Черный торт - Шармейн Уилкерсон

рядом. Но сегодня она позволила себе помечтать, как возвращается на остров.

Что, если бы она смогла побродить по родному городу незамеченной, пройти мимо старой школьной площадки, мимо плавательного клуба, посмотреть на дом, где выросла, – с его белыми оштукатуренными стенами, изрядно поржавевшей железной крышей, цветущим кустом красного гибискуса в углу ограды? Что, если бы она могла задержаться на минуту и сорвать плод саподиллы[30] в соседском саду или лист с карликовой кокосовой пальмы? Или заглянуть на задний двор, где отец обычно играл в домино с приятелями, и постоять у него за спиной – да и просто вновь стать его дочерью, пока его слабохарактерность окончательно не доконает его?

Что, если бы мама была по-прежнему там?

Что, если бы Элинор могла вернуться туда, не объясняя, где она была все эти годы? Тогда да – она вернулась бы, она подбирала бы с земли на заднем дворе стручки тамаринда и сидела бы на бетонных ступеньках террасы, любуясь оранжевыми цветками стрелиции, напоминающими райских птиц. Она научила бы своих детей открывать стручки, отдирать волокна и обмакивать мякоть в чашку с сахаром. Она отвела бы их на берег лагуны, чтобы поплавать в море.

Однако невозможно исчезнуть на пять десятилетий, а потом явиться как ни в чем не бывало. Во всяком случае, если не получится взять с собой всех троих детей, она не поедет на остров. Ведь по прошествии пятидесяти лет Элинор по-прежнему не имела представления, где находится одна из ее дочерей.

Достойный сын

Что подумал бы Байрон, узнай он всю правду о матери?

Элинор обняла сына, и он зашагал по подъездной дорожке к машине. Она проводила его взглядом, ясноглазого и стройного, как отец. Элинор знала: главное достижение ее жизни – это сын, и вообще нет ничего важнее, чем воспитать достойного молодого человека и отправить его в этот мир. Ибо мир нуждается в достойных даже в большей степени, чем в выдающихся, – впрочем, к их числу сын тоже принадлежал.

Но у этого красивого мужчины был недостаток. Упрямство. Например, он бывал непокладистым с Бенни. Сильная привязанность к младшей сестре помешала ему вовремя разглядеть, что она превратилась в молодую женщину. Бенни выросла и начала самоутверждаться, а Байрон противился ее личной эволюции, и, честно признаться, так же поступали и Элинор с Бертом. С годами Байрон стал холоднее относиться к Бенни, хотя та продолжала ходить за ним по пятам, глядя на него щенячьими глазами. В этом Байрон был похож на своего отца. Если он терял над чем-то контроль или переставал что-то понимать, то отдалялся от этого.

Потеряла бы Элинор уважение сына, скажи она ему правду?

Мужу Элинор было известно многое, но не все. Берт годами покрывал жену, поскольку верил, что защищает свою семью, и понимал, что у его любимой отняли судьбу. Но он так и не узнал обо всех ее потерях. Для него осталась тайной история рождения ее первого ребенка. Элинор лгала мужу все эти годы, считая: если хочешь, чтобы человек продолжал любить тебя, нельзя обременять его своими проблемами, нельзя раскрываться перед ним полностью. На самом деле никто не хочет узнать другого человека до конца.

Если, конечно, тот «другой человек» не заявит: «Видишь? Вот она, моя потерявшаяся девочка. Я нашла ее. Я все сделала правильно!»

Обнимая сына, Элинор почувствовала через рубашку стук его сердца: тук-тук-тук. Плоть от плоти… Она подумала о своем первом ребенке, бледненьком плаксивом младенце, затихавшем у ее груди, а потом через шесть недель вырванном у нее из рук. Элинор как будто ощущала сердцебиение той крохи под своей кожей и даже внутри головы.

Байрон развернулся в тупике и, высунув из окна мускулистую смуглую руку, медленно помахал матери. Посмотрите только на эту улыбку! Элинор хотелось побежать за машиной, окликнуть Байрона, позвать его домой, объяснить ему: нет, вырастить его самого и его младшую сестру было не самым важным делом ее жизни! Для нее большее значение имели не те вещи или люди, которые находились рядом с ней, а все то, что она не сумела удержать.

Почему она не порвала бумагу, которую ее заставили подписать в тот день, когда забрали ее крошку? Почему не выскочила из такси, пока ребенок был у нее на руках? Почему она не стучалась во все двери, не ограбила банк, не продала себя, не сделала ничего, чтобы оставить у себя малышку?! Просыпалась ли по ночам ее дочь все эти годы, думая, как и сама Элинор, о бросившей ее матери? Неужели она испытывала такую же острую боль, задавая себе вопрос: «Где моя мама?» – как это бывало с самой Элинор?

За пятьдесят лет времена изменились. В новостях появлялись сообщения о принудительном усыновлении. Показывали седеющих женщин вроде Элинор – с блестящими от слез глазами они обнимали своих родных детей. От правительства требовали извинений. Кто-то даже снял фильм. Элли задумалась о возобновлении поисков дочери, об обращении к властям за помощью. Но она каждый раз сомневалась. Ее дочь, теперь уже женщина средних лет, захотела бы узнать об отце. И дети Берта тоже спросят об этом человеке.

Она пыталась представить себе, что предпочла бы ее дочь. Элинор думала о собственной матери, бросившей ее навсегда. Хотела бы Элинор узнать, что заставило ее так поступить? Вдруг правда ранила бы ее больше, чем тоска? Элинор могла бы рассказать своей первой дочери, что много лет назад встретила красивого парня и поддалась искушению. В наши дни люди привыкли говорить о таких вещах. Но она боялась, что дочь посмотрит ей в глаза и поймет, что она лжет.

Стала бы дочь ненавидеть ее? И если так, то за что больше – за то, что она отказалась от нее, или за то, что все-таки появилась в ее жизни?

И потом, было еще одно немаловажное обстоятельство. Если Элинор Дуглас приедет в Англию, кто-то может установить связь между ней и Ковентиной Браун, урожденной Ковентиной Линкок, о которой сообщалось, что она погибла в железнодорожной катастрофе в 1967 году, и которая ранее пропала без вести в другой стране, будучи под подозрением в совершении убийства. Убийства, оставшегося нераскрытым.

История, выдуманная Элинор для блага ее близких, стала сетью, в которую попалась она сама. И как будто этого было мало, Элинор вдобавок упустила свою младшую дочь. Она позволила Бенни отдалиться от нее с Бертом в то время, когда та, пожалуй, больше всего нуждалась в родителях. Только тогда Элинор