Талтос - Энн Райс

— Двенадцать недель! Это было просто немыслимо! Этот ребенок был зачат, когда она спала с Майклом во второй раз. Она точно знала это, так точно, как ничто другое. Кроме того, здесь никто не гостил между Рождеством и Марди-Гра! Нет, двенадцать недель — это немыслимо!

Момент решительный. Думай.

Она устремилась в библиотеку. Они принесли ее компьютер за последнюю ночь и установили его прямо на большом столе красного дерева. Она с шумом опустилась на стул и тут же загрузила систему.

Быстро вызвала файл WS/MONA/SECRET/Pediatric

«Вопросы, которые должны быть заданы, — набрала она на клавиатуре. — Как быстро развивалась беременность у Роуан? Где именно наблюдались признаки ускоренного развития? Бывали ли у нее особенно часто приступы тошноты?» Никто не смог ответить на эти вопросы, так как никто не знал в то время, что Роуан была беременна. Выглядела ли Роуан беременной? Роуан должна была помнить хронологию тех событий. Роуан может прояснить все и избавить ее от этих глупых страхов. И, разумеется, была и вторая беременность, та, о которой не знал никто, кроме Роуан, Майкла и Моны. Осмелится ли она спросить Роуан об этой второй…

Глупые страхи. Она остановилась. Откинулась на спинку стула и положила руку на живот. Она не стала ощупывать маленький твердый комочек, на который обратила ее внимание доктор Залтер. Она просто слегка обняла живот руками и поняла, что он стал явно больше, чем раньше.

— Мой ребенок, — прошептала она и закрыла глаза. — Джулиен, помоги мне, пожалуйста.

Но не услышала ответа на свой призыв. Все это было в прошлом.

Ей захотелось поговорить со Старухой Эвелин, но Старуха Эвелин все еще не оправилась после удара. В комнате в доме на Амелия-стрит ее окружали сиделки и медицинское оборудование. Возможно, она даже вообще не сознает, что ее перевезли из госпиталя домой. Это было бы чистым безумием — сидеть и раскрывать свою душу Старухе Эвелин, а потом убедиться, что та не поняла ни одного слова из того, что ей рассказали.

Никого, нет никого. Гиффорд!

Она подошла к окну, которое так загадочно оказалось открытым в тот день, возможно, Лэшером — она никогда этого не узнает. Она вглядывалась сквозь зеленые деревянные ставни. Охранники на углу. Охранник наискосок, на другой стороне улицы.

Она оставила библиотеку, медленно двигаясь, впадая в какой-то неясный, щемящий ритм, не представляя, где находится, хотя она отчетливо видела все, мимо чего проходила, и, когда вошла в сад, он показался ей восхитительно зеленым и окружил ее со всех сторон, с молодой порослью азалий, почти готовых распуститься, тигровыми лилиями, усыпанными бутонами, и индийской сиренью, с массой мелких молодых листьев, из-за чего кусты смотрелись огромными и плотными.

Все участки, опустошенные зимой, закрылись молодой зеленью. Тепло освободило все, и даже воздух вздохнул с облегчением.

Она стояла у садовой калитки, глядя на дуб Дейрдре и на стол, за которым сидела Роуан; здесь зеленела молодая трава, более яркая и по-настоящему зеленая, не как в других местах.

— Гиффорд, — прошептала она. — Тетя Гиффорд, — но знала, что на самом деле не хочет услышать ответ призрака.

На самом деле она боялась откровения, отчетливого видения, не хотела признавать стоящую перед ней ужасную дилемму. Она снова приложила руку к животу и просто стояла, разгоряченная, напряженная.

— Призраки скрылись, — вслух произнесла она и осознала, что говорит не только с собой, но и со своим ребенком. — С этим покончено. Мы не будем искать защиты у них — ни ты, ни я. Нет, никогда. Они отправились в дальние края, чтобы убить дракона, и, как только это свершится, будущее — твое и мое — станет принадлежать нам, и ты никогда даже не узнаешь всего, что случилось раньше, пока не станешь взрослым и очень умным. Я бы хотела знать, кто ты — мальчик или девочка. Хотелось бы знать цвет твоих волос, если они у тебя есть. Я должна буду дать тебе имя. Да, имя.

Она прервала этот краткий монолог. И вдруг почувствовала, что кто-то пытается с ней заговорить: кто-то стоящий совсем близко прошептал ей что-то — какой-то маленький отрывок предложения — и исчез, а она не смогла уловить его смысл. Она даже повернулась вокруг, внезапно испугавшись. Но, разумеется, поблизости не было ни души. Охранники находились в отдалении. Таковы были полученные ими инструкции, если только не грянет сигнал тревоги из дома

Она прислонилась к железному столбу ограды. Обвела глазами траву и толстые чернеющие ветки дубов. Новая листва прорывалась сверкающими ярко-зелеными листиками. Старые листья выглядели пропыленными и темными, готовыми окончательно высохнуть и наконец отвалиться совсем. В Новом Орлеане дубы, слава Богу, никогда не оголялись полностью, а по весне возрождались заново.

Она повернулась и поглядела направо, на самую границу их собственности. Мелькнула синяя рубашка за передней оградой. Тишина была столь глубокой, что подобной она никогда не ощущала прежде. Возможно, даже Эухения ушла на похороны Эрона. Мона надеялась на это.

— Ни призраков, ни духов, — сказала она. — Ни шепота от тети Гиффорд.

А разве ей действительно хотелось услышать сейчас что-нибудь подобное? Внезапно, впервые за всю свою жизнь, она не была полностью уверена. Сама возможность существования привидений и духов привела ее в замешательство,

«Должно быть, это ребенок, — подумала она, — одна из тех таинственных перемен, которые происходят с тобой даже так рано и приводят тебя к малоподвижному бездумному существованию». Духи теперь ничего не значили. Ребенок поглотил все остальное. Прошлой ночью она прочитала о множестве физических и умственных изменений в своих новых книгах о беременности, и ей еще предстояло прочесть не менее в будущем.

Ветерок прокрался сквозь кустарник, как это было всегда, срывая слабые лепестки, листочки и соцветия здесь и там, и они скатывались на землю, за пурпурные флажки, а затем исчезали в небытие. Теплый воздух медленно поднимался, исходя из земли.

Она повернулась и пошла обратно сквозь опустевший дом в библиотеку.

Она села за компьютер и начала писать.

«Ты не была бы человеческим существом, если бы не поддавалась этим сомнениям и подозрениям. Как можно не задумываться над тем, родится ли твой ребенок нормальным и окажется ли его организм способным к выживанию. Ты же не безмозглый инкубатор. Твой мозг, хотя в него и устремились новые химические вещества и целый букет новых химических соединений, все равно остается твоим собственным мозгом. Рассмотри эти факты.

Лэшер направлял ранние нарушения с самого начала. Без вмешательства Лэшера Роуан могла бы иметь совершенно здорового и прекрасного…»

Она остановилась. Что это означает — «вмешательство Лэшера»?

Зазвонил телефон, и это обстоятельство ее удивило и даже несколько насторожило. Она поспешно потянулась к трубке, не желая, чтобы он зазвонил снова.

— У телефона Мона. Говорите, — сказала она. На другом конце послышался смех.

— Ну и ответ, малышка!

— Майкл! Слава Богу, я беременна. Доктор Залтер говорит, что в этом не может быть сомнения.

Она услышала, как он вздохнул.

— Мы любим тебя, дорогая, — отозвался он.

— Где вы находитесь?

— Мы проживаем в ужасающе дорогом отеле, в номере, обставленном во французском стиле, заполненном стульями из фруктового дерева, изящными и потрясающе красивыми. Юрий чувствует себя хорошо, и Роуан уже осмотрела его огнестрельную рану. Она воспалилась. Я хочу, чтобы ты поговорила с ним позже. Он слишком взволнован и потому несет чепуху, что ни придет ему в голову, но в остальном у него все в порядке.

— Да, конечно. Нисколько не сомневаюсь. Мне не хотелось бы сейчас рассказывать ему о ребенке.

— Это было бы вообще неуместно.

— Дай мне ваш номер.

Он сообщил номер их телефона

— Милая, у тебя все в порядке?

Ну вот, опять все сначала. Даже он чувствует, что ее это беспокоит. А ведь он понимает, почему она может тревожиться.

«Но ты не говори ничего! Нет, ни слова!»

Что-то у нее внутри закрылось. Неожиданно она испугалась Майкла, того самого человека, с которым ей так хотелось поговорить, того человека, которому, наряду с Роуан, как ей казалось, она может довериться.

«Веди осторожную игру».

— У меня все прекрасно, Майкл. В кабинете Роуан номер телефона такой же?

— Мы не собираемся внезапно исчезнуть отсюда, дорогая.

Она осознала, что смотрит на экран монитора, где она записала разумные и логичные вопросы:

«Как быстро развивалась беременность у Роуан? Где именно наблюдались признаки ускоренного развития?»

Майкл должен был знать ответы на такие вопросы. Нет. Лучше не раскрываться.

— Мне надо спешить, милая. Я позвоню тебе позже. Мы все любим тебя.

— До свидания, Майкл. Она повесила трубку.

Она долгое время сидела спокойно, затем начала быстро писать:

«Слишком рано задавать им глупые вопросы о ребенке, слишком рано беспокоиться — это может отразиться на твоем здоровье и на состоянии душевного равновесия. Рано тревожить Роуан и Майкла, у которых сейчас на уме более значительные проблемы…»