Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

это то, что мы понимаем, как делать. — Он тщательно подбирал слова. — Однако не думаю, что это лучшее решение с точки зрения эффективности и, возможно, экономической эффективности. Как бы мы все ни ненавидели Чарис, ни один из доступных в настоящее время видов наземного транспорта не может конкурировать с эффективностью и масштабами водного транспорта. Или, по крайней мере, так было до самого недавнего времени.

— Ты думаешь об этих… «паровых автомотивах», не так ли? — кисло заметил Трейхэс.

— Конечно, — признал Гарнет. Что он действительно хотел бы предложить, так это то, что им нужно было нанять кого-нибудь из чарисийских экспертов, которые действительно разбирались в новых производственных процессах. Это, к сожалению, зашло бы слишком далеко. Как заметил Трейхэс, это было не то, о чем думал джентльмен. Подразумеваемый вывод, однако, заключался в том, что любой, кто действительно думал об этом, не был джентльменом, и последнее, что в мире был готов созерцать Марис IV, — это своего рода анархия, столь отвратительно демонстрируемая в Чарисе.

Что оставило автомотивы своего рода промежуточным шагом.

Возможно.

— Мне не нравится эта мысль. — Тон императора был намного более кислым, чем у его первого советника, но, по крайней мере, он не соответствовал взрыву возмущения, который вызвала бы идея вербовки чарисийских советников. — Это открывает дверь для Кэйлеба, Шарлиэн и всех этих других проклятых Шан-вей чарисийских идей!

— Понимаю это, сир, — сказал Гарнет, — и не делаю это предложение легкомысленно. Но вы поручили мне приобрести возможности, соответствующие производственным возможностям Сиддармарка и Чариса, и боюсь, что это означает принятие по крайней мере некоторых их инноваций.

— Гильдии будут кричать о кровавом убийстве, — вставил Перлман.

— Они уже кричат о кровавом убийстве, — отметил Трейхэс, неохотно поддерживая своего племянника.

— Да, это так, — согласился Гарнет, — и неудивительно! Если бы мы приняли чарисийскую модель в ее нынешнем виде, это уничтожило бы их. Вот почему я подчеркнул, насколько важно вовлечь их в этот процесс. Очевидно, мы должны найти свой собственный путь, и я бы никогда не предложил просто прыгнуть в выгребную яму вместе с Кэйлебом и Шарлиэн, сир. Но что бы мы ни думали об их методах, нам нужны хотя бы некоторые из их инструментов.

Марис нахмурился еще немного, но затем кивнул, хотя и неохотно.

Его дядя Алвин, отец Гарнета и Харлесса, умер во время катастрофы в Киплинджирском лесу, уничтожившей цвет имперской деснейрской армии. Если во всей империи и было два человека, которые ненавидели и Сиддармарк, и Чарис больше, чем они, Марис никогда их не встречал, и он знал, как сильно они оба ненавидели все, что имело привкус Церкви Чариса или чарисийских взглядов в целом.

Несмотря на смерть своего отца, оба сына сэра Алвина Гарнета были частью фракции, призывавшей деснейрцев… отказаться от джихада после Киплинджира, но не потому, что они не хотели мести. Они настаивали на такой политике, потому что понимали — как и сам Марис, — что, как только Церковь будет побеждена, Сиддармарк сможет свободно направить свою армию нового образца против своих традиционных врагов-деснейрцев. Только вмешательство Матери-Церкви спасло Деснейр после предпоследней войны между ним и республикой. С поражением Церкви действия Сиддармарка было бы невозможно остановить, и последствия вторжения новой модели были бы, по меньшей мере, ужасными. Так что, очевидно, пришло время использовать ресурсы Деснейра и восстановить как можно более мощную оборонительную армию в надежде, что лорд-протектор Грейгор решит, что он потерял достаточно жизней, и откажется тратить их еще больше на войну мести.

Стратегия сработала. Или, по крайней мере, Сиддармарк не вторгся в Деснейр после военного краха Церкви, хотя причины этого были спорными. Что не вызывало сомнений, так это то, что Деснейр и его бедный сосед Делфирак даже не были приглашены за стол переговоров, где был прекращен джихад. Технически, оба они все еще находились в состоянии войны с Чарисийской империей, хотя никто с обеих сторон не был достаточно груб, чтобы заявлять об этом. Признание великого герцогства Силкия суверенным королевством, никому не платящим дань, было еще одной рыбьей костью, которую упиралась в зобу Мариса, но то, что победители просто игнорировали его, приводило в гораздо большее бешенство.

И это поставило Деснейр — и Делфирак — в незавидное положение с точки зрения новых производственных технологий. Они находились за пределами опрятной, удобной системы Чарис-Сиддармарк, и никто внутри нее не был заинтересован в том, чтобы пригласить их в компанию. Мать-Церковь тоже не особо стремилась прийти на помощь империи. В свои лучшие моменты, которых у него было не так много, Марис признавал, что эффективное дезертирство Деснейра из джихада в момент наибольшей нужды Матери-Церкви сделало это практически неизбежным. У Робейра II было более чем достаточно ящеров, преследующих его собственные сани, и он явно испытывал большее чувство долга перед теми, кто не отказался от джихада, такими как два миллиона человек из могущественного воинства Божьего и архангелов, брошенных на землях Храма, чем перед кем-либо в Деснейре.

Однако понимание причин не сделало Мариса ни на йоту счастливее от их последствий. И он не собирался забывать о своем долге перед Чарисом. Но если он намеревался взыскать этот долг, ему нужны были военные средства, чтобы противостоять Чарису и его союзникам, а это означало, что ему нужно было значительно увеличить мощность своих собственных заводов и приобрести такое же оружие новой модели.

И он должен был сделать это, не подрывая авторитета короны и не позволяя людям низкого происхождения заменить людей крови, которые сделали Деснейр тем, чем он был.

— Симин прав, сир, — сказал Харлесс, наконец заговорив. Марис взглянул на него, и герцог пожал плечами. — Мы не единственные, кто пытается улучшить наши производственные возможности, сир, — отметил он. — Хорошая новость в том, что у Сиддармарка большие неприятности.