Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

Хлыщ Артуа, только и думающий, какой бы скандал устроить, и отличающийся только в разврате, истеричка Ламбаль, принцесса де Гемене, которая спит с Куаньи, Полиньяк, которая спит с этим мерзким Водрёйем, и все эти женщины трутся о вас, словно кошки…

Мария-Антуанетта выпрямилась, дрожа от негодования:

– Я вам запрещаю говорить в подобном тоне о моих друзьях, слышите? И вы еще смеете осуждать моих знакомых! Мы знаем, с кем водитесь вы… Да, да, аббат Горжель рассказал… всем известна ваша связь с дочкой садовника, которую вы поселили в вашей псарне… фу! Это такие женщины вам нравятся?

– Во всяком случае, от тех, что похожи на вас, меня тошнит! А от них я требую только того, что они могут дать… Но если я не люблю женщин, вы их любите слишком сильно.

– Что вы хотите сказать?

– Вы меня поняли. Я предпочитаю не представлять себе, чем вы занимаетесь с этой Полиньяк.

Мария-Антуанетта дрожала от бессильного гнева.

– В конце концов, – бесцветным голосом произнесла она, – я просто по доброте своей выслушиваю вас. По какому праву вы со мной так разговариваете?

– Я на четырнадцать лет старше вас, и я глава нашей семьи…

– Только король имеет право читать мне нотации.

Иосиф II рассмеялся:

– Король, который позволяет вам повсюду носиться с бандой волокит? У вас очень снисходительный супруг.

– Не хватало еще, чтобы он мешал мне жить так, как я хочу.

– Не стройте из себя незаменимую! Когда ему пытались подложить в постель Луизу Конта, ничего не получилось, но в тот день, когда он заведет любовницу, вы будете себе локти кусать…

– Он? Любовницу? Да на здоровье! Если он когда-нибудь обзаведется любовницей, я в тот же день дам девятидневный молитвенный обет святому Иосифу! Бедолага, если б хоть это могло придать ему немного сил и энергии!

Император воздел руки к небу:

– Только послушайте ее! И вы не краснеете, говоря подобные гадости, выставляя на посмешище своего мужа, глумясь над его недостатком?

Она пожала плечами:

– Он обращает на это так мало внимания, что было бы глупо стесняться на сей счет.

– Станете ли вы после этого удивляться слухам, будто у вас имеются любовники?

Она парировала удар моментально, и ей даже показалось, что она вернула себе преимущество:

– Любовники? И вы, мой брат, осмеливаетесь меня обвинять? Я вам запрещаю сомневаться в моей добродетели!

Он осторожно уклонился:

– Я просто повторяю слухи, ходящие по парижским улицам… Не подавайте повод для клеветы, и на ваш счет не будут злословить. Решительно, вы пали даже ниже, чем я полагал, и хуже всего то, что вы не видите, куда вас ведет ваше поведение. Если б вы хоть думали только о развлечениях, но нет, вы встреваете в государственные дела, смещаете и назначаете министров! Тюрго, этого порядочного человека, вы с легкостью изгнали из-за этого жирного борова Гина! Вы истощаете казну, вы переиначиваете решения Королевского совета, министры уже не знают, как им действовать. Вы, как дура, непременно должны влезть во все! Какая нужда вам, королеве, поддерживать этих мятежников? Они провозгласили республику! Ну и оставьте их в покое с их громоотводами[36].

Под этой лавиной слов Мария-Антуанетта постепенно теряла уверенность и почувствовала, что близится ее полное поражение.

– Довольно! Довольно! – крикнула она, зажимая ладонями уши.

– Я не замолчу, пока вы не услышите всего, что я имею вам сказать. Нет, так не может дальше продолжаться, каждый день вашей беззаботности, вашего неразвитого ума, незаслуженные милости, раздаваемые вами, создают вам новых врагов. Все верные слуги короля испытывают отвращение, скоро в Версале не останется ни души. Я вам предсказываю, что если вы продолжите в том же духе, то очень скоро потеряете вашу репутацию… Но вы меня выслушаете и дадите слово мне подчиниться, не то мне придется поставить императрицу в известность о вашем поведении, а вы без труда вообразите себе, какую боль она испытает, узнав, что одна из ее дочерей снискала такой позор. Я составлю для вас «Наставление»… В нем будут изложены все ваши обязанности, вам останется лишь вдохновляться моими советами и следовать им, и вы снова станете тем, кем не должны были переставать быть: добродетельной и покорной супругой, скромной и уравновешенной королевой, а не пустоголовой особой самого худшего сорта… Но что с вами? Антуан! Антуан!

Не в силах дольше продолжать эту неравную борьбу, Мария-Антуанетта выбрала единственный способ прекратить ее: упасть в обморок. Она поднесла руку ко лбу и опустилась в кресло. Иосиф II бросился к ней:

– Антуан! Что с вами?

– Это ужасно! – простонала она. – О, как мне больно! Скорее! У меня на поясе соли…

Он потянул за золотую цепочку, которую королева носила на поясе; появился футляр, из которого он вынул наполненный летучей щелочью пузырек, который открыл под носом сестры. Испуганный, он неловко суетился вокруг нее:

– Очнитесь, Антуан! Ах, как вы меня напугали! Вам лучше?

Мария-Антуанетта чихнула, но глаза не открыла. Она лежала бледная, с закрытыми глазами, закинув голову, свесив руки. Только судорожно дергавшиеся ноги в туфельках говорили, что она жива.

Охваченный угрызениями совести, Иосиф II покачал головой.

– Бедная малышка! – прошептал он. – Возможно, я был слишком строг с ней, но это послужит ей уроком…

– Он уехал, Габриэль, он уехал!

Мария-Антуанетта протянула руку госпоже де Полиньяк, вошедшей в комнату и принесшей на своих щеках и в глазах золотистую свежесть ясного июньского утра.

– Ах, сердце мое, – сказала она, – какой тяжелый месяц я прожила!

Она прижала к себе подругу так, словно их разлучило много лет назад долгое путешествие в дальние страны. Иосиф II покинул Версаль, отправившись в провинцию, а она тотчас убежала в Трианон.

Две молодые женщины находились в спальне королевы. Из окна была видна искрящаяся под солнцем речка, извивающаяся между лужаек, яркая зелень которых служила как бы оправой клумбам с ирисами, тюльпанами и розами.

Жестом, которым прижимают к груди ребенка, Мария-Антуанеттаа обхватила полный трескотни насекомых парк и свою свежую, словно букет цветов, уютную спальню с утопающей в кружевах кроватью и обтянутой синим мебелью.

– Наконец-то! Я снова могу быть собой. Если бы вы знали, моя милая, как мне необходимо расслабиться! Избави вас бог от испытания, которое пришлось перенести мне.

– Я вам сочувствую от всего сердца, Антуанетта. А думаете, я не страдала?

– Бедная моя душечка! – нежно сказала королева. – Вы видели? Встречи с родней не всегда радостны. Иосиф ведь не плохой человек. Расставаясь со мной, он со слезами на глазах сказал: «Я никогда не буду счастлив, пока не узнаю, что вы счастливы». В душе он