Современная датская новелла - Карен Бликсен

Если бы я действовал тогда… Многие признали бы, что это необходимо. Что это вклад в дело победы. Живущие словами стали бы говорить о подвиге.

А теперь я убийца. Я действовал после войны. Действовал в то время, когда мой поступок стал преступлением.

Если бы я подождал. Может быть, законы борьбы уничтожили бы Грелля. А может быть, Грелль и я вместе стали бы бороться с вами. Ведь ты и те, кто с тобой, всегда были его врагами.

Но я начал действовать теперь и поэтому поставил себя вне общества. И теперь охотятся за мной.

Это пришло внезапно. Мой поступок не был взвешен. Когда Грелля осудили, он как-то отошел от меня. Я больше о нем не думал. Старался освободиться от всех мыслей о войне. Его не было. Свершилось зло, но его устранили.

Ты говорил — нет. Ты знал, что оно вернется. Пока я радовался свободе, которую мы получили, ты старался защищать эту свободу. И ты проиграл. Вас было слишком мало. А нас, изменивших, много. Свобода снова исчезла. Мы так ей радовались, что не заметили, как это произошло. Теперь остается только ждать. Наше поколение дорого заплатит за то, что мы не сумели охранить свободу от старых авторитетов.

Вы заплатите за это. Я исчезаю. Не для того, чтобы вернуться, как Грелль. Я исчезаю навсегда. Признаю свое поражение и исчезаю.

Если бы только это пошло кому-нибудь на пользу. Тем молодым, которые, как и я, мечтали о мире, где человека будет занимать только одно: любовь к человеку. Лишь бы они поняли, что, пока мы мечтали, нас снова окружили и снова к власти пришли люди, для которых человек — это только цифры и купоны. Они всегда будут разбивать наши мечты, но никогда не смогут победить нас, если мы будем бороться против них.

Может быть, кто-нибудь услышит меня? Я убил человека, но я не чувствую за собой вины. Я сделал все, что мог, и в этом мое поражение. Для убийства сила не нужна, она необходима для борьбы за лучшее будущее человека, против зла, окружающего нас. Эта борьба требует от нас всего. Величайшая победа — уничтожить зло, не потеряв веры в человека.

Но мой поступок был актом мести. Я мстил Греллю за то, что он под личиной друга проник к нашим братьям, завоевал их доверие и убил их. Мстил Греллю, который за доверие отплатил смертью. Мстил человеку, который открыто сказал, что он сделает это снова, если ему снова придется воевать.

Мой поступок объяснялся страхом. Страхом перед тем, что Грелль и иже с ним вскоре смогут все повторить сначала.

Итак, вам не придется вести с ним борьбу. Когда-то эта мысль придавала мне силы. Но теперь я знаю, что вы предпочли бы встретиться с Греллем, а не с теми, кто следует за ним. Грелля вы знали. За знакомство с теми другими вы заплатите жизнью.

И в этом тоже мое поражение. Мой поступок означал победу тех, кто стремится уничтожить вас.

Друг! Все потеряно. Если бы только время смогло разорвать то покрывало лжи, которое было возложено на могилы. Тогда мы промолчали. А теперь мы сами стали жертвами того обмана, которому мы своим молчанием дали возможность совершиться.

Мертвый Грелль ничего для меня более не значит. Но я боюсь тех, кто встанет на его место. Против них я уже ничего не смогу сделать…

IV

Он вдруг вспомнил о мальчиках в школе. Отложил карандаш. Мальчики. Они тоже все узнают, и кто из них поймет? Они ничего не понимали. Не понимали, что однажды могут встретить такого, как Грелль. Что перед ними разверзается глубокая бездна и слепой может упасть в нее.

И мать. О ней он не подумал. Она, наверное, что-то заметила по нему. Так и должно быть. Их было только двое. Она его хорошо знала.

Мать старалась забыть Кая. С того дня, как они получили окровавленную рубашку и сообщение, что Кай убит, она старалась забыть. Старалась смотреть в будущее, не подозревая, что оно принесет.

Мать. Там висит ее портрет. Кай однажды принес его сюда.

Вот он, над койкой. Старая фотография, но это лицо матери. Ее живые глаза глядели на него, как бы говоря: смотри, не промочи ноги. Мать никак не хотела примириться с тем, что ее дети выросли. Она всегда говорила с маленьким мальчиком. Это было ее утешением. Он не смеет становиться взрослым.

И вот он здесь. Ее сынок. Бегущий от руки закона, ибо он убил человека. Только мать могла догадаться, где он, но у нее нет сил добраться сюда.

Когда они перебрались в этот летний домик, она радовалась, как школьница, которую вывезли на экскурсию. У мальчиков свое жилище, и они делят его с ней. Когда Кай однажды побежал в лавочку за чаем, она, улыбаясь, сказала Свену:

— Теперь я могу исчезнуть. У вас обоих есть теперь свой угол.

Свен задрожал всем телом. Всего через три недели Кай лежал мертвый с двумя пулями в груди. А рядом с ним Эрик — его лучший друг. Мертвые.

Накануне вечером группа движения Сопротивления была на заводе в Ольхольме. Восемь человек. Среди них Грелль.

Вдруг их окружили. Обе стороны стреляли, но бой был коротким. Каю, Эрику и Греллю удалось бежать. Грелль отставал, но ему помогли.

Наутро Грелль ушел от них. Сказал, что идет прощупать обстановку. Он не вернулся, но пришли его друзья — немцы.

Этот домик, которым они когда-то так гордились, стал последним прибежищем для них обоих. Но Кай боролся. Боролся, пока пули не пробили ему сердце.

Свен был мальчишкой тогда. Он не понимал, как мать могла улыбаться после того, что случилось. Как она могла? Разве она не потеряла самое дорогое?

И только когда принесли рубашку, она перестала улыбаться. Он никогда больше не видел ее улыбки. Когда он утром ушел в школу, она улыбалась. Когда он вернулся, она сидела в углу на стуле, зарывшись лицом в рубашку. У нее было мертвое лицо. Глаза кричали, но слез не было. Пальцы скользили по пятнам крови.

Только мать знала, что произошло в эти короткие часы. Она никогда об этом не говорила.

С того дня мать жила в своем мире, и никто не смел проникнуть в него. Как раз тогда и случился страшный приступ, после которого была потеряна всякая надежда, что она когда-нибудь сможет подняться. Даже этой надежды у нее не осталось.

Только однажды он заглянул в мир матери. Когда газеты сообщили о помиловании Грелля. Свен прочел сообщение в поезде по пути домой. Когда он осознал смысл этого сообщения, он почувствовал, что колеса поезда громыхают где-то в нем. Их ход становился все быстрее и быстрее. Казалось, они хотят разорвать его изнутри.

Он вышел на первой же станции и пошел домой пешком. Шел, не замечая дороги. Все время видел перед собой улыбающегося Грелля, изображенного на первых полосах газет.

Вернувшись домой, он положил газету в передней. Мать это заметила. Обычно он, не снимая пальто, вручал ей газету.

— Можно мне взглянуть? — спросила она. Голос слегка дрожал.

Он дал ей газету. Глаза их встретились, и его взгляд словно сказал ей о том, что произошло. Он вышел. Лучше, если мать останется с этим одна.

В тот день он начал поиски. Как бездомный, бродил по улицам, ища улыбающееся лицо. Он не знал, как поступить, когда встретит Грелля. Ему нужно было только его встретить. Очутиться с ним лицом к лицу.

— Вот я пережила и это, — сказала мать, когда он поздно вечером вернулся домой. — Это произошло быстрее, чем я ожидала.

Больше она ничего не сказала. Но в тот вечер он как бы лишился матери.

Он снова взглянул на фотографию. Непостижимо, как много включает в себя человек.

— Теперь ты теряешь меня, мама, — произнес он. Быстрым движением отложил фотографию в сторону. Он испугался. Испугался своего голоса, нарушившего тишину. Испугался себя самого, боялся, что не совершит задуманного.

V

…Слушай, Эгон. Помнишь, как мы, мальчишки, радовались окончанию войны? Нас заражало общее настроение. Мы кричали «ура» нашим. Смотрели на них с восторгом. И выкрикивали ругательства в адрес не наших. Проклинали их, отворачивались от них. Все были охвачены одним чувством в те дни, жили только чувством.

Но кое-кто трезво оценивал обстановку. Эти трезвые завершали свое дело.

Именно они, немногие, совершали предательство. Когда-то они отреклись от наших братьев и их борьбы. Они были жестоки и карали борющихся смертью.

А сегодня эти люди стали нашими лидерами. Они выиграли окончательную победу, отрекшись от своих прежних позиций. Они прикрыли мертвых покровом лжи, выступая со словами горячей признательности павшим.

А мы были опьянены торжеством победы. Мы ничего не видели, ничего не слышали. Мы так радовались, что не замечали ничего вокруг.

Какое предательство! Какая страшная действительность — те, для кого война была рынком торговли, стали наследниками победы, за которую бились Кай и Эрик.

Поэтому-то и должно было случиться то, что случилось. Грелля и его сообщников нужно было освободить как можно скорее, чтобы круг замкнулся. Тем, кто боролся против наших братьев, нужно было снова объединиться. Они действовали различным оружием, но цель у них была одна.