Талтос - Энн Райс

— Мы уезжаем. Ты чем-то встревожена? Быть может, это начинает действовать на тебя?

— Разумеется, я не считаю себя несчастной. Почему я должна чувствовать себя несчастной? Я думаю об Эроне. Майкл или Роуан не звонили?

— Нет, пока что нет. Возможно, именно сейчас они спят. В чем дело, Мона?

— Райен, остынь, ладно? Люди не перестают расспрашивать, в чем дело. Нет никакого дела. Иногда случаются вещи… ужасающе быстро.

— У тебя на лице слишком необычное выражение, — сказал Райен. — Ты выглядишь испуганной.

— Вовсе нет. Просто размышляю, на что это может быть похоже. Мой собственный ребенок. Ты ведь уже рассказал всем, не так ли? Ради Бога, ни проповедей, ни молитв.

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Ты распорядитель наследства Никто не осмелится ничего сказать тебе. Если кто-нибудь и скажет, то разве что только я. Но я не могу заставить себя стать в позу и произнести обличительную речь — то, что обычно принято говорить.

— Отлично, — отозвалась она

— Мы понесли столь тяжелую утрату, а здесь появляется надежда на новую жизнь, и я расцениваю это событие как радостное — мне хочется скорее обнять ребенка и защитить.

— Ты спятил, Райен. Ты действительно устал. Тебе необходимо немного отдохнуть.

— Не хочешь ли ты рассказать мне прямо сейчас?

— Рассказать что, Райен?

— О том, кто отец, Мона. Ведь ты не собираешься скрывать его, не так ли? Это кузен Дэвид?

— Нет, это не Дэвид. Забудь о Дэвиде.

— Юрий?

— Что это такое? Что это за вопросы? Я знаю, кто отец ребенка, если именно это тебя интересует, но я не желаю говорить об этом сейчас. А имя отца станет тебе известно, как только ребенок родится.

— До того.

— Я не хочу, чтобы в ребенка вкалывали какие-то иглы. Я не желаю, чтобы ему хоть что-нибудь угрожало. Я уже сказала, что мне известен отец ребенка. Я сообщу вам его имя, когда сочту это необходимым.

— Это Майкл Карри — я прав?

Она обернулась и уставилась на него. Слишком поздно отрицать очевидное.

Он видел это по ее лицу. А он чувствовал себя совершенно измотанным, лишенным обычной для него твердости. Он был похож на человека, существующего только за счет постоянного приема сильнодействующих лекарств, — напряженный и более ранимый, чем обычно. Хорошо, что они ехали в лимузине, и ему не пришлось садиться за руль. Он бы врезался прямо в ограду.

— Гиффорд сказала мне, — заторможено, словно наркоман, произнес он. Выглянул в окно. Они медленно проезжали по Сент-Чарльз-авеню, мимо красивейших особняков города и очень старых деревьев.

— Начал снова? — спросила она. — Так это Гиффорд сказала тебе? Райен, с тобой все в порядке? — Что же случилось с этой семьей, если у самого Райена не все дома. У нее было достаточно забот и без этого. — Райен, ответь мне.

— Это был сон, который я видел прошлой ночью, — ответил он наконец, обернувшись к ней. — Гиффорд явилась мне и сказала, что отец — Майкл Карри.

— Выглядела ли Гиффорд радостной или печальной?

— Радостной или печальной? — Он глубоко задумался. — Сказать по правде, не помню.

— Ох, тогда все великолепно, — сказала Мона. — Даже теперь, когда она умерла, никто не будет обращать внимания на то, что она говорит. Она явилась к тебе во сне, и ты тоже не обращай на это внимания.

Эти слова озадачили его, но лишь слегка Он не счел их обидными, насколько ей показалось. Когда он посмотрел на нее, взгляд был отстраненный и совершенно спокойный.

— Это был сон, хороший сон. Мы были вместе.

— Как она выглядела?

С ним явно творилось что-то неладное

«Я одинока, — подумала она. Эрон убит. Беа требует нашего сочувствия; Роуан и Майкл пока не звонили, все мы напуганы. И теперь еще Райен, похоже, спятил, но, может быть, все это к лучшему».

— Как Гиффорд выглядела? — спросила она снова

— Красивая как всегда. По мне, она всегда выглядела прекрасно, знаешь ли, было ли ей двадцать пять, или тридцать пять, или пятнадцать. Она была моя Гиффорд.

— А что она делала?

— Почему тебя это интересует?

— Я верю в сновидения, Райен, пожалуйста, расскажи мне. Вспомни. Чем занималась Гиффорд?

Он пожал плечами, затем слегка улыбнулся.

— Она копала маленькую ямку в земле. Думаю, для посадки дерева. Я верю, что это был дуб Дейрдре. Да, именно там, и вокруг нее было насыпано много земли.

Мгновение Мона ничего не отвечала. Она была настолько потрясена, что не могла довериться своему голосу.

Он снова погрузился в собственные мысли, глядя в окно, будто забыл, о чем они только что говорили.

Она почувствовала головную боль, очень острую, в обоих висках; быть может, ее просто укачало в машине. Такое случается с беременными, даже если ребенок развивается вполне нормально.

— Дядя Райен, я не смогу пойти на похороны Эрона, — неожиданно сказала она. — Меня тошнит в машине. Я бы хотела присутствовать там, но не могу. Я должна вернуться домой. Я понимаю, что это звучит глупо и эгоистично, но…

— Позволь мне отвести тебя до самого дома, — галантно предложил он. Он потянулся вперед и нажал на кнопку внутренней связи. — Клем, отвези Мону на Первую улицу. — Он отключил интерком. — Ведь ты имела в виду дом на Первой улице, не так ли?

— Да, именно его, — ответила Мона

Она обещала Роуан и Майклу, что переберется туда незамедлительно, и теперь исполняла обещание. Кроме того, там она себя чувствовала более дома, чем на Амелия-стрит, особенно когда не стало матери, а отец теперь напивался до бесчувственного состояния, лишь иногда вставая по ночам в поисках бутылки, сигарет или своей умершей жены.

— Я хочу позвонить Шелби, чтобы она осталась с тобой, — сказал Райен. — Если я не понадоблюсь Беатрис, то и сам буду рядом.

Он был весьма обеспокоен. Беременность Моны, разумеется, стала для него совершенно новой заботой. Он определенно души в ней не чаял, как это было с тех пор, когда она была совсем маленькой и Гиффорд одевала ее в кружева с лентами. Она должна была понимать, как он отреагирует. Он любил малышей. Он любил детей. Все они любили его тоже.

«А я больше не дитя для них, вовсе нет».

— Нет, мне не нужна Шелби, — возразила она. — Я хочу сказать, что мне хочется побыть в одиночестве. Там, наверху, только с Эухенией. Со мной все будет в порядке. Я, наверно, посплю. В этой комнате наверху спать так приятно. Я никогда прежде не бывала там одна. Я хочу подумать и разобраться в своих чувствах. А кроме того, вдоль ограждения везде патрулирует охрана, численностью равная Французскому иностранному легиону. Никто не отважится сюда проникнуть.

— Тебя не угнетает мысль, что будешь в доме в одиночестве?

Очевидно, он не думал о незваных гостях, а только вспоминал старые истории, истории, которые всегда волновали ее в детстве. Теперь они казались ей далекими и романтическими.

— Нет, почему меня это должно угнетать? — нетерпеливо ответила она

— Мона, ты совсем молодая женщина, — сказал он и улыбнулся так, как улыбался очень редко в ее присутствии. Возможно, изнеможение и скорбь довели его до такого состояния, что с ним случилось что-то совсем неожиданное. — Ты, похоже, не опасаешься ни за ребенка, ни за дом.

— Райен, я никогда не боялась за дом. Никогда. А что касается ребенка, от него меня тошнит уже сейчас. Сейчас меня вырвет.

— Но ты чего-то боишься, Мона

Это не приведет ни к чему хорошему. Она не могла продолжать далее терпеть все эти расспросы. Она обернулась к нему и положила правую руку ему на колено.

— Дядя Райен, мне уже тринадцать. Я должна подумать, вот и все. Со мной все в порядке, и я не знаю, что означает «бояться» или «пугаться», хотя я смотрела в словаре значения этих слов. Договорились? Беспокойся лучше о Беа. Беспокойся о том, кто убил Эрона. Есть вещи, о которых нужно побеспокоиться.

— Хорошо, Мона, дорогая, — сказал он, снова улыбнувшись.

— Тебе недостает Гиффорд.

— А ты не думала, что так будет? — Он снова поглядел в окно, не ожидая ответа. — Теперь Эрон вместе с Гиффорд, не так ли?

Мона покачала головой. Он действительно был в плохом состоянии. Пирсу и Шелби следовало бы знать, как в них нуждается отец.

Они как раз только что завернули за угол Первой улицы.

— Ты должен сообщить мне сразу же, когда позвонят Роуан или Майкл, — сказала Мона Она подхватила свою сумочку и приготовилась выскочить из машины. — И… поцелуй за меня Беа… и… Эрона.

— Обещаю, — сказал Райен. — Ты уверена, что хочешь побыть в одиночестве? Что, если с тобой останется Эухения?

— Это было бы пределом моих мечтаний, — отозвалась она через плечо. Два молодых охранника в форме стояли у ворот, и один из них как раз открывал дверь перед Моной. Она кивнула ему, проходя мимо.

Дойдя до передней двери, она вставила ключ в замок и через пару секунд оказалась внутри. Дверь, как всегда, затворилась с низким, приглушенным звуком. Мона в изнеможении прислонилась к ней, прикрыв глаза.

— Двенадцать недель! Это было просто немыслимо! Этот ребенок был зачат, когда она спала с Майклом во второй раз. Она точно знала это, так точно, как ничто другое. Кроме того, здесь никто не гостил между Рождеством и Марди-Гра! Нет, двенадцать недель — это немыслимо!