Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

наконец награду за свои усилия. Каждое утро королева спрашивает себя: не беременна ли она? «Я столь сильно хочу, чтобы было именно так, что принимаю до сердечных болей мысли, мелькающие у меня в голове». Ее тошнит, недомогания становятся конкретнее. После совещания врачи выносят вердикт: вне всяких сомнений, королева беременна.

Двор потрясен этой новостью, которую напрасно ждал шесть лет. Месье и граф д’Артуа, надеявшиеся наследовать Людовику XVI, первый сам, второй для своего сына, с трудом скрывают охватившее их разочарование.

Их сторонники отказываются верить, что Людовик XVI оказался способным на подобный подвиг; они вспоминают факты, сопоставляют даты. В ночь на Марди Гра[38], на балу в Опере, королеву видели входящей в ложу герцога де Куаньи, где она пробыла довольно долгое время и вышла с припухшими глазами, вся растрепанная и в сильном возбуждении. Слух передавался из уст в уста и дошел до Версаля. По пути он набрал силу и уверенность. Подозрение превратилось в уверенность, гипотеза обрела подтверждение; продаваемые из-под полы памфлеты обеспечивают ему необходимую рекламу. Очень скоро не остается тех, кто не знал бы, что, по всей вероятности, отцом ребенка, которого носит королева, является герцог де Куаньи.

Как истинный куртизан, герцог находит эту честь, сколь бы лестной она ни была, несколько стеснительной. Король, до которого слух тоже дошел, может рассердиться. Охваченный страхом, первый конюший исчезает из Версаля, и, пока Мария-Антуанетта высмеивает его храбрость, он намеренно выставляет напоказ, демонстративно афиширует связь с одной танцовщицей из Оперы.

Если Мария-Терезия пришла в восторг от новости о беременности дочери, сама Мария-Антуанетта испытывает не меньшее удовлетворение от своего состояния. Ее положение королевы упрочилось. Нося в себе будущее трона, она является предметом самых просвещенных забот, самой изысканной предупредительности. Она, всегда любившая детей до такой степени, что взяла на воспитание маленького крестьянина, который живет в ее апартаментах, теперь с радостью думает, что в скором времени будет нянчиться с дофином, потому что она, разумеется, и мысли не допускает о том, что родится дочь.

Эта мысль заставляет ее послушно исполнять советы Лассона. Никаких экстравагантных выходок, балов, охот и безумных шалостей. Ей дозволены только короткие прогулки, то, что она садится за игорный стол, едва терпимо.

В мае назначен акушер. Разворачивается настоящее сражение за выбор человека, на которого ляжет тяжелая ответственность. Окружение королевы хотело бы, чтобы это был Левре, известный практик. Но в хор рекомендаций вставляет свое слово аббат Вермон. И это слово божьего человека кладет конец амбициям мирян. Акушером станет Вермон, родной брат аббата. Он грубоват и неуклюж на вид, зато превосходный специалист.

Ежедневно после обеда Мария-Антуанетта гуляет по часу, а остальное время занимается в своих покоях рукоделием: вышивает или плетет кошельки. Она умиляется беременным женщинам и родителям многодетных семейств, она приказывает отпустить из тюрем всех бедняков, посаженных туда за то, что не могли оплатить услуги кормилиц своих младенцев.

По мере того, как идут дни, она набирает соответствующий обстоятельствам вес, который считает чрезмерным; поскольку жалуется Вермону на увеличение объема своих бедер и груди, тот с успокаивающей грубостью отвечает:

– Эх, мадам, на что вы жалуетесь? Подумайте о том, что вы от природы пузатая и сисястая.

Тем временем приходит новость, рискующая нарушить гармоничное развитие этой беременности. Баварское дело приобрело неприятный оборот: Фридрих II объявил Австрии войну и вторгся в Богемию. Мария-Терезия взывает о помощи. В ответ на этот призыв Мария-Антуанетта разражается слезами. Испугавшийся король обещает вмешательство Франции, но, поскольку он бессилен в одиночку утишить столь сильную боль, то письмом просит помощи у отдыхающей у родителей госпожи де Полиньяк, которая вскакивает в почтовую карету и без остановок мчится к подруге, неся ей утешение своих ласк и поцелуев.

Но австро-прусский конфликт благодаря посредничеству Франции затихает, и мало-помалу Мария-Антуанетта избавляется от своих тревог. 31 июля она впервые чувствует, как ребенок шевелится в ней, и, радостная, прибегает к королю, разговаривающему со своим братом, графом д’Артуа.

– Сир, – говорит она, – я пришла просить у вас правосудия в отношении одного из ваших подданных, который грубо меня оскорбил…

– Кто он? – восклицает возмущенный Людовик XVI. – Назовите его имя, и я отправлю его в Бастилию.

– Не думайте, что я лгу, – продолжает Мария-Антуанетта, – но он оказался настолько дерзким, что нанес мне несколько ударов ногой в живот… это ваш ребенок!..

Пока Людовик XVI выражает свою радость, хлопая себя по ляжкам, Артуа, усмехнувшись, шутливо замечает:

– В таком случае он может и моему брату дать пинка по заднице.

4 августа о беременности королевы объявлено официально. В церквях служат Te Deum, архиепископ Парижский приказывает совершать публичные молебны. От имени короля и королевы беднякам раздают двести тысяч ливров.

По мере приближения срока король оказывает все больше забот и внимания жене, которая, напуганная своими размерами, начинает утверждать, что в ней шевелятся не один, а два ребенка. По десять раз на дню он ходит из своих покоев в покои королевы, донимает расспросами врачей и акушера и, поскольку опасается, что Мария-Антуанетта скучает, поступает вопреки своим вкусам и устраивает для нее бал-маскарад, на котором она будет присутствовать только в качестве зрительницы. В результате в один из декабрьских вечеров королева получает нежданное удовольствие полюбоваться на шестидесятисемилетнего господина де Морепа в образе Купидона, госпожу де Морепа в образе Венеры, а господина де Верженна с глобусом на голове, картой Америки на груди и картой Англии на спине, в то время как старая маршальша де Мирпуа нарядилась Авророй и другие участники в том же духе.

Наконец, 20 декабря 1778 года, вскоре после полуночи, у Марии-Антуанетты начинаются первые схватки. В три часа госпожа де Шиме бежит за королем, а госпожа де Ламбаль приказывает известить принцев и принцесс крови. Королевская фамилия собирается в комнате будущей матери, где уже находятся придворные дамы и госпожа де Полиньяк, поскольку, в соответствии с традицией, королева Франции рожает на публике, и толпа куртизанов заполняет покои государыни.

В восемь часов начинаются сильные схватки. Толпа в комнате настолько плотная, что едва можно шевельнуться. Люди толкаются, задыхаются. Два савойских дворянина, в стремлении ничего не упустить из редкого бесплатного зрелища, кое являет собой лежащая на кровати возле камина королева, вспомнив свои привычки горцев, забираются на мебель.

В половине двенадцатого рождается ребенок. Это девочка. Едва она появляется на свет, Мария-Антуанетта литшается чувств.

– Воздуху! Горячей воды! – кричит акушер. – Необходимо пустить кровь из ноги.

Людовик XVI резко распахивает законопаченные окна. Но тазика с горячей водой все нет. Вермон режет насухую, кровь брызжет, королева открывает глаза. Она спасена!

Она спасена, но