Великие любовницы - Эльвира Ватала

У него там в войске не только проститутки дружно шагали, но и арфистки и флейтистки. Собралась было исполнить свой гражданский и половой, пардон — полковой, долг и Мария Лещинская, жена французского короля Людовика XV, выразив готовность следовать за королем в поход, но он ее здорово осадил, сказав: «Место королевы во дворце» — и взял в поход свою любовницу герцогиню де Шатору. Но герцогиня де Шатору не была для войска «добрым ангелом». Она почему-то всех раздражала, а когда король в походе заболел, ее в этом обвинили. Но совершенно напрасно. В болезни короля де Шатору виновата не была, и она с преданностью маркитантки ухаживала за королем. Но короля замучили угрызения совести, и он решил «злого гения» де Шатору из военного лагеря удалить, а призвал родную супругу. Так что начатое фавориткой ухаживание за больным королем уже законная супруга довершила.

Мать Марии Антуанетты Мария Тереза говорила: «Если бы я не была беременной, я непременно бы принимала участие в походах». Не считала для себя зазорным лично участвовать в походах и даже воевать Изабелла Кастильская. Мы уже не говорим о «бабушке пол-Европы» Элеоноре Аквитанской, для которой поход, конь и доспехи стали обыкновенной одеждой и занятием.

Словом, дорогой читатель, мудрые короли, забирая дамский пол на войну, знали, что они делают, что такое войско без женской ласки — это самоубийство, это то же самое, что забить гол в собственные ворота. Кругом дым, огонь, пушечные ядра вместе с головами разрываются, а солдатам после победы никакой услады, кроме гречневой каши, не полагается, так, что ли? Словом, король Людовик XIV берет в поход жену и куртизанку Монтеспан. А эта Ла Вальер, несмотря на запрет короля, приказывает запрягать в шесть лошадей карету и едет вслед за королевой. Где там вслед! Она «по долинам и по взгорьям», то есть, не разбирая дороги, по проселкам, по полям напрямую мчится к кролю. Ее трясет, конечно, на ухабах, того и гляди ее тягость растрясет и рожать в полевых условиях придется. Но это ей не помеха. Родила же негритянка из Сомали во время наводнения ребеночка на дереве. А сзади бежит карета королевы Марии Терезы, рядом с которой сидит маркиза Монтеспан, брюхо которой тоже трясет, того и гляди рожать придется в полевых условиях, и они кричат, высунувшись из окошка: «Остановитесь, куда вы? Король вам велел дома оставаться». Но в Ла Вальер вдруг боевой дух вступил. Всегда скромная, тихая, молчаливая и покорная, она вдруг превратилась в адскую фурию и мчится вперед, как железный танк на неприятеля. И первой примчалась к королю. Он вышел ей навстречу, совершенно ошеломленный такой неожиданной прытью своей любовницы, к которой уже малость охладел, и не знает, что сказать: то ли ругать ее за легкомысленный своевольный шаг, то ли целовать, то ли врача призвать нормальное протекание после такой скачки беременности исследовать. Пока он раздумывал, королева с Монтеспан, запыхавшись, подъехали. И король тоже голову потирает: поди уживись с такой многочисленной семейкой и их сложными отношениями. Сен-Симон, выросший на королевском дворе и досконально знавший жизнь Людовика XIV, так сказал: «У короля было три семьи: своя собственная, семья Монтеспан и семья Ла Вальер. Улаживать между ними отношения было делом сложным»[75].

И то правда. Но каким образом очутился король в таком, мягко говоря, двояком положении, когда две любовницы чуть ли не дерутся между собой, а жена не знает, к какой враждующей партии примкнуть, и пока не в состоянии определить, на чьей стороне сила. Но интуитивно ей кажется, что сила на стороне Монтеспан, и она просит королевскую любовницу помочь ей уладить с королем ее личную проблему: король всех ее испанских придворных дам решает, как ненужных дармоедок, обратно в Испанию отправить. «Хоть одну-две помогите мне, чтобы король согласился оставить», — просит она Монтеспан.

Придворным тоже становится ясно: король больше теперь любит Монтеспан, Ла Вальер пора угасает, и ей скоро придется идти в отставку. И они, как хороший барометр в плохую погоду, все переметнулись к Монтеспан. Ей теперь подхалимно в глаза заглядывают, каждое ее желание предупреждая, а Мольер, бросив в ящик письменного стола свою пьеску, где он восхвалял прелести Ла Вальер, уселся писать панегирик новой фаворитке.

Редко, дорогой читатель, кому так не служит материнство, как Ла Вальер. Некоторые женщины, а даже большинство, расцветают, как розы, после родов (вспомним Марию Стюарт), а Ла Вальер дурнеет хуже некуда. Кожа у нее желтая и тонкая, как у столетних старушек, а кривые ножки, кажется, еще больше искривились. Ну и король кривится, конечно, сравнивая свою некогда обожаемую им Луизу с Франсуазой, для которой роды и материнство — слаще меда и сахара, так она расцветает. И Ла Вальер пускается в свой обычный плач и, заливаясь слезами, измазывая пятнами, послание королю строчит, в котором угадывает свою дальнейшую судьбу, ибо ее беременности ничего хорошего ей не несут: «Что же станется с кровью королевской, которая от пяти месяцев плывет в моих внутренностях? (Лексикон Ла Вальер оставляем без поправки. — Э. В.) Причинится, конечно, к неизбежному раскаянию. Мои сны усиливают мое терпение. Кошмары, какие им сопутствуют, для меня ужасны. Слышу свой приговор, замыкающий меня в монастырь»[76].

Людовик XIV, великий эгоист своего времени, абсолютно перестал считаться с чувствами и гордостью своей любовницы. Надоела она ему своими жалобными письмами, ноет и ноет, причитает, как Ярославна у кремлевской стены, или как Евдокия — монашка, экс-жена Петра I — в любовных посланиях майору Глебову. Это надоедает, конечно, не только монархам, но и простым смертным. Хотите, дорогой читатель, чтобы любовник бежал от вас «быстрее лани»? Пишите ему слезные письма и упрекайте его в остывшей страсти. Непременно он от вас убежит! Ибо стенания и упреки плохие подспорья в любви. И, отложив слезные послания Ла Вальер, король устремляется навстречу балам и веселью, где в ослепительном ореоле своего великолепия царствует веселая, жизнерадостная, остроумная, красивая Монтеспан. И откуда она, эта жемчужина земная, взялась в Версальском дворе? Родословная ее такова. Дама знатная, из хорошего знатного рода вышла замуж за богатого и всеми почитаемого маркиза Монтеспан. Родила ему двоих детей. И жили бы они мирно, дружно в кругу своего семейства, да тщеславие супругу Монтеспан распирает. Ей необходимо блистать во дворце. Муж, ни в чем жене не отказывающий, дословно «на голову» встает, все свои светские связи мобилизует, чтобы супруга стала статс-дамой королевы. Стала. А потом втерлась в дружбу известной фаворитки короля Ла Вальер. А потом…

Писательница, госпожа де Севиньи, которая была придворной дамой при дворе Людовика XIV, так о Монтеспан сказала: «О боже, как она прекрасна! Это торжествующая красота, которую можно показывать для того, чтобы ослеплять иностранных послов. Прекрасные руки, нежный взгляд голубых глаз, чудесные блестящие зубы, вьющиеся натуральные волосы, много обаяния и остроумия»[77].

Словом, если поставить рядом Ла Вальер и Монтеспан — контраст будет разительный. Ла Вальер, плоская как палка, по Версалю ходит и платья с открытым декольте одевать боится: груди-то нет совсем! А Монтеспан свою пышную грудь, ничуть не пострадавшую от двух родов, на всеобщее, а особенно короля, обозрение выставляет. У Ла Вальер зубы не особенно в порядке, Монтеспан жемчужно-белоснежной улыбкой сверкает. Ла Вальер ходит с опущенным взглядом, ее шокируют великие, празднества, в ее честь устраиваемые, поклонение самого Мольера, уместившего в свою героиню пьесы «Принцесса Элидская» все несуществующие добродетели Ла Вальер; Монтеспан и поклонения и ухаживания принимает как принадлежащие ей по праву. А главное, фиалка сохнет, роза расцветает. Словом, прекрасная маркиза одолела свою соперницу и получила полную победу. Король все чаще пребывает в обществе остроумной гордой красавицы Монтеспан, реже с печальной и вечно мучимой сознанием своего греховного поведения Луизой.

И напрасно король, как провинившийся школьник, оправдывается перед Луизой, почему он посещает так часто Монтеспан: «Я люблю слушать ее сплетни, она умеет смешить меня, но далее этого отношения к ней не простираются»[78].

Отношения, однако, «простерлись» уже очень далеко. О, она знает, как соблазнить короля по всем правилам любовного искусства, утонченного, требующего ума и хитрости, тонкого кокетства. Прежде всего, не обращать на короля никакого внимания. Будто и не для него надеваются эти ослепительные наряды с открытой шеей и изобилием драгоценностей на ней, эти огненные взгляды и остроумные шутки, бросаемые — не королю, конечно! Это интригует. И король, который до этого не очень заглядывался и обращал внимание на статс-даму своей супруги, начинает вдруг и обращать внимание, и заглядываться. Особенно, когда выступила она в «Балете муз» в роли пастушки. Была так неотразима, что король решил: вот кто должен быть его постоянной метрессой.