Великие любовницы - Эльвира Ватала

Словом, пришли воины к Мессалине и объявили волю императора: покончить с собой посредством меча.

Мессалина в плач: ей страшно. А рядом мать стоит, у которой Мессалина мужа увести хотела и смерти его предала, и уговаривает дочь: «Доченька, ты не бойся. Это ведь совсем не больно. Ты только вонзи меч поглубже». А Мессалина не может поглубже. Она приставила меч к груди, а проткнуть глубже боится. Ну, воин не выдержал, подошел и, взяв руку Мессалины, помог ей проткнуть свою грудь, и так глубоко, что смерть наступила тотчас.

Когда Клавдий Тиберий очнулся, наконец, то с ужасом узнал, что Мессалины уже нет в живых. Он заплакал, бедный, судьбу свою проклиная, да делать нечего, надо начатое заканчивать. Нарцисс рядом стоит и императора увещевает: «Начал дело, кончай смело». Теперь Клавдий Тиберий сможет наконец проявить свою жестокость. Всех зачинщиков бунта быстро под суд и к смертной казни. Виселицы там некогда сооружать, слишком много было бунтовщиков. Одних прямо привязывали к двум близ растущим деревцам и разрывали наполовину, для других был приготовлен длинный шнур, привязанный к двум деревьям, и их вешали между этими деревьями, заставив подогнуть ноги, ибо под тяжестью тел шнур провис и совсем низко над землей находился. А для знатных аристократов и смерть была знатная: Клавдий Тиберий обычаи предков уважал. Он им обещал, что мечи будут остро наточены и ни одного из них палач не будет мучить неточным взмахом меча. «Обещаю вам, ваши головы упадут с первого разу», — говорил он им. Это свое обещание он выполнил. А другое? Ведь это он во всеуслышанье сказал своим воинам, узнав об изменах Мессалины: «Если я после смерти Мессалины женюсь еще раз, можете рассечь меня на кусочки, а моей головой играть как мячом». И что же? Не прошло и года, как женился в четвертый раз, да на такой женщине, которая сама мужа отравила.

Король Зигмунт Август. Королева Бона.

Альковы — монастырские кельи

 уртизанка, иди в монастырь! А куда же, голубушка, тебе остается идти? Ведь ты уже не молода, изрядно «породившая», ты уже или толста, или худа, у тебя уже морщинистая кожа и отвислый бюст! Нет, такая ты королю уже не нужна! Правда, и его время коснулось, и он уже далек от романтического голубоглазого стройного юноши, и у него свои подагры, боли в пояснице, водянка, неиспускание мочи, он уже обрюзг, ходит с трудом, ноги опухли, но он КОРОЛЬ! А что можно королю — нельзя куртизанке. Ему стареть можно, ей нельзя! Другие, молоденькие красавицы во дворце появились, тебе, матушка, надо на покой. Но выбор, конечно, у тебя есть! Тебе, как инвалиду военному, дадут хорошую пенсию, дворец оставят, звание герцогини не заберут. Кушать ты будешь хорошо, одеваться тоже, живи себе в свое удовольствие, бедным помогай, грехи свои замаливай. А если на старости уж больно сильно тебя раскаяние одолевает и тебе непременно надо еще пуще свои грехи замаливать, тогда, конечно, тогда иди в монастырь. И куртизанки, отслужившие свое в постели короля и ставшие ему уже ненужными, шли в монастырь. А если в монастырской келье официально не запирались и монашенками не становились, все равно их жизнь со времени отставки — монастырская келья. И вот о таких альковах-кельях мы вам расскажем, героинями которых будут:

Ла Вальер, Монтеспан, Ментенон

Ла Вальер. Эта горячая любовница Людовика XIV времен его молодости. Она молодая, но красивая ли? Жена Людовика XIV Мария Тереза Испанская причитала: «Ну чем эта чахоточная, мерзкая девчонка могла привлечь короля?» А и правда — нечем. Плоская, как доска, без намека на грудь, бледная, как хорошо отстиранное полотно, немного хромая, так что даже подпрыгивает, как резвая уточка, и еще с каким-то неровным передним зубом. Но, как говорится, повторим еще раз эту пословицу, «не по хорошу мил, а по милу хорош». Влюбился король, да и все! И на упреки своей жены, которая еще не привыкла к институту метресс (скоро привыкнет), король так отвечал: «Какие, сударыня, вы претензии имеете? Разве я не хожу каждую ночь в вашу спальню?» Мария Тереза язык прикусила. Ибо, согласно дворцовому этикету, король каждую ночь, не позднее одиннадцати часов вечера, в сопровождении небольшой армии слуг направлялся в королевский альков. Немного, конечно, измотанный от обилия любви на стороне, так что на долю жены доставался лишь поцелуй в щечку, но так далеко в королевский альков прислуга не заглядывает. Внешне все в этом королевском алькове благополучно, понемногу дети рождаются, правда, все какие-то хилые — умирают, растет только один, тоже не совсем здоровый дофин, но не требовать же Марии Терезе неземной любви от своего мужа, если их брак был заключен исключительно по политическим соображениям. А также, чтобы быстрее оторвать короля от своей первой романтической любви к племяннице первого министра королевства Марии Манчини. Наполеон Бонапарт как-то сказал, что о монархе судят не только по отношению к своим подданным, но также и по тому, как он относится к своей семье: детям и жене. Эти «золотые мысли» императора его первый придворный лакей Констант записал в своих воспоминаниях[69]. Так вот Людовика XIV нельзя было упрекнуть в плохом отношении к своей недалекой, некрасивой и с отвратительными черными зубами от вечного жевания шоколада Марии Терезе. Всегда неизменное уважение, учтивость, почтение. Того же требовал от подданных и осуждал и делал замечание своей фаворитке Монтеспан, когда она было думала злословить и иронизировать по поводу внешнего вида и манер королевы. Хорошо воспитанный король знал: жене почет и уважение, любовь — на стороне. А бацилла романтической любви была у него уже в самих генах заложена, достаточно обратиться к годам его юношества и первым годам брака. «Все могут короли, все могут короли, жениться по любви не может ни один король». И это почти полная правда. Почему почти? Ну, один, два, от силы — три-четыре короля в мировой истории найдутся, которые женились исключительно по любви. Но в большинстве своем они, конечно, очень несчастливы были со своими насильно, по политическим соображениям им «спихнутыми» женами. И обычно в таком алькове ох серо, ох пусто, ох никак, и тревожно королям с женами. Людовик XIV абсолютно таким примером супруга является. Будучи романтическим юношей, с тонкой душой и фиалковыми глазами, он влюбился в третью племянницу (у него их пропасть как много было) кардинала Мазарини Марию. Манчини. Она, конечно, далеко не красавица, у короля и потом редко любовницы красавицами были, но и обезьяной ее называть, как называли ее придворные, — это несправедливое преувеличение. А они ее так называли: «мартышка» да «мартышка» — дескать, черна, толстогуба и вертлява. Но Людовик XIV, не обращая внимания на внешний вид (по-видимому, он в душе больше нуждался), сильно в эту девицу влюбился. То есть сначала он влюбился в ее сестру Олимпию, но когда ближе познакомился с ее сестрой Марией, то живо перевлюбился. Мария отвечала королю взаимностью (еще бы!). И вот молодые люди по Лувру вместе прохаживаются, в укромной беседке Луврского парка за ручки держатся, из-за кустов бонна зорко за ними следит, не дай бог до поцелуя дело дойдет, в балете они разные фигуры совместно представляют, а король изумительно в балете танцевал, не хуже профессионала — словом, платоническая их любовь в полном разгаре! Дошло это до ушей его матушки Анны Австрийской! Она поначалу внимания не обратила — перешумит! Молодо-зелено! Мало ли с какими придворными дамами сын флирты начинал! Однажды его, двенадцатилетнего, застали в постели с одной придворной замужней дамой, которая давала ему первые уроки эротической азбуки, в другой раз полевая пастушка, дочь садовника, по грядкам с ним, задравши юбку, бегала. Да мало ли ребяческих утех! Но понемногу Людовик XIV все больше и больше Марией Манчини увлекается и все чаще и чаще уединения с нею ищет. А бонна, подслеповатая вредная старушка, не позволяет молодым влюбленным уединяться, так и ходит следом и все колючими своими глазками покалывает, предупреждая каждую возможную вольность с их стороны! Замучила совсем бедных влюбленных своей слежкой!

Людовик XIV сильно на старушку-бонну рассердился и шлет ей в подарок огромную бонбоньерку, лентами перевязанную. Бонна радостно ленточки развязала, а оттуда выскочило с десяток мышей, к вящему ужасу бонны и к радости влюбленных! Но что там детская месть, если все поголовно, включая самого дядюшку кардинала Мазарини, против этого увлечения. И матушка Анна Австрийская не на шутку встревожилась, особенно когда сын начал что-то там робко намекать о своей женитьбе на Марии Манчини. О боже, вот наивный! Где это видано, чтобы могущественные французские короли не на принцессах королевских кровей женились? Взбредет же такое в голову юному Людовику XIV? Тут мир надо с Испанией укреплять, испанская принцесса Мария Тереза в невестин возраст вошла — какие могут быть Марии Манчини? И конечно, как говорят теперь, «без разницы», что эта самая. Мария Тереза приходится родной дочерью родного братца Анны Австрийской. Раньше на такие пустяки внимания не обращали. Это потом уже спохватились, дескать — кровосмешение, дети хилые, гемофилия и прочее.