Твоя смерть тебя спасет - Лена Валевская

на тебя лично, — обрадовалась колдунья. — А если так?

И она опять взмахнула рукой. Я напряглась, но не происходило ровным счетом ничего. Благословение помогло? Или?..

Торжествующая ухмылка Моревны породила подозрение, что ее очередная каверза увенчалась успехом. Вот только какая? Что натворила злодейка на этот раз?

Я вцепилась в древесные прутья клетки, вглядываясь во врагиню.

— Хотела уже от тебя избавиться, за то, что помяла мне платье, — произнесла она с издевкой. — Но, пожалуй, сохраню тебе жизнь. Пригодишься. Никуда ты теперь не денешься. Посидишь в клети до моего возвращения.

И тут поднялся ветер, раскачал исполинские деревья, как в тот, первый раз, когда Кощей нагнал нас с Иваном-царевичем на этой же опушке. Он совсем рядом!

— Кощеюшка! — тут же заорала я, позабыв на миг, что смерть его так и осталась в руках Моревны. — Сюда! Я здесь!

— Зови, зови, — рассмеялась Моревна, сверху вниз проводя руками по телу. Цвет платья ведьмы из кроваво-черного переплавился в белый, по вороту и подолу зазмеились красные узоры. Точь-в-точь как на моем. Теперь мы сделались совсем не отличимы. — Не услышит он и не увидит. Сквозь мой морок только очень могущественные чародеи да боги видеть могут, куда уж Чернобогу с его запертой силой. Ты для него всего лишь одно из деревьев в этом лесу, а голос — шелест веточек на ветру.

Так вот что она сотворила! Набросила на клетку и меня иллюзию, спрятав от глаз любимого! Прутья под моим отчаянным напором затрещали, но не поддались.

— Все равно у тебя ничего не выйдет! — прохрипела я с яростью. — Моя Смерть меня спасет!

— Как же спасет, если не узнает о тебе? — искренне удивилась Моревна и подняла правую руку, для наглядности пошевелив пальцами. На безымянном блеснуло знакомое кольцо.

Что? Как? Я вскинула собственную руку, но привычного серебристого ободка на пальце не оказалось. В пылу драки не я у Моревны стащила волшебный наконечник, а она у меня — заветное колечко.

А к нам из глубины леса вылетел на вороном коне Кощей в развевающемся плаще и в полном боевом облачении.

Дежавю. Вот только Иван на этот раз лежал без дыхания, а Марья, бросившаяся на шею к "спасителю", была совсем не той.

А дальше всё происходило, как в страшном сне. Как в самом кошмарном кошмаре. Мой Кощей, мой самый любимый мужчина во всех мирах, обнимал другую. И даже не подозревал, что опять перепутал одну Марью с другой.

Кощей. Кощеюшка. Смерть моя драгоценная… Посмотри же на нее повнимательнее. Увидь, разгляди, догадайся.

Я в бессилии кидалась на прочную стенку клетки, но меня не замечали.

Я кричала, срывая голос, до саднящей боли в горле, но меня не слышали.

Кощей смотрел только на нее.

Дарён с недоумением рассматривал убитого царевича.

И только Моревна, прижимаясь к чужому возлюбленному, скосила в мою сторону хитрющие глаза.

Когда Кощей подсадил подменную Марью на Дарена и они втроем покинули проклятый лес, я осела на сырую землю и горько заплакала.

Глава двадцать пятая. Орел, Коршун и Сокол

Время — бесконечная и равнодушная река. Несет она свои прозрачные воды, и незримое ее течение угадывается и исчисляется лишь ударами сердца. Сколько их было, этих ударов? Кажется, бессчетное количество. Целую вечность я сижу в этой клетке, такая же невидимая для всего мира, как и омывающие меня неспешные волны времени. Если забудет про меня Моревна, не придет, так и помру здесь, никем не замеченная, не найденная, словно уже стала бестелесной и безгласной неприкаянной душой.

Сначала я, конечно, пыталась выбраться из западни. Наплакавшись и взяв, наконец, себя в руки, пробовала сломать или расшатать прутья клетки. Однако крепкие и, должно быть, укрепленные магией переплетенные коренья не желали противиться воле злой колдуньи, заточившей меня в этом древнем лесу.

Потом просто сидела, обхватив себя руками.

И размышляла.

И боялась — но не за себя. За Кощея моего возлюбленного. Его смерть Моревна унесла с собой, в замок повелителя стужи. Применит ли ее по назначению? Или исполнит свое новое намерение — станет женой Чернобога, властителя мира мертвых?

Представилось, как он целует ее вместо меня, и на душе сделалось тягостно и больно. Но нет, не станет он этого делать. Поцелуй повелителя Нави приносит смерть. И Кощей ни за что не будет рисковать своей Марьей. Пусть эта Марья и не та.

Повелитель Нави…. Не просто сильный некромант, способный вытянуть любую душу из загробного мира. Он сам оттуда, из самой славянской преисподней, ему подчиняются все умершие. Разве могла я даже помыслить о таком? И угораздило же меня влюбиться в самого Чернобога!

Теперь понятны странные намеки Ягини о второй смерти, которая ходит рядом со мной. В самом прямом смысле ходит. И смотрит своими черными холодными глазами. А я, наивная, думала, она речь о его угрозах вела.

"Быть может, твоя смерть и сумеет тебя сберечь…", — произнесла в тот день, понадеялась хранительница Навьего перекрестка. Эх, Яга, не получилось у нас. Теперь другую беречь будет. А коли не обманется, прознает, кто теперь перед ним, так и сам в опасности окажется.

Иными теперь виделись и его фразы из начала нашего знакомства. Пугающие, но не понятые мною до конца. Страшное обещание, что даже смерть мне не поможет и не спасет… Он и не собирался. Тогда — не собирался.

Вспомнились загадки Полуденницы, ответом на которые было истинное имя Кощея. Как там звучало? "Среди поля ухаб, не проехать его никак. Всё трёт, всё мнёт и все завёртки рвёт". И вторая: 'На что глядят — да не видят, про что ведают — да не знают?" Выходит, ответом на обе было одно? Смерть…

Смерть моя. Самая прекрасная. Самая желанная. Но совсем другая смерть притягивала сейчас мой взор, неприглядная и страшная, алыми пятнами обезобразившая еще недавно полного жизни и силушки молодецкой царевича. Жуткое соседство, от которого хотелось реветь в голос и отползти куда подальше.

А вот и любители мертвечины пожаловали. С неба опустились три огромные птицы. И как только разглядели тело зарубленного царевича сквозь плотный шатер зеленых древесных крон? Сели равным треугольником, один у головы, двое в ногах, примерились.

— Кыш! Вон отсюда! — Ударила я ладонями по стенке своей новой тюрьмы. Хоть и понимала — меня не то что какие-то птицы, сама Смерть не смогла разглядеть.

Но птицы вдруг встрепенулись. И повернули головы в мою сторону. Хищным огнем сверкнули глаза. И было это так страшно, что я отшатнулась. А жуткие