Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле

домой, я была уже не той, что прежде. Да, я выжила. Это научило меня, что я, вероятно, выкарабкаюсь из любой передряги, в которую меня закинет жизнь. Но вышло в итоге так, что я стала наблюдать за миром из окошка. Мне приходится многому учиться заново и многое забывать.

Я каждый день вспоминаю, как мы все вместе сидели вечерами у камина. Как ты брал меня в свои экспедиции на поиски сокровищ. Как мы столько раз что-то вместе с тобой чинили. Как у тебя вырывался двойной свист каждый раз, когда ты был счастлив.

Папа, я верила в твою мечту, правда. Представляла тысячу раз, как все будет. На кухне завоет установленная тобой сирена, я схвачу своего плюшевого зайчика и в пижаме брошусь в наше подземное убежище. Я знала, что чемоданы, которые мы всегда держали наготове в шкафу, спустишь ты. При мысли, что я подготовлена к выживанию, я чувствовала себя живее. Оно казалось мне справедливым финалом всех наших усилий. А ты стал бы героем, каким всегда мечтал стать.

Но знай, для меня ты всегда был героем.

А потом случилось то, что случилось. О маме я не хочу ничего говорить. Я ушла не попрощавшись и с того дня больше с тобой не говорила, и это, пожалуй, единственное, что я могу сказать тебе на этот счет. Но, думаю, ей тоже хотелось бы, чтобы мы с тобой снова могли друг друга обнять. Я не прошу тебя навсегда покинуть свой остров, я прошу тебя только сплавать на мой и – хотя бы на один день – снова побыть моим отцом. Крепость навеки останется в моем сердце, но мне еще никогда не было так сложно найти к ней дорогу. Приезжайте ко мне.

Один человек недавно оставил мне такую записку: «Бежать от смерти – значит бежать от жизни». Может быть, жить – не значит отодвигать от себя смерть. Может быть, это значит пусть на мгновение, но уметь забывать о ней, чтобы по-настоящему поверить в жизнь.

Мир к нам жесток, будущее туманно, и все, что у нас есть, – это настоящее, поэтому я хочу спросить тебя: может, нам стоит хотя бы попробовать?

Жду вас.

Твоя Гея

39

Наш район делают уникальным его жители! Наши магазинчики – это продолжение их хозяев! Спасти «Новый мир» – значит спасти часть района. Для участия переходите на наш сайт.

Сегодня утром я настрочила больше трехсот таких записок перьевой ручкой на коричневой упаковочной бумаге, которой у меня дома большой запас. Я положу по одной под дверь каждой квартиры нашего дома. Начну со своего подъезда, а потом стану раздавать их по району.

Но прежде чем просунуть записку под дверь Ахилла, я на минуту задумываюсь. Прислушиваюсь, дома ли он, – ни звука. Я не рассказывала ему о магазине. Подписать записку или пусть сам догадывается? Узнает ли он мой почерк? Магазин – это, конечно, не древнейшая экосистема Земли, но что плохого в том, чтобы его спасти? А если у меня не получится, что он тогда подумает? Вообще, если поразмыслить, то жизнь умеет преподносить сюрпризы. Я недостаточно хорошо ее понимаю, чтобы исключать такую возможность, и сегодня я хочу верить в лучшее. Я осматриваюсь по сторонам, спешно целую записку, как бы желая ей (или себе?) удачи, и скользящим движением толкаю ее под дверь.

С обратной стороны записки для Трофео я приписала: «Ты просто ОБЯЗАН прийти посмотреть на него. Гея».

Обойдя все квартиры нашего подъезда, я перехожу к остальным. Двери старые, новые, бронированные, заложенные и снова разобранные, с веночками и табличками, с ковриками – истертыми, потрепанными и рваными, с оставленными снаружи ботинками, с зонтиками в вазах и вазами без зонтиков, с цветами живыми и цветами мертвыми. Каждому по записочке – шорх! Подсовываем под дверцу – шорх! А сердце так и уходит в пятки от страха, что кто-то откроет в самый неподходящий момент. Шорх!

Все идет гладко, пока я не оказываюсь нос к носу с женщиной из подъезда A, той, у которой далматинец.

– Не надо мне рекламы! – кричит она.

– Не переживайте, это просто… местная инициатива, – бормочу я.

– А ты не та ли девушка, что принесла моей собаке миску воды на собрании жильцов?

– Это я.

Она берет записку.

– Почитаю, значит. Счастливо!

Обход закончен. Слава богу, никто больше дверь не открыл. Осталась последняя деталь – повесить на доску объявлений табличку: «А вы когда-нибудь спасали магазин? Заходите на наш сайт, маленький большой мир ждет вас».

А меня ждет сейчас «Новый мир». Я иду туда уже не с таким настроением, как вчера. Я иду туда с надеждой. Ведь может же быть такое, что краудфандинг кажется дурацкой идеей только мне. Что могу об этом знать я, человек, у которого нет ни компьютера, ни смартфона? Возможно, Аделаида права: краудфандинг может сработать. С другой стороны, если мир устроен так, как я его себе представляю, все пойдет совершенно по-другому.

Проходя через двор, я смотрю на небо: нежные штрихи бледных облаков на ярко-голубом фоне, луна – как нарисованная. Думаю о письме отцу, одном из самых длинных в истории. Я писала его пять лет. А вчера вечером единым духом закончила. Сложив его и запечатав конверт, я испытала то чувство, которое испытывают, получая водительские права. Осталось только сесть за руль и поехать – отправить его.

Замечаю, как рядом с воротами нашего дома паркуется роскошный автомобиль – низкий, длинный и темный, прямо как насекомое. Такую машину я бы, по правде говоря, при всем уважении к жукам и муравьям (они прекрасны), точно себе не купила, даже если бы могла себе позволить и если бы мне было куда на ней ездить.

Двери машины открываются вверх, и, к моему изумлению, со стороны водителя выходит Я-На-Вас-В-Суд-Подам. Он говорит жене, чтобы та взяла из переднего багажника пакеты и сумки, и, заметив, что у меня вырывается смешок, бросает на меня раздраженный взгляд. Ничего личного, но на фоне нашего убогого дома его напыщенность смотрится весьма комично.

Его жена смотрит на меня с грустью, будто извиняясь. Я легонько киваю ей, пожалев о своей усмешке, и – то ли чтобы спасти ситуацию, то ли чтобы испортить ее окончательно – вручаю ей листовку.

Дверь магазина еще опущена, Шерсти-С-Примесью-Шелка нигде не видно.

Я провожу рукой по пыльному красному металлу и думаю, что надо бы вернуть ему прежний блеск, отмыть его хорошенько. Да, вероятно, скоро за этой дверью уже ничего не будет, а потом появятся игровые автоматы или замороженные гамбургеры с салатом, который на вкус как пластик, но пока «Новый мир» существует, нужно отдать ему должное: мой старый добрый магазинчик это заслужил. «Здесь всякая классная всячина!» – будет кричать дверь, когда засверкает снова, и кто знает, может, кто-нибудь да услышит ее голос.

Я забегаю к себе, беру губку, тряпку и ведро, в которое налью на месте горячей воды и добавлю три колпачка уксуса. Уношу с собой и стремянку.

Работа эта непростая, но благодарная: из-под слоя пыли показываются первые ярко-красные полоски, и мои мысли сразу переносятся к Дороти, к ее седой косе, лежащей на плече, как голубка, и к бабушке и ее платью в сине-лиловый цветочек.

Бабушка гордилась бы моими стараниями. При мысли, что я не успела застать ее, меня охватывает тоска. Она так и не узнала, как круто изменила мою жизнь. Я много лет писала ей из Крепости письма на подаренной мамой бумаге, а потом рвала их на мелкие кусочки, боясь, что меня поймают.

Дорогая бабушка, я часто вспоминаю о тебе, и о твоем платье, и о твоем белом халате, и о мармеладках.

Мне бы очень хотелось вернуться в город, но мне нельзя. Может, ты приедешь к нам в гости, а я ненадолго уеду с тобой? Сможешь уговорить папу?

Бабушка, как там Дороти? Я все еще храню ее гуся и хочу однажды ей его вернуть. Если мы