Мнимые люди - Андрей Белоусов

Ерофеев махнул рукой и Степанков ринулся за доктором. Тем временем, женщина продолжала успокаивать своего мужа, ласково приговаривая:

— Вот Толя, сейчас придёт врач. Тебя вылечат и мы уедем из этого проклятого города. Слышишь меня Толя? Ты только не умирай, держись. Толя, милый, держись… — по её лицу градом текли слёзы. Она смотрела мужу в глаза и её слёзы падали ему на лицо, разбиваясь на множество капелек. «Как бы она сейчас хотела, чтобы её слезы оказались настоящей живой водой… Тогда бы её Толя непременно выздоровел. Сказка конечно… Но сидящей в снегу и покачивающейся из стороны в сторону женщине, вообще всё вокруг показалось таким нереальным и несуразным, ну просто настоящий страшный сон. И на грани разума, она твердила, что вот сейчас она обязательно проснётся и всё сразу забудется само собой, её Толя будет жив здоров и они все вместе уже давно едут на новое место жительства, за новой, счастливой жизнью…

Мужичок, сквозь гримасу боли, печально улыбнулся жене, а в глазах стоит страх. Вот его рука дрогнула и медленно пошла вверх, намереваясь погладить на прощание любимую и утереть ей горючие слёзы. Он хотел что-то ещё сказать ей ласковое на прощание, но силы покинули его и рука безвольно упала на землю, так и не дотронувшись до любимой женщины. Глаза у него закрылись, а изо рта вырвался последний вздох, с которым отлетает душа…

— Нет! Нет, Толя, — зарыдала женщина, упав мужу на грудь, продолжая поглаживать рукой. — Не оставляй меня Толя, не оставляй…

Прибежал наконец врач, но его остановил Ерофеев, указывав на то, что мужчина уже скончался.

А женщина, тем временем, перестав рыдать в голос, тихо заплакала и зашептала, обращаясь к мужу, невидящим взором:

— Ну почему ты не дождался меня? Ведь я же просила, меня подождать, а ты не послушался… Но ты же не можешь говорить, ну куда ты пошёл без меня? А я ведь только сына пошла проведать, успокоить его. Сказала, что папка скоро придёт и мы все вместе, наконец тронемся в путь… Ох, Толя, а что же я ему теперь скажу? Как же мы-то без тебя-я-я… Ну зачем ты пошел, не дождавшись меня? А они вот видишь, убили тебя. Приняли тебя за чудовище и убили… — И поднявшись на колени, женщина от отчаяния разорвала на груди свитер и закричала во весь голос, как будто проклиная:

— УБИЙЦЫ!!!

И потеряла сознание…

После чего жизнь вернулась обратно в накатанную колею. Женщину в бессознательном состоянии унесли на носилках в мед блок, а труп её мужа оттащили к бронетехнике, с глаз людей, где накрыли брезентом и на время забыли.

А через несколько минут, к месту трагедии, подоспел капитан Соловьёв:

— Сержант! Мне доложили, что у вас тут ЧП. Что произошло? — сурово поинтересовался он.

Сержант Ерофеев откашлялся и сухо, вкратце доложил. Капитан внимательно его выслушал, после чего довольно мирно сказал:

— Не убивайся сержант. При нынешних временах — это сплошь и рядом. Мы сейчас с тобой в ответе за сотни тысяч жизней и жизнь одного в таких случаях ничего не значит. — Пожал он плечами. — Ну промашка вышла, с кем не бывает. Хотя… Ещё неизвестно, может этот мужик и в самом деле заражён был. Экспертиза покажет. — И Соловьёв ободряюще хлопнул Ерофеева по плечу. — Не дрейфь сержант, под трибунал не пойдёшь. Много чести. Замнём уж как-нибудь. У нас сейчас каждый человек на счету, — сказал он. После чего достал пачку сигарет и закурил. — А сейчас о деле, — прищурив глаз и смотря в сторону, бросил он как бы мимоходом. — Смена к тебе прибудет не скоро. Так что придётся тебе сержант ещё несколько часов тут померзнуть.

Ерофеева аж передёрнуло всего:

— Вот чёрт! — зло сплюнул он себе под ноги. — А чё так?

— Да понимаешь, заваруха на соседнем пункте, — обтекаемо ответил Соловьёв. Потом приблизился и тихо шепнул на ухо. — И знаешь что у них там случилось?

Ерофеев машинально мотнул головой.

— У них «Мим» объявился, — округлив глаза просветил Соловьёв. — Шороху навёл, у-у-у… Говорят народу там затоптали, страсть. Так что, ты это, своих мобилизуй и введи в курс дела, и чтоб начеку мне были. Понял? — Погрозил он пальце и стрельнув сигаретным бычком, спохватившись добавил. — Да и вот ещё что. На броневички снайперов своих поставь. А то наши, на соседнем пункте, пока «мимов» устранили, десять человек потеряли. Затоптал их народец, поддавшись панике, вот так-то вот. Так что, бережёного Бог, бережёт, как говорится… — И отдав распоряжения, удалился, туда, где потеплей и посытней, хлопая себя руками по бокам, разгоняя замерзающую в жилах кровь.

Ерофеев следуя совету предупредил по рации своих парней, предусмотрительно разместив снайперов, в местах с хорошим обозрением.

И сделав дело, почему-то сразу впал в уныние. Последнее настроение улетучилось, а следом появилась какая-то апатия. Мало того, что приказал застрелить человека, так ещё не отпускают с дежурства.

«Так бы выпил и забылся. Глядишь и ноша на душе ослабла бы. Так ведь нет, придётся дежурить целую ночь и мёрзнуть, как проклятому, считая себя то ли убийцей, а то ли нет». Совесть то она какая? Ложью её не проймёшь, всё видит, всё слышит, а потому и судит справедливо…

Пребывая в мрачных раздумьях, сержант Ерофеев посмотрел на людей за оградой и в который раз поёжился. Несмотря на приближающуюся ночь, люди и не подумывали расходиться. И в наступающих сумерках, показались они Ерофееву, этакой высокой травой, что постоянно шумит, качаясь и волнуясь, под порывами невидимого ветра, а для пущей наглядности поднялся и ветер пронизывающий до костей.

И вот вглядываясь в эту саванну, где травой служили люди, Ерофеев с содроганием, ярко себе представлял, как там вот, среди стеблей — людей, бродит сейчас опасный хищник, словно лев прячась в сухой траве, затаился «мим» среди людей и скоро, очень скоро покажет он своё ужасное лицо…

* * *

А между тем в самой толпе безликой, шла жизнь драмой неописанная…

Так и не дождавшись очереди своей, Александр Сомов со своею женой и двумя детьми: старшим сыном Петькой и дочерью Настей, засобирался уже покинуть пост насиженный, в поисках тёплого ночлега, когда внезапно, со стороны блок — поста раздались выстрелы. Оцепеневший народ, сразу заволновался, зашумел. То тут, то там послышались и детский плач вперемешку с визгливым криком нервных женщин и басовитый, взволнованный мужской бубнёж. Подчиняясь единому порыву, люди повскакивали с мест насиженных, с тюков с вещами, что холмиками громоздились среди людей, и вытянув головы, чуть ли их себе не своротив, попытались разглядеть, что же произошло в закрытой зоне. А опережая как всегда глаза, по толпе сразу же полетели сплетни и досужие разговоры. Народ, в большей своей массе, захотел, во чтобы-то ни стало, докопаться до истины правдивой. Но пока та просачивалась, от источника к остальной части людей, её правдивость обрастала, сначала не нужной отсебятиной, а вскорости вообще, приняла абсолютно иной характер, полностью противоречащий первоисточнику…

И с разных концов толпы понеслись домыслы досужие:

— Там мужика пришили, заражённого! — верещали одни.

— Да нет же, женщину! Женщину! Слышали, как она орала?! — выдвигали свою версию другие.

А как-то, отыскав наконец, по их же мнению, более информированных, чем сами, стали люди задавать им вопросы:

— Кого застрелили?

— А кто вообще стрелял и почему?

— Что у этих вояк, вообще там происходит?

Вскорости, так полностью и не разобравшись, кого в конце концов, застрелили: мужика или женщину, народ задался следующим интересующим вопросом:

— За что человека-то убили?

— Говорят заражённый был? — отвечали им одни.

— Да что вы говорите, подумать только… Не уж-то правда? — не веря, ужасались им в ответ.

— Нечего пургу нести! — одёргивали другие. — У мужика, просто нервы не выдержали, вот он и ломанулся на прорыв, а вояки его и шлёпнули.

— Не мужик, а баба, — поправляли третьи, — вона как орала.

— Да их вообще двое было, мужик и баба. И говорят, что мужик зараженным был, этим, как его — «Мимикридом», а бабе и невдомёк, думала нормальный. Вот их обоих и порешили.

— «Мимикрид»? А это что ещё за чудо? — удивились самые малосведущие, впервые слыша чудно слово.

— Вы, что же, телик ни разу не смотрели. — Удивлялись им. — Там же всё сказали, что если человек заразился вирусом, то сначала его не вычислишь, ведёт себя как нормальный, а потом бац и вцепится вам в глотку. Отсюдаво и прозвали — «Мимикрид» — от того что под нас косит. Ещё называют его «человек мнимый» или сокращённо «мим».

— Ах, вон она как. Страсти-то какие… — в ответ ужасались малосведущие.

До Александра Сомова с семьёй, слухи дошли не скоро и приняли уже такой невероятный оборот, что правдой там и не пахло, а если пахло то не ей.

Вот так он пробираясь сквозь толпу собирал слухи по краюхе, но особо им не веря, пока вдруг не разоралась какая-то старуха, в коричневом пальто и в валенках: