Отравленные земли - Екатерина Звонцова

теней меж дальними домами, стремительно скользнул по мостовой и ловчее кошки взобрался по тонким побегам плюща на стене. Пока он ещё находился внизу, я его узнал, и, к ужасу моему, это оказался приятель покойного Рихтера, Бвальс – бледный, в рваном мундире, грязный и мало похожий на себя прежнего. Поджарая фигура его, как и фигура устрашающей девочки, слегка светилась, а луна делала это свечение текучим и мерцающим.

Вудфолл выстрелил ещё до того, как солдат постучал Софии Штигг в окно. Тело обрушилось вниз. В первый миг я даже подумал, что мы ошиблись и помешали обычному свиданию, но прямо в падении Бвальс гибко распрямился, метнулся в сторону и, оттолкнувшись словно бы просто от ветра, бросился на нас. Вудфолл шагнул вперёд, выхватил распятие и, хищно ухмыляясь, выставил на манер щита. Едва завидев его, юноша зашипел и снова непостижимым образом, не касаясь земли, изменил направление полёта. Он скользнул над нашими головами и прильнул к стене. Взгляд его, тёмная пустота, встретился с моим, и там промелькнуло узнавание.

– Ещё живы… – прошелестел он.

Вопреки попытке Вудфолла удержать меня я сделал шаг навстречу и вскинулся. Бвальс не двигался, огромный серо-чёрный мотылёк на песочно-розовом камне.

– Бога ради, что с вами стряслось? – воззвал я. – О вас тревожатся! Вы…

Я осёкся. Он больше не глядел мне в лицо, он глядел на мою шею.

– Не стоит, право. Я сделал выбор. – Губы, неестественно яркие, мягко улыбнулись. – Перед рассветом. Я выбрал стать лучше. Сильнее всех.

– Лучше? – Жестом я не дал Вудфоллу вмешаться. Непонятно откуда пришла иллюзия, будто я в силах что-то донести до этого безумца. – За кем вы пошли? За кем?! Оно… чем бы ни было… погубило вашего друга! Помните? Думаете, вас не тронет?

По лицу, похудевшему и заострившемуся, прошла судорога, но тут же туда вернулось упрямое, гордое, горькое спокойствие.

– Я надеялся, что мы будем вместе под растущей луной, но Анджей устрашился. Впрочем, кто знает, может, я ещё верну его… когда у Бога не будет больше власти. Скоро.

От слов меня пробрал озноб. Или снова поднялся ветер? Раздался щелчок – Вудфолл, потеряв терпение, уже из-за моего плеча целил в солдата из револьвера. Но прежде чем avvisatori нажал бы на спуск, Бвальс взмыл на крышу особняка, протяжно лязгнул ногтями по спине одной из скульптур-сфинксов и оттуда кинул на нас последний горящий взгляд. Вероятно, он, будучи сравнительно неопытным вампиром, ещё опасался многих вещей, и это спасло нас от нападения. Вудфолл выстрелил, но мимо: «поранил» сфинкса, осыпал нас каменной крошкой. Огромными прыжками с трубы на трубу Бвальс помчался прочь. Avvisatori приглушённо выругался и рванул вдогонку.

Поначалу мы преследовали силуэт, то и дело возникавший на фоне ясного неба и ослепительной луны, но постепенно потеряли его из виду и запыхались. Наверное, мы, бестолково метавшиеся по городу, представляли из себя лёгкую добычу, однако ни одна тварь не снизошла до нас. Так, в тщетных поисках, мы скоротали немало времени. До проблесков рассвета оставалось не более полутора часов, когда Вудфолл неожиданно окликнул меня и предложил:

– Что ж, раз ваш план провалился… хотите, я покажу вам кое-что интересное?

– Надеюсь, – напряжённо произнёс я, – это не касается той темы.

– Вашего сановитого приятеля? – Глаза Вудфолла сверкнули. – Не знаю. Не могу обещать, возможно, и нет, увидим. Ну так что, идёмте?

Я подозревал, что он, упорствуя в ереси, всё же поведёт меня к часовне, но туда мы не завернули. Avvisatori двинулся в ином направлении, в том, куда мы тоже ходили не раз, прочь от центра, к улице, где жил Капиевский, – но мимо его невзрачного дома, мимо частокола. Мы прошли всю улицу, потом – ту, в которую она переходила, ещё более запущенную. В конце эта вторая улица нырнула вниз и изогнулась; впереди зажурчала речушка, заросшая по берегам густым ольшаником. Вудфолл, осмотревшись, начал осторожно спускаться с откоса и жестом велел следовать за ним. Я по-прежнему не понимал, что его привлекло, но решил пока не допытываться, а воспринимать происходящее как бесполезное любование окрестностями. О, если бы я только представлял!..

Держась вдоль неровного русла, мы шли довольно долго; всё это время вода журчала то тише, то громче. В воздухе витал запах мокрой земли и разливалось отдалённое пение птиц. Река капризно петляла, но вскоре я уже представлял себе примерное направление: бежит она в сторону погоста. Мои догадки подтвердились, когда спустя минут двадцать вдали замаячили пологий холм и косая ограда, в которой зияло несколько проломов. Костёл едва виднелся с этой точки обзора, торчала лишь тонкая щеголеватая башенка. Мы прошли ещё немного. У подножья холма кустарник поредел, а река разлилась в озерцо. На тёмной поверхности светлели крупные, похожие на подушки листья и нежные венчики жёлтых кувшинок. Зрелище удивило меня: казалось, для цветов, любых, ещё слишком холодно. Впрочем, возможно на дне озерца притаились тёплые ключи, делавшие произрастание прихотливых красавиц более приятным? Моравия славится термальными источниками.

Avvisatori остановился, я тоже. Он прошептал: «Скоро»; мы присели, не раздвигая веток, и стали смотреть вперёд сквозь едва пробивающуюся листву. Я по-прежнему задавался вопросом, что я здесь делаю, на что трачу время, которое с медицинской точки зрения правильнее отдать сну. Мне не пришлось гадать долго.

Из-за мутно-синего облака в очередной раз выглянула пополневшая за последние несколько суток луна. Её золотистые, как деревенское масло, блики легли на водную гладь, и та беспокойно задышала, просыпаясь от глубокого сна. А потом две тени спустились с неба. То, что произошло дальше, так и стоит у меня перед глазами.

Молодая женщина и юноша медленно подошли к воде там, где не было цветов. Его я знал – то был Бвальс, бледный, с окровавленными ртом и руками; её же видел впервые, но тоже узнал – или мне показалось, что узнал, разом вспомнив всё о ней слышанное. Чёрные длинные волосы, украшенные всё теми же кувшинками, белое одеяние, босые ноги… Лицо Ружи Полакин было спокойно и чисто, только из уголка полных губ сбегала струйка крови; грязное лицо юноши выражало оживление, напоминавшее скорее болезненное возбуждение. Так выглядят те, кто побывал на волоске от гибели. И те, кто в шаге от неё.

Женщина присела у озера и быстро освежила кожу, на которой тут же заиграл чарующий румянец. Потом, черпнув ещё воды, она нежно потянула юношу к себе. Он не противился, сам подался вперёд, когда тонкие, белые, как лебединое перо, ладони стали осторожно омывать его лоб, виски, скулы. В движениях было что-то завораживающее даже для стороннего наблюдателя, и, поймав себя на этом, я спешно ущипнул собственную руку. А она всё продолжала, омывая уже рот Ференца Бвальса, как если бы ухаживала за мальчишкой, запачкавшимся шоколадом. Кровь не стекала с водой – она исчезала, будто истаивая в лунном свете. Солдат не двигался, неотрывно глядел на женщину, и я понимал, что выражает этот взгляд. Жажда, жажда неудержимая, овладевала им всё сильнее – и заставила наконец сбросить оцепенение, потянуться навстречу, что-то горячо прошептать.

Новая улыбка появилась на красивом лице женщины. Обе всё ещё влажных ладони легли Бвальсу на плечи, скользнули ниже, потянулись к его поясу. Когда яркие губы прижались к раскрывшимся в удивлении губам, Ружа Полакин не закрыла глаз. Вудфолл рядом со мной скривился и прошептал:

– Жаль, нам не подобраться незаметно. Какой был бы удобный момент!..

Тем временем она, не прерывая поцелуя – вроде бы неглубокого, не страстного, – сама взяла Бвальса за руки и опустила обе его ладони на свою округлую, проступавшую под одеянием грудь; затем приподняла белый подол, оголяя бёдра. Подавшись вплотную, она погрузила одну руку в тёмные волосы юноши, заставила его наклонить голову и приникла к шее, кусая или целуя. Вторая рука скользнула меж прильнувших друг к другу тел – и Бвальс содрогнулся, и вот уже сжал мёртвую красавицу в лихорадочных объятиях. Женщина что-то промурлыкала,