Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг

– даже отличный знаток пракрита – не в силах разобрать ни слова; и в это же время богато иллюстрированные рукописи Сутры проносятся по улицам, как предметы поклонения[529]. Как видим, это писание важно для джайнов не из-за содержащегося в нем учения, а из-за его роли в ритуале.

Вторую школу отрекшихся, которой предстояло стать одной из мировых религий, основал Сиддхартха Гаутама, младший современник Махавиры, впоследствии прославившийся как «Будда» или «Просветленный». Согласно предположениям современных исследователей, он умер около 400 г. до н. э. У Махавиры и Гаутамы было много общего. Оба были кшатриями (Гаутама происходил из аристократической семьи республики Сакка), оба принимали учения о карме и перерождении, оба достигли просветления без учителя, одними лишь собственными усилиями. Оба отрицали божественное происхождение Вед, оба утверждали, что учат древним истинам, которые были известны «разумным» и в прошлом; и до Гаутамы было множество Будд, и он, как и Махавира, настаивал, что достичь просветления может каждый, кто решится соблюдать все для этого необходимое. Далее, оба создали общины учеников, которые называли гана («отряд») или сангха («собрание») – традиционные кшатрийские термины, в старые арийские времена обозначавшие воинские братства; однако оба избегали насилия и подчеркивали важность сострадания ко всем живым существам.

В буддистских писаниях нет последовательного описания жизни Будды; довольно мало говорят они и о его сорокапятилетнем пути духовного наставника. Однако ранние буддисты много размышляли над некоторыми эпизодами его жизненного пути, подробно описанными в писаниях Палийского канона – об уходе из семьи, долгой борьбе за нирвану, о самом переживании просветления, наставничестве и смерти – поскольку находили в этих эпизодах мотивацию и пример для себя. Призыв отринуть все и действовать, красной нитью проходящий через жизнеописание Будды, превратил его историю в миф, стремящийся не столько точно изложить биографию Гаутамы, сколько раскрыть некую вневременную истину. Нирвана – не недостижимая цель: она встроена в нашу человеческую природу, и каждый, кто последует примеру Будды, сможет ее достичь. Значение этого мифа, как и всякого другого, остается туманно, пока мы не начинаем воплощать его на практике – в повседневной жизни, день за днем, час за часом.

Джайны мало интересовались сложными медитативными техниками, а вот Будда достиг нирваны с помощью йоги особого типа. Писания гласят, что, оставив дом и семью, он пошел в обучение к одному из прославленных йогинов своего времени. К этому времени йога сделалась сложной и развитой наукой: цель ее состояла в том, чтобы войти в трансцендентное состояние, заставляя себя делать противное природе[530]. Йогин, практикующий асану, переставал двигаться: наши тела находятся в постоянном движении – даже во сне мы не лежим неподвижно – так что йогин, часами сидевший без движения в правильной позе, напоминал скорее растение или статую, чем человека. Практика пранаямы атаковала самую инстинктивную из функций нашего тела – дыхание: радикально контролируя свое дыхание, йогин обнаруживал, что это физическое упражнение дарит ему ощущения величия, могущества и спокойного благородства. Тогда он считался готовым к экаграте – сосредоточенности «на единой точке». Наше сознание находится в постоянном беспокойном движении, в нем беспрерывно мелькают мысли и чувства; но йогин учился концентрироваться на каком-либо одном предмете одним лишь разумом, усмирив все чувства, решительно отсекая любые эмоции или ассоциации, пока не входил в состояние транса (джхана), где обнаруживал себя глухим к желаниям, невосприимчивым к удовольствиям, неуязвимым для боли. На более поздних стадиях он начинал ощущать бесконечность и некую пустоту, которая, как ни парадоксально, была в то же время и полнотой. Самые одаренные йогины входили в долгие «медитативные состояния» (айатанас) такой интенсивности, что чувствовали, как возносятся в сферу обитания богов, ибо ничто больше не связывает их с земной жизнью; они переживали опыт чистого сознания, сознающего только себя.

Гаутама, одаренный ученик, очень быстро достиг этих высших состояний; однако, поскольку знал, что производит их сам, не мог поверить, что они действительно трансцендентны. Выйдя из транса, он обнаружил, что по-прежнему подвержен обычным страстям, что получил лишь краткую передышку от дуккха обыденной жизни. Нирвана, решил он, не может быть временной. Поэтому он оставил традиционную йогу и предписал себе чрезвычайно суровую программу аскезы, от которой едва не умер. Наконец пришлось признать: все эти традиционные методы не работают, и ему остается лишь положиться на собственные инстинкты. Едва он принял это решение, как пришел и ответ.

Ему вспомнился случай из детства, когда отец взял его с собой посмотреть на первую ритуальную вспашку поля. Сидя один в тени джамбозы, маленький Гаутама заметил, что плуг вырывает с корнями молодую траву, губит насекомых и отложенные ими яйца. В этот миг ему стало страшно жаль гибнущих насекомых – так, словно убивали его родных. Однако в этом приливе эмпатии он ощутил йогический экстасис[531]. И теперь Гаутама принял решение во время медитации просто сосредотачиваться на «полезных» (кусала) эмоциях – таких как сострадание, и решительно исключать из своей жизни «неполезные» (акусала) состояния – зависть, ненависть или алчность. Вместо того чтобы пытаться взломать и преодолеть свою человеческую природу, он решил действовать в согласии с ней. Основываясь на воспоминании из детства, Гаутама разработал практику йоги, известную как «неизмеримая»: на каждой стадии погружения в глубины собственного сознания он намеренно вызывал в себе чувство любви и направлял ее на весь мир, до самых дальних его пределов, не исключая из этого круга эмпатии ни одно животное, ни одно растение, ни друга, ни врага, пока все они не становились для него совершенно равнозначны. Такая практика кенозиса привела к прозрению, которое навсегда изменило его и освободило из порочного круга сансары.

Прозрение Будды традиционно называют Четырьмя Благородными Истинами. Первые три – жизнь есть дуккха, причины дуккхи – алчность и желание, просветление может освободить нас от этого состояния – разделяли почти все «отрекшиеся». Настоящим шагом вперед стала четвертая. Будда утверждал, что нашел путь прочь из круга перерождений – метод, который он назвал Благородным Восьмеричным Путем и описывал как план действий на трех уровнях: нравственность (сила) – культивирование состояний кусала в речи, поведении и образе жизни; медитация (самадхи) согласно особому типу йоги, разработанному самим Гаутамой; и мудрость (прана), состоящая в верном понимании Пути и решимости идти по нему, отринув все, что этому мешает.

Буддизм – знаменательный пример совместной творческой работы правого и левого мозговых полушарий. «Неизмеримые» медитации Будды и его финальное трансцендентное прозрение, по-видимому, исходили из правого полушария с его ощущением глубинной взаимосвязи всех вещей, однако предписания буддизма вполне «научны» по своей ясности, точности и аналитичности. Бесчисленное множество буддистов «воплотили» Четыре Истины, реализовав их в собственной