияли глубокие ущелья, темнели обрывы, сурово и мрачно высились меж деревьями скалы, на которых, такие же суровые и мрачные, виднелись укреплённые городки. Чуть не каждый час попадались на пути полуразрушенные нищие деревни и сёла. Жители их, завидев издали оружных всадников, в ужасе разбегались.

– Что поделать, – со вздохом говорил Мирослав Нажир своим спутникам. – Война в здешних местах – главный пахарь. Смерть – главный косарь. Вот и бегут люди в страхе. Довели, нечего сказать, князи наши землю! Гляньте окрест – запустенье, поля травой да ковылём поросли. Сколь народу сгибло – жуть!

…На четвёртый день пути Мирослава радушно принимал в Теребовле несчастный слепец Василько, который носил на лице золотистую повязку-луду, закрывающую страшные пустые глазницы. Затем был ещё более радушный приём у другого Ростиславича – Володаря – в неприступном, окружённом крепкими стенами Перемышле. Здесь Мономаховых посланцев оглушил праздничный звон литавр и барабанный бой. Изумлённые разноцветными кафтанами княжеских приближённых и их шумными приветствиями, отроки и гридни недоумённо переглядывались. Только Мирослав Нажир был, казалось, готов ко всему.

Володарь, облачённый в красный кафтан с прошвой в три ряда, с широким поясом, в синей шапке с собольей опушкой, сафьяновых востроносых сапогах со златыми боднями, корзне с серебряной фибулой у правого плеча, выехал навстречу посольству верхом на статном вороном коне.

– Ого, во злате весь! – шепнул на ухо Олексе Ходына. – Эко разоделся.

– Видать, дружбы нашей ищет, – ответил так же тихо Олекса.

– Рад зреть посольство славного князя Владимира! – торжественно, громким голосом изрёк Володарь.

Был он высок ростом, светлолиц, карие глаза его под чёрными изогнутыми бровями смотрели упрямо и жёстко.

«Такой убьёт – и не задумается», – подумал Олекса, вспомнив слышанный им когда-то рассказ Мстислава об убиении Володарем двух волынских бояр и о бесчинствах его дружинников в городке Всеволоже.

В честь посольства Володарь учинил роскошный пир и всё говорил, чтоб чувствовали себя переяславцы в его волостях как дома, ибо князя Владимира почитает он, яко отца и старшего брата своего.

«Ага, а с Боняком Шелудивым сговор имел?!» – думал с презрением Олекса. Нет, Володарь явно был ему не по душе, немногим менее, чем коварный Святополк. Такой, казалось отроку, не остановится ни перед чем ради свершения своих далеко идущих замыслов.

После утомительного