Черный торт - Шармейн Уилкерсон

хорошей матери, а Элинор ею не была.

Она хотела бы сама воспитывать малышку, но, увы, ее вера в свои силы явно вызывала сомнение окружающих. Их представление о ней расходилось с ее собственным. И ведь не поспоришь с тем, что решительность и уверенность далеко не всегда помогают пробиться в этом мире… По сути дела, Элинор не могла утверждать, что с ней и ее ребенком все будет в порядке.

– Значит, у тебя будет лучшее будущее, – сказала Элинор, глядя на свой раздавшийся живот.

Она поклялась себе, что ее дитя никогда не узнает позора.

Ее дитя. Все произошло так быстро. Боль, влага, крики. Потом все закончилось; Элинор произвела на свет создание с длинными пальчиками, маленькой родинкой на бледном лбу и влажными черными прядками. Ребенок трогательно хныкал, и до этой минуты она не подозревала, что можно вот так любить другое человеческое существо.

Она дала дочери имя своей матери и нянчилась с ней шесть недель. При виде ребенка у нее начинали болеть груди, но лишь до того момента, пока розовый, как ракушка, рот младенца накрепко не прилипал к ее соску. Если она не кормила, то, стоя на коленях, скребла полы или стирала, вытирая пот с подбородка краем фартука.

Однажды одна из монахинь велела Элинор надеть ее лучшее платье. Ребенка положили в коляску, потом вместе с матерью посадили в такси и отвезли в офис с желтыми стенами, деревянными картотечными шкафами и плакатами, на которых были изображены товары по уходу за младенцами. Находящаяся там женщина дала Элинор подписать какую-то бумагу и взяла у нее ребенка.

– Нет, подождите, – сказала Элинор. – Можно мне просто…

Стоило женщине с ребенком на руках выйти в коридор, как хныканье перешло в громкий плач, и Элинор тоже расплакалась.

– Ш-ш-ш, перестаньте, – бросила на ходу монахиня. – Ведите себя как леди.

Элинор покинула приют для матерей-одиночек с твердым намерением однажды разыскать своего ребенка, найти способ вернуть его. С того дня, что бы она ни делала, ее не оставляла одна мысль: надо приложить все старания, чтобы суметь самостоятельно позаботиться о малышке. Элинор нашла пансион, получила секретарскую должность, из экономии ходила на работу пешком и, конечно, не по тем улицам, где в витринах вопреки законам вывешивали надпись: «Черным, собакам и ирландцам вход воспрещен».

Элинор питалась консервированной рыбой и фруктами, и ей удалось скопить немного денег. Через несколько месяцев она попыталась найти агентство по усыновлению, забравшее ее ребенка, но оно сменило адрес. Она поехала в приют, умоляя сестер монахинь сообщить ей, куда отправили ее дочь, но они стали угрожать ей полицией, называя ее психически неуравновешенной.

После этого ни одно из благ, встретившихся на пути Элинор, – ни любовь мужчины, ни радость нового материнства, ни погружение в море – до конца не успокоит глубинное течение, возникшее в ее душе и тянущее вниз.

В самые беспокойные ночи Элинор снилось, как она возвращается к дверям приюта для матерей-одиночек и заглядывает в пустую детскую коляску – не появился ли там каким-то чудом ее ребенок?

Миссис Беннет

Годы спустя я узнала, что в разных частях страны были и другие молодые женщины вроде меня – матери, считавшие, что их вынудили отдать своих детей. Но в то время об этом беззаконии не было известно. Я, к примеру, на протяжении многих лет пребывала в неведении, пока не начали появляться сообщения в газетах.

До сих пор помню дни после того, как ее у меня отобрали, и я бродила по улицам, присматриваясь к каждой матери с коляской, силясь увидеть, нет ли там моей крошки, останавливаясь, чтобы похвалить младенца, поворковать над ним, просто взглянуть на него… Сжатые пальчики, крошечный рот, всегда ищущий, всегда голодный. И я, одинокая, всегда ищущая, всегда голодная.

Воссоединение

Элинор привыкла говорить себе, что ее жизнь похожа на один долгий заплыв. «Дыши глубоко и размеренно, делай равномерные гребки». Когда проплываешь сразу несколько миль, мир кажется бесконечным. А вот когда пытаешься остаться невидимым в городе, где есть знакомые тебе люди, то улицы, высотные здания, автобусные линии и магазины сжимаются вокруг тебя наподобие тугой петли, пока не происходит неизбежное.

– Ну, я просто не знала, что и сказать! – вдруг услышала она знакомый голос.

Элинор стояла в очереди перед кассой бакалейного магазина, расположенного около ее офиса. Она взглянула на двух женщин в другой очереди, со смехом наклонившихся друг к другу, и увидела знакомое лицо. Это была Эдвина, соседка по пансиону, где жили они с Элли. Эдвина из тех времен, когда Элинор еще звалась Кови.

Эдвина отлично выглядела, на ее волосах ловко сидела шапочка медсестры. Элинор с трудом удержалась от возгласа. А так хотелось окликнуть ее, броситься к ней, обнять… Они с Элли когда-то хорошо проводили время с Эдвиной и другими девушками. Но все это должно было остаться в прошлом. В любой момент Эдвина могла оглянуться и заметить Элинор. Отвернувшись, Элинор поставила корзинку с продуктами на пол и быстро вышла из магазина.

Уже тогда она начала задумываться о том, чтобы покинуть Британию навсегда. Канада и Соединенные Штаты по-прежнему были открытыми для иммиграции образованных молодых женщин из Вест-Индии. У Элинор сохранился сертификат Элли об окончании школы медсестер, и, в конце концов, Северная Америка входила в планы подруги. Но в Англии оставалась дочь Элинор. И Гиббс. Разве могла она уехать так далеко?

Проходили месяцы, и Элинор вынуждена была признать: даже если ее поиски увенчаются успехом, ей не выдержать сравнения с удочерившей девочку семьей. Между тем, что она сможет дать своему ребенку, и той жизнью, какую обеспечит ему кто-то другой, будет целая пропасть. Она стала уговаривать себя принять горькую реальность, уповая на то, что ее крошке и вправду уготована лучшая доля. Хотя мысль об этом просто убивала Элинор.

Раскрыв зонт, Элинор выскочила под дождь и зашлепала по лужам. Стоял серый промозглый день. Подходя к своему дому, она услышала характерный карибский говор, подняла глаза и увидела небольшую группу парней на той стороне улицы. Они стояли под карнизом здания, пережидая дождь. Удачи, пробормотала она вполголоса. Потом остановилась и посмотрела на них еще раз.

Один из мужчин бросил на нее ответный взгляд. Ошибки быть не могло. Она знала этого человека. Это был Гиббс, и в тот же миг она снова стала прежней Кови. Это тот парень, от которого ей пришлось отказаться, когда отец выдал ее за Коротышку. Это ее любимый, который был предназначен