Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Никто из них, не исключая отца законоучителя и доктора Заранского, которые явились за жалованьем последними, не заметил в ней ничего особенного. Она осунулась, казалась усталой, но была спокойна и улыбалась.

Во дворе законоучитель встретился с доктором, опять поговорил с ним о прекрасной погоде, справился, не уезжает ли тот на праздники, и вдруг сказал:

- Хорошо баба держится, хлопот ведь пропасть!

- У кого их нет! - возразил Заранский. - С пансионом, мне кажется, все равно, что с фабрикой, хлопот не оберешься.

- Вот это, доктор, остроумно, - ухмыльнулся ксендз, - вот это вы удачно сравнили! Да, мы, как на фабрике, вырабатываем души человеческие! Ну, а пани Ляттер в последнее время все-таки сдала.

- Нервная стала, издергалась, - пробормотал доктор, глядя на свои панталоны. - Я бы послал ее на каникулы к морю, но она не признает медицины. До свидания, ваше преподобие!

- Желаю весело провести праздники, - ответил ксендз. - А меня бы тоже следовало послать на каникулы, только в такие места, где жизнь подешевле и повеселей, ну-ка, вспомните, доктор!

- В Остенде! - крикнул доктор, выходя на улицу.

- Это такому-то бедняку, как я? - смеясь, воскликнул ксендз.

В эту минуту он столкнулся со знакомым посыльным, тот извинился и поцеловал ему руку.

- Ах, какой ты, братец, невнимательный! - заметил ксендз. - Куда это ты бежишь?

- Несу письмо в пансион, пани Ляттер.

- От кого?

- От адвоката. Целую руки, ваше преподобие...

"От адвоката?.. - подумал законоучитель. - Гм! Лучше иметь дело с адвокатом, чем с доктором и ксендзом".

И он пошел по улице, улыбаясь солнцу.

Глава двадцать восьмая

Сообщение о сыне

Спустя несколько минут пани Ляттер получила письмо, в котором один из крупных адвокатов извещал ее, что пан Евгений Арнольд поручил ему "известное" дело и оставил в распоряжение пани Ляттер восемьсот рублей, которые могут быть вручены ей в любое время.

Пани Ляттер улыбнулась.

- Торопится муженек, - прошептала она, - ничего, подождет.

Она выдвинула ящик стола и пересчитала деньги.

"Это для прислуги, - думала она, ощупывая одну пачку, - это для учительниц, это на праздники... Будь у меня еще рублей шестьсот, я бы недельки на две могла заткнуть рот домовладельцу... А что, если взять у адвоката эти восемьсот рублей?.. Как не так! Он тотчас даст знать мужу, а тот - своей наложнице. Нет, миленькие, помучайтесь!"

Она внезапно вскочила из-за стола и сжала кулаки.

- Ах, эта негодяйка Эля, проклятая девчонка! Заставляет меня исполнять желания Ляттера, губить будущность брата! Нет у меня дочери, один только сын! А ты, чудовище, станешь гувернанткой. И, в лучшем случае, может, будешь за деньги учить детей этого негодяя Сольского, которые должны были бы родиться от тебя. Святая истина: всяк своего счастья кузнец.

Она позвонила и велела позвать панну Марту. Когда хозяйка вошла на цыпочках, жеманясь, как пансионерка, пани Ляттер спросила:

- Ну как, еврей пришел?

- Какой еврей? - спросила панна Марта. - Фишман?

- Да, Фишман.

- Я думала, он уже ненадобен, - опустив глаза, прошептала хозяйка.

Пани Ляттер была вне себя от изумления.

- Это почему же? - в гневе спросила она. - Ведь вчера после обеда я просила привести его ко мне... Уж не думаете ли вы, что ночью я выиграла в лотерее?

- Сейчас позову, - смущенно сказала хозяйка, присела, как пансионерка, и вышла.

"Что бы это могло значить? - думала пани Ляттер. - И какие гримасы строит эта кухарка? Неужели они уже знают о возвращении мужа и о деньгах?"

Она позвала Станислава и строго сказала:

- Слушайте, посмотрите-ка мне в глаза.

Седой лакей спокойно выдержал ее огненный взгляд.

- Кто-то... роется здесь в моих бумагах, - объяснила пани Ляттер.

- Это не я, - ответил он.

- Надеюсь. Можете идти.

"Все они за мной шпионят, - говорила про себя пани Ляттер, быстрыми шагами расхаживая по кабинету. - Он тоже. Я не раз ловила его на том, что он подслушивает. Уверена, что и вчера он подслушивал, но мы говорили по-французски".

- Бедная я, несчастная! - произнесла она вполголоса, хватаясь за голову.

Затем она вышла в спальню и выпила рюмку вина, вторую за нынешний день.

- Ах, как оно успокаивает! - прошептала она.

В первом часу дня пришел Фишман. Это был старый сутуловатый еврей в длинном сюртуке. Он низко поклонился пани Ляттер и исподлобья стал рассматривать меблировку.

- Мне нужны на месяц шестьсот рублей, - сказала пани Ляттер, чувствуя, что кровь ударила ей в голову.

- Когда они нужны вам? - спросил он после раздумья.

- Сегодня, нет, завтра... дня через два.

Еврей молчал.

- Что это значит? - в удивлении спросила пани Ляттер.

- Сейчас у меня нет шестисот рублей, я получу их разве только недели через две.

- Зачем же вы сюда явились?

- Знакомый есть у меня, он бы и сегодня ссудил вас деньгами, да он залога потребует, - ответил еврей.

Пани Ляттер вскочила с кресла.

- Ты что, с ума сошел? - крикнула она. - Под мою подпись я не получу шестьсот рублей? Разве ты не знаешь, кто я?

Фишман смешался и сказал примирительным тоном:

- Вы ведь знаете, я не раз давал деньги под вашу подпись. Но сегодня у меня нет, а знакомый требует залога.

Пани Ляттер отшатнулась и уставилась на Фишмана, не понимая, что он говорит.

- Под чью подпись? - спросила она.

- Да вашу же, пани Каролины Ляттер, вы же давали поручительство за пана Норского.

У пани Ляттер потемнело в глазах. Она схватила вдруг Фишмана за лацкан сюртука и крикнула хриплым голосом:

- Лжешь! Лжешь!

- Как? - воскликнул он в негодовании. - Вы не давали поручительства по векселям Норского?

Пани Ляттер побледнела, заколебалась, но через минуту сказала решительным голосом:

- Да, я не раз давала поручительство по векселям моего сына. Я только не помню вашей фамилии.

Фишман посмотрел на нее воспаленными глазами.

- Это все равно. Векселя я покупал.

- У вас еще есть векселя? - спросила она тише.

- Нет. Двадцать пятого марта пан Норский выкупил последний.

- Ах, вот как! На какую сумму?

- Триста рублей.

- Гм. Когда был выставлен вексель?

- В январе, - ответил еврей.

- Ах, тот! Я не знала, что вы берете такой высокий процент.

Еврей с жалостью смотрел на нее. Вексель был не на триста, а всего лишь на двести рублей, и выставлен не в январе, а в конце февраля. Стало быть, пани Ляттер ничего не знала и, следовательно, не давала своего поручительства.

- Бывает, - пробормотал он.

- Что?

- Что поручитель не знает фамилии кредитора. Какая разница, были бы деньги заплачены, - сказал Фишман.

Пани Ляттер тяжело вздохнула.

- Можете идти, - сказала она.

- А как с шестьюстами рублями, которые вы хотели занять?

- Я не дам залога.

- Может, я к завтрашнему дню достану без залога, - сказал он. - Я зайду завтра.

Он вышел, оставив пани Ляттер в остолбенении. Если бы не запах старой замазки, который еще слышен был в кабинете, она не поверила бы, что минуту назад здесь был человек, который держал векселя ее сына с ее поручительской подписью.

То, в чем она подозревала второго мужа, сделал ее сын, ее обожаемый сын, на которого она возлагала последние надежды, чьи великие подвиги и слава должны были вознаградить ее за все страдания, которые она вынесла за свою горькую жизнь.

Думая об этом, она не ощутила обиды на Казимежа.

Она ощутила только, что силы ее иссякли и что она жаждет покоя. Пусть ненадолго, пусть на два дня, только бы в это время никого не видеть, ни с кем не разговаривать, обо всем забыть. Если бы существовало какое-нибудь средство, от которого можно было бы впасть в летаргию, пани Ляттер приняла бы его.

- Тишины... покоя! - шептала она, лежа с закрытыми глазами на диване. Ах, если бы уснуть...

Станислав, который, сидя в передней, знал о каждом движении своей барыни, обеспокоился ее долгим молчанием и вошел в кабинет. Пани Ляттер вздрогнула:

- Чего тебе?

- Мне послышалось, пани, что вы меня зовете.

- Ступай и не выдумывай, - ответила она изменившимся голосом.

Станислав отправился к панне Марте на совет. Через четверть часа пани Ляттер услышала стук у парадной двери.

- Кто там?

- Я, - входя в кабинет, ответила ученица четвертого класса. - Я сейчас уезжаю и пришла проститься с вами...

Бледная пани Ляттер поднялась с дивана и поцеловала девочку.

- Желаю тебе весело провести праздники, дитя мое.

- Мама велела попросить у вас извинения, за прошлую четверть она отдаст только после праздников.

- Хорошо, дитя мое.

- Мама велела еще спросить...

- Довольно, дитя мое.

- Об уроках музыки...

- Помилосердствуй! Мы поговорим об этом после праздников, - прервала пани Ляттер девочку, осторожно отстраняя ее.

Девочка залилась слезами и выбежала из кабинета. Пани Ляттер снова повалилась на диван.

Около двух часов в кабинет тихонько прокралась панна Марта.